– Мамочек здесь не заведено. Впереди тяжелое восхождение, слабаки нам не нужны… – в палатке повисло тяжелое молчание. Звякнула крышка котелка, Дятлов взорвался:

– Хватит жечь дрова впустую! Выпили чай, и будет. Палатку надо отапливать, иначе утром вы превратитесь в лед… – на ночь в печурке оставили слабый огонек. Маша долго не могла заснуть:

– Все устали, – уговаривала себя девушка, – поход идет тяжело, погода ненастная. Утром выглянет солнце, все наладится… – она проснулась от всхлипываний неподалеку. Пошевелившись под ватниками, Маша обняла Люду Дубинину:

– Ты что, милая? Тебя обидел кто-то из мальчиков… – Маша подумала, что, кроме Золотарева, все парни в походе подобрались отличные:

– Они никогда себе не позволят такого. Они комсомольцы, советские ребята. Но и Золотарев говорил, что он член партии… – теплые слезы упали ей на руку, Люда помотала головой:

– Нет, просто… – подруга запнулась, – тоскливо как-то… – Маша и сама чувствовала тоску:

– Все из-за погоды и усталости, – уверила она Люду, – завтра новый день. Спи, пожалуйста… – холод заползал под ватники, кусал ноги в шерстяных носках, засунутые в рюкзак. Она заставила себя закрыть глаза:

– Утром будет лучше, – напомнила себе Маша, – сейчас надо спать… – задремывая, она ощутила сзади движение. Зашуршала телогрейка, Маша почувствовала крепкую руку на плече:

– Тихо, тихо… – зашептали ей в ухо, – я сам все сделаю, лежи, не двигайся… – рука гладила ее грудь, забиралась под свитер:

– Это Золотарев, – Маша сжала зубы, – он сюда с какой-то палкой явился… – палка уперлась Маше ниже спины, – но кричать нельзя, ребята испугаются. Он, наверное, все делает во сне. Он себя не помнит в такое время… – приемная сестра иногда тоже ходила во сне. Замечая ночью свет в детской, Маша заставала Марту в пижаме, устроившейся за столом. Девочка быстро писала, склонив рыжую, коротко стриженую голову. Вздыхая, Маша отводила сестру в постель. Марта покорно укладывалась, что-то бормоча. Маша прислушивалась:

– Английский язык. Вообще она бойко говорит, словно это ее родная речь… – языки, как и математика, сестре давались легко:

– Английский она сразу подхватила, словно слышала его в раннем детстве. Ее родители точно были иностранцами… – проснувшись, Марта ничего не помнила. Маша решила не упоминать о таком матери:

– Она забеспокоится, поведет Марту по врачам… – сестра не любила докторов:

– После катастрофы на полигоне, – поняла Маша, – она еле выжила, долго лежала в больнице. Марта ребенок, не надо ее волновать… – из статьи в энциклопедии Маша узнала, что хождение во сне, обычное дело у детей:

– Она вырастет, все пройдет, – улыбнулась Маша, – она не понимает, что делает, что пишет… – листы бумаги, испещренные вязью формул, девушка выбрасывала. Она была уверена, что сестра сама не разбирается в закорючках:

– Она царапает все, что придет ей в голову. Надо вернуть Золотарева на место, только мягко… – Маша ничего не успела сделать. Тишину разорвал отчаянный крик Люды Дубининой:

– Не трогай меня, мерзавец, убери руки… – у входа кто-то вскочил на ноги:

– Голова, – жалобно застонал парень, – голова словно в огне. Мы умрем, надо немедленно бежать немедленно… – брезент палатки затрещал, ребята, как были, раздетыми, ринулись наружу:

– Лавина, наверху лавина, – заорали у входа, – надо спасаться, спускаться в лес… – Маша пиналась и царапалась, пытаясь вырваться из сильных рук Золотарева:

– Пусти меня, пусти… – палатка задрожала под напором снега, брезент рухнул рядом с девушкой. Кувыркаясь на жестком насте, Маша и Золотарев покатились вниз.

В суматохе Саша Гурвич не потерял бельгийский браунинг.

Выскочив на склон одним из первых, он озирался, не обращая внимания на полуголых товарищей, бегущих вниз в носках и свитерах:

– Они замерзнут или погибнут от травм… – равнодушно подумал Саша, – как и было запланировано товарищем Котовым… – пушка на высоте 880 сделала залп в точно назначенное время. Палатка оказалась прямо на пути лавины. По уверению наставника, милиция, расследуя дело, не обратила бы внимания на осколки выпущенного снаряда:

– Математики все рассчитали, – наставительно заметил Котов, – на высоту попросту никто не полезет… – Саша едва успел отскочить от потока снега, несущегося по камням. Его фонарик не разбился. Поводив ярким лучом, он увидел что-то темное, сгорбленное, наклонившееся над лежащей без чувств девушкой. Дернувшись вперед, Саша замер:

– Это не Маша, а Люда. У нее тоже светлые волосы, но у Маши они белокурые… – от скалы доносилось ворчание, слабые стоны. Из долины Саша услышал крик Дятлова:

– Сюда, все сюда! Сбор под кедром, надо построить настил для раненых… – Саша не хотел приближаться к скале:

– Дубининой не помочь, да я и не должен ей помогать. Интересно, откуда здесь взялись волки? Но какая разница, мне надо найти Машу… – брезент палатки осел под рухнувшим снегом. Саша рванулся с места:

– Проклятый Золотарев, я видел, как он смотрит на Машу… – ему надо было догнать катящихся людей. Торопясь по склону, Саша нащупал браунинг в кармане ватных брюк:

– Мне наплевать, что он коллега, что он старше меня. Если он хоть пальцем тронет девушку, я его пристрелю… – Саша мимолетно вспомнил, о запрете на стрельбу:

– Никто не станет разбираться, – успокоил он себя, – я забросаю его тело снегом. Пока сюда доберутся спасатели, труп занесет метелью, а весной за него примутся волки… – в кромешной тьме пронеслась черная тень. Саша услышал тяжелое дыхание, завоняло псиной:

– Точно, волк. Он поживился Дубининой, но к Маше я его не подпущу… – он хотел первым добраться до Золотарева:

– Волка я отгоню выстрелами, животные их боятся… – тень прыгала со скоростью лавины:

– Я не знал, что волки так быстро бегают… – удивился Саша, – может быть, пристрелить его сейчас… – он боялся, что собирающиеся в долине товарищи по походу что-то заподозрят:

– Они почти мертвецы, но нельзя рисковать… – споткнувшись о раскинувшееся на камнях, полузасыпанное снегом тело, Саша едва не растянул ногу:

– Не Золотарев… – череп парня был разбит, – кто-то из ребят… – зная о будущих выстрелах, укладываясь спать, Саша осторожно натянул валенки. Подошвы испачкала свежая кровь. Снизу раздалось рычание, он выругался:

– Кажется, волк успел первым… – это оказался не волк.

В свете фонарика блеснули измазанные кровью, светлые волосы. Ватник Золотарева взрезали ножом, из раны торчали сломанные ребра. До Саши донеслось низкое урчание. Белый луч метнулся по голове, припавшей к зияющей дыре. Темная кровь толчками лилась на снег:

– Это человек, – понял Саша, – то есть не человек. Где Маша, что с ней…

Насколько он видел, труп Золотарева оставался единственным на извилистой тропе, спускающейся в долину. Саша едва успел отклониться от просвистевшей мимо пули. От скалы отскочил кусочек камня, щека юноши заболела:

– Меня задело обломком, но это просто царапина… – когда он включил фонарик, на спине Золотарева никого не было:

– Что бы его не убило, оно сбежало, испугавшись выстрела. Но это был не волк… – Саше не хотелось о таком думать:

– Но кто стрелял? Пистолеты есть только у меня и Золотарева… – полыхнул луч второго фонарика. В беспощадном свете Саша увидел знакомое лицо. Он много раз изучал его фотографии:

– Он тогда был моложе, и без бороды, но это он, сомнений нет… – выхватив пистолет, Саша успел выстрелить первым. Мистер Холланд, как звал его товарищ Котов, рухнув на колени, упал на тело Золотарева. Саша беспомощно оглянулся:

– Нельзя, чтобы нас видели. Надеюсь, я его только ранил, я не имел права его убивать… – склонившись над британцем, взяв его руку, юноша с облегчением нашел пульс:

– Надо отыскать Машу, она может замерзнуть, заблудиться в лесу… – Саша напомнил себе, что долг перед страной важнее жизни Маши:

– Я остановил иностранного шпиона, теперь я должен дождаться коллег, из отряда с высоты 880. На рассвете они займутся зачисткой поля операции… – так, иносказательно, выражался товарищ Котов. Саше требовалось удостовериться, что мистер Холланд останется в живых: