– Я и без бинокля все увижу, – заметила Марта, на обсуждении операции, – да и мне некуда его класть. Большая сумка у дамы может вызвать подозрения… – ее личный браунинг лежал в подкладке ридикюля:

– Но в ход я его пускать не собираюсь, – успокоила она собравшихся, – оружие я беру больше для надежности… – сунув руку в сумочку, она провела пальцем по золотой табличке на рукояти. Они понятия не имели, носит ли Эйхман при себе пистолет:

– Такое не исключено, – сказала Марта оперативникам Моссада, – мы не знаем, успел ли он получить новости с севера, от фон Рабе… – при упоминании Максимилиана Коротышка всякий раз недовольно крутил головой, – однако он знает, что за ним идет охота, он будет осторожен…

Одиннадцатое мая выпало пасмурным, туманным. Поднявшись с постели на безопасной квартире рядом с кафе «Гиппопотам», Марта оделась особенно тщательно. По приезду в столицу, она навестила парикмахерскую по соседству с театром «Колон»:

– Сюда ходила мама, – поняла она, сидя в кресле, – и брала меня с собой. Но меня никто не узнает, прошло двадцать лет… – мастера в салоне давно сменились. Марта покинула парикмахерскую с завитыми волосами цвета темного каштана:

– Такой оттенок старит меня, – почти весело сказала она Харелю, – но Эйхману шестой десяток. Он не будет смотреть на молоденьких девушек. Его заинтересует более зрелая дама, то есть я… надев скромное, хлопковое платье и такой же кардиган, Марта щедро намазала губы ярко-красной помадой:

– Платье до колена… – она повертелась перед мутным зеркалом в передней, – а ноги у меня красивые… – Харель беспокоился, что Эйхман узнает Марту:

– Он меня видел три раза в жизни, – вздохнула женщина, – в последний раз шестнадцать лет назад, в сорок четвертом году. Тем более, он, как и другие выжившие наци, наверняка, считает, что я погибла в конце войны, в Берлине…

Подвинув к себе чашку кофе, она взглянула на часы. Согласно данным наружного наблюдения, сеньор Рикардо Клемент, глава отдела на фабрике Мерседес-Бенц, покидал рабочее место в пять вечера:

– Он идет на автобусную остановку, не заглядывает в бары. Он семейный человек, то есть был таким. Старые привычки долго не исчезают… – жена Эйхмана умерла в прошлом году:

– Подружки у него нет, – подытожила Марта, – он живет один. В общем, незнакомка в автобусе придется как нельзя кстати… – щелкнув зажигалкой, она бросила взгляд в сторону музыкального автомата. Светловолосый юноша в черном свитере закрылся газетой. Иосиф Кардозо пришел, вернее приехал на операцию в снятом напрокат старом опеле:

– У него больше багажник, – объяснил юноша, – что для наших целей очень кстати… – машину он припарковал у входа. Марта еще раз сверилась с часами:

– Скоро пять. Автобус останавливается здесь в четверть шестого. Когда Клемент, то есть Эйхман, выйдет с фабрики, я должна сидеть в салоне… – опель Иосифа легко обгонял чадящий городской транспорт. Удостоверившись, что Эйхман сел на автобус, юноша должен был повести машину обратно в Сан-Фернандо:

– Чтобы сообщить тамошней группе о скором появлении гостя. Ребята хорошо подготовлены, у них все получится…

Аккуратно потушив окурок, Марта поднялась. Поймав взгляд Иосифа, она указала глазами на дверь. Мимолетно коснувшись крестика на шее, Марта нажала на медную ручку. Холодный ветер ударил ей в лицо, взметнув волосы. Отворачиваясь от столбов пыли, она застучала каблуками к автобусной остановке.

Иосиф Кардозо еще не видел младшего брата или отчима, но юноша знал, что они вернулись в Буэнос-Айрес. Тетя Марта коротко рассказала ему о случившемся в северных джунглях. Иосиф не сомневался, что на эстансии обретался именно Максимилиан фон Рабе.

Шурша газетой, он одним глазом следил за пока безлюдной автобусной остановкой. Тетя Марта восседала на одинокой скамейке, зажав под мышкой ридикюль. Иосиф искренне надеялся, что дело обойдется без стрельбы:

– Но если Эйхман успел получить весточку от фон Рабе… – по спине пробежал холодок, – он может посчитать тетю Марту подсадной уткой, кем она и является… – судя по обычному поведению Эйхмана, он пока ничего не знал о пожаре на эстансии и бегстве Максимилиана:

– Он может играть, – напоминал себе Иосиф, – как играл проклятый старик, Вебер… – у лавки Вебера торчали крепкие ребята в потрепанных костюмах, жующие американскую жвачку. Даже речи не шло о том, чтобы похитить ювелира и вывезти его в Израиль:

– Иначе все закончится местной тюрьмой для нас… – со значением сказал Коротышка на совещании, – и провалом порученной нам миссии. Мы здесь не затем, чтобы гоняться за тенями. У нас есть четкая цель… – четкая цель должна была появиться в калитке для персонала фабрики через несколько минут.

Рассматривая фото из досье Эйхмана военных лет и нынешние снимки, сделанные наружным наблюдением, они поняли, что нацист нисколько не изменился. Иосиф, единственный из оперативников, пребывая в обличье отца Мендеса, видел Эйхмана вблизи:

– Мерзавец округлился от сытой жизни… – юноша поморщился, – ничего, сегодня он окажется в наших руках… – следуя рекомендациям, полученным от Рауффа, Иосиф познакомился с его аргентинскими приятелями. Кроме Эйхмана, он больше никого не узнал:

– Мы следим за человеком, похожим на Менгеле… – он передернулся, – но это может быть вовсе не Менгеле. Он врач, он мог сделать пластические операции… – через операции могли пройти и здешние дружки Рауффа. Никто из новых знакомцев Иосифа не распространялся о военном прошлом:

– В СС служили миллионы людей, – говорил себе юноша, – сотни тысяч работали в лагерях. Кое-кого судили и казнили после войны, но это капля в море… – он понимал, что имеет дело с людьми, живущими по фальшивым документам:

– То есть теперь по настоящим, – поправил себя Иосиф, – у Эйхмана аргентинское гражданство… – по словам тети Марты, отчим и Шмуэль остановились в хорошей гостинице в центре города:

– С нами они не встретятся по соображениям безопасности, – вздохнула женщина, – они один раз набрали номер, – она положила руку на телефонный аппарат на безопасной квартире, – я им звоню из городских будок. Они в любом случае, заняты и с нами не столкнутся… – Иосифу было жаль погибшего дядю Мишеля, однако юноша невольно подумал о Хане:

– Она вернется из Израиля, чтобы поддержать тетю Лауру. Приехав в Париж, я всегда могу рассчитывать на приятное времяпровождение… – он не сомневался, что Тупица не вылезает из постели Ханы:

– Пай-мальчик сорвался с цепи. Адель, наверняка, ему мало что позволяет, она занята только карьерой. Ничего, я не жадный, от Ханы не убудет… – вспомнив о девушках, он хмыкнул:

– Хорошо, что пиявка отправляется в Западный Берлин. Можно навещать Лондон без риска нарваться на ее унылый взгляд… – Иосиф едва не пропустил шуршание шин городского автобуса. Потрепанный темно-зеленый форд с шипением раскрыл двери, загородив от Иосифа собравшихся на остановке. Отец Мендес пришел в кафе в гражданском костюме:

– У меня есть бинокль… – бросив на столик мелочь, он подхватил холщовую студенческую сумку, – мне нельзя показываться на глаза Эйхману… – когда Иосиф толкнул дверь кафе, автобус отошел от остановки. Юноша замер. Тетя Марта сидела на лавочке.

Оглядевшись по сторонам, перейдя улицу, Иосиф сделал вид, что рассматривает наклеенное на шиферную стенку расписание городского транспорта. Сзади раздался тихий шепот тети Марты:

– Он не вышел с фабрики. Либо вышел, но воспользовался неизвестным нам путем… – насколько они знали, проходная была всего одна:

– Эйхман давно здесь работает, он мог вынырнуть в неприметную дверь… – у Иосифа скрутило живот, – фон Рабе предупредил его о возможной слежке. Он, наверняка, сейчас в бегах… – юноша отозвался:

– Надо звонить Коротышке, пусть отменяет операцию. Эйхмана мы больше не найдем… – зеленые глаза тети Марты были спокойны. Женщина отозвалась:

– Нет. Следующий автобус придет без четверти шесть. Эйхман мог задержаться на работе. Я его дождусь, а ты езжай, предупреди группу захвата… – Иосиф покачал головой: