– Пожар устроил бандит, державший тебя на прицеле. Пробравшись в эстансию, он наткнулся на хозяйственный сарай, где лежали канистры с бензином… – щелкнула зажигалка, Макс закурил, – и воспользовался пустой террасой… – он похлопал племянника по плечу:

– Ничего, милый, все образуется. Ты отлично держался, молодец…

Адольф оглянулся. Над сельвой на аргентинской стороне реки, слоился черный дым. Мальчик вспомнил книгу, прочитанную на рождественских каникулах:

– Над головой небо казалось черным как смоль. Но на горизонте оно не было черным. Его пронизывали багряные лучи, словно растекались струйки крови. Соленый морской ветер нес золу и пепел нам в лицо… – он велел себе успокоиться:

– Дядя Макс прав, ничего страшного не произошло. Дядя Клаус и его отряд найдут новую базу в Парагвае… – черная точка самолета пропала из вида над бесконечным ковром джунглей.

Остатки сгоревшей мебели хрустели под ногами, развалины террасы засыпал пепел. Наклонившись, Марта испачкала пальцы копотью. На расколотом фарфоре скрестились две молнии. Такое клеймо носил парадный белоснежный сервиз на вилле фон Рабе:

– Продукция фабрики в Аллахе, где работали заключенные из Дахау. Генрих занимался расчетами по рентабельности предприятия… – она передернулась:

– Пятнадцать лет прошло, а я все помню. Сервиз, мой крем для рук, плитка в ванных комнатах, минеральная вода, все поступало с заводов, принадлежавших СС. Гиммлер присылал нам рождественские подарки, языческие светильники, тоже из Аллаха, елочные игрушки со свастикой. Нацисты и сюда притащили свою посуду…

Насколько видела Марта, сгоревшая эстансия пустовала. Не успев дойти до берега Параны, они со Шмуэлем наткнулись на неприметную калитку в стене. Из-за трехметровой ограды по джунглям расползалось облако едкого дыма. Марта на всякий случай держала карабин наготове, однако она не ожидала встретить никого на пожарище. Кроме обгоревших трупов собак, они со Шмуэлем больше ничего не обнаружили. Она хорошо помнила рев грузовиков:

– Дороги здесь две, – Марта повернулась к племяннику, – одна ведет на юг, к городу, а вторая к Паране. Скорее всего, они поехали именно туда. Грузовики найдут индейскую переправу. Фон Рабе, если он здесь действительно был, наверное, улетел в Парагвай на какой-нибудь амфибии… – перехватив взгляд Шмуэля, Марта устало вздохнула:

– Милый мой, на чем ты их собираешься преследовать? Не забывай, наша машина стоит на ферме… – несмотря на запах гари вокруг, она щелкнула зажигалкой, – мы с тобой потеряем время, возвращаясь туда. Грузовики мы не нагоним, а самолет тем более…

Шмуэль присел на еще теплые остатки каменных ступеней. Марта раскрыла перед ним портсигар, он поднял покрасневшие от дыма, голубые глаза:

– Но, тетя Марта, если фон Рабе увез папу и дядю Мишеля, где их теперь искать… – Шмуэль подумал, что если отец действительно погиб, то ему самому придется вернуться в Израиль:

– На Иосифа надежды мало, он занят в Моссаде и в армии. В нашей стране нет сирот, но Фрида и Моше еще подростки. Им нельзя оставаться одним, даже в кибуце. Мама искала нас всю войну и нашла, мы не можем бросать семью… – Шмуэль не знал, говорила ли покойная мать кому-то кроме отчима, о случившемся с профессором Кардозо:

– Она могла сказать тете Марте… – зеленые глаза женщины были спокойны, – можно не сомневаться, что она никому ничего не разболтает… – Шмуэль вспомнил, как стоял над телом матери в венском госпитале:

– Папа пришел в себя, увидел ее и разрыдался. Мы плакали, поддерживая друг друга… – в носу защипало, он поморгал:

– Дым в глаза попал, тетя Марта… – у нее были ласковые, материнские руки:

– В Вене она меня тоже утешала, – Шмуэль прижался мокрым лицом к ее куртке, – с ней рядом так хорошо, спокойно… – Марта погладила светловолосую голову юноши:

– Не надо, милый, – шепнула она, – я думаю, что Авраам где-то здесь. Может быть, он не дошел до эстансии и прячется в джунглях, а пожар начался случайно… – Марте очень хотелось в это верить, но судьба похищенного фон Рабе Мишеля пока оставалась непонятной. Она подумала, что никто ничего точно не знает:

– Ювелир Вебер чистил кольцо с синим алмазом, похищенное в Лионе у папы, то есть у погибшей Тео. О камне услышал куратор местного художественного музея, от него сведения случайно попали к Мишелю. У господина Ритберга фон Теттау, подробно описанного Генриком, никакого кольца он не заметил. Но Генрик никогда не встречал Максимилиана. То есть того Максимилиана, которого помню я, или Мишель… – Марта была уверена, что, увидь она так называемого господина Ритберга, она бы точно сказала, кто перед ней:

– Можно сделать сотню пластических операций, но от привычных повадок и жестов они не избавят. Я хорошо помню Макса, даже слишком хорошо… – по словам Тупицы, Адольф, подросток, болтавшийся при господине Ритберге, как две капли воды походил на Ангела Смерти, Отто фон Рабе:

– Это ребенок Эммы от Воронова, – подумала Марта, – мы считали, что он умер. Эмма погибла на руках у Джона, но не успела ему ничего сказать. Нет, господин Ритберг, наверное, все-таки именно Макс… – по описанию Тупицы, финансист походил на всех немцев, вместе взятых:

– Высокий, светловолосый мужчина средних лет, голубоглазый, с военной выправкой… – в Буэнос-Айресе Марта сказала Шмуэлю, что словесный портрет очень неточен:

– Авраам тоже его никогда не видел, – поняла она, – а теперь Ритберг с мальчиком вообще пропал… – подумав о ребенке, Марта вспомнила о дочери Рауффа:

– Клара, но, по словам Шмуэля, так звали и мать нациста. Возраст совпадает, но это ничего не значит… – Марта отогнала от себя подозрения:

– Адель не оставила бы ребенка в руках эсэсовца, она бы пришла в Израиль с девочкой… – достав платок, она вытерла лицо Шмуэля:

– Но Ритберг, если это действительно Максимилиан, мог утащить Мишеля за собой. Один раз он так делал. Картины, хранившиеся в Антарктиде, погибли, но у нацистов остались и другие сокровища… – юноша шмыгнул носом:

– Спасибо, тетя Марта. Но если здесь никого нет… – он помолчал, – то надо послать запрос на экстрадицию Рауффа. Или пусть Моссад его… – ловкая рука закрыла ему рот: «Тише!». Марта указала глазами на почти обвалившуюся пристройку:

– Там есть какая-то дверь, то есть была… – дверь выгорела, оставив после себя обугленную коробку:

– Скорее всего, здесь вход в подвал, – одними губами сказала Марта, – оставайся на месте, подстрахуй меня. Я проверю, что происходит внизу… – нащупав в кармане куртки пистолет, она вытащила мощный фонарик: «Я сейчас». Легко скользнув к двери, Марта шагнула в темноту разрушенной пожаром лестницы.

Окурок самокрутки обжигал кончики забинтованных пальцев на правой руке. Левую, раненую пулей фон Рабе, ему перебинтовали, привесив на холщовую косынку с лиловым штампом. Доктор, делавший перевязку, наставительно сказал:

– Кабальеро, в наших местах надо вести себя осторожно. Люди в сельве бывают страшнее ягуаров… – и в госпитале, и в разговоре с появившимся недавно в больнице местным полицейским, он утверждал, что наткнулся на пристанище банды случайно:

– Я понятия не имел, что они захватили заложника, – хмуро сказал Авраам следователю, – я вообще приехал сюда на охоту… – официально никто из них не был знаком друг с другом.

Он покосился на сидящую рядом сестру Марию Магдалену, как значилась в документах Марта. Женщина рассматривала бежевый линолеум на полу коридора отделения интенсивной терапии больницы Параны.

Авраам вздрогнул. Вынув у него из пальцев окурок, Марта затянулась. Остатки самокрутки полетели в эмалированную урну, рядом с жесткой скамьей:

– Не вини себя, – неслышно сказала Марта, – ты был ранен, ты потерял сознание. Поэтому ты не смог освободить Мишеля. Никто бы не смог на твоем месте. Не вини себя, пожалуйста… – он помотал коротко стриженой, немного обожженной головой:

– Ты бы смогла, Марта… – она хотела что-то сказать, профессор Судаков попросил: