– Тира я тебе не обещаю, но мороженое мы съедим… – на углу переулка припарковали темный форд. Проходя мимо машины, Авраам подумал:

– Из ведомства Коротышки. В ресторане сидело много дипломатов, наверное, их пасут. Надо позаниматься перед отлетом с Иосифом, погонять его по догматам католицизма. Телеграмму Деборе я отправил, уверил ее, что с Аароном все в порядке. Клара с Джованни присмотрят за детьми, а к Песаху я вернусь… – он объяснил Анне, что едет во Францию читать лекции:

– Я только маленькой девочкой была в Париже, – грустно сказала женщина, – папа обещал повезти меня в Италию, но началась война… – Авраам коснулся ее руки:

– Еще поедешь, я уверен… – они шли по бульвару к морю, в форде включили двигатель. Михаэль Леви опустил особую камеру, делавшую ночные снимки:

– Раввинскому суду это не представишь, – холодно подумал он, – никаких доказательств измены у меня нет, но я и не хочу с ней разводиться. Мне нужно прикрытие для работы. Хотя припугнуть ее не мешает, если понадобится… – выехав на бульвар, он повел машину к своей квартире.

На ночных дежурствах во внутренней тюрьме армейской разведки резервисты обычно играли в карты. Они лениво шелестели газетами, обсуждая футбольные матчи, или тянули шоко, взгромоздив ноги на стол. Семейных мужчин, отслуживших в армии, ставили на ночные смены:

– Как будто мало нам бессонницы из-за младенцев, – усмехались парни, – хотя здесь, по сравнению с домом, стоит тишина…

Тюрьма помещалась на окраине Тель-Авива, по дороге к аэропорту Лод. Бывшую британскую военную базу армия заняла после обретения независимости, двенадцать лет назад. Казармы и бараки перестроили, заложив подвальный этаж. Охранники сидели в дежурке, отделявшейся от главного коридора тюрьмы массивной дверью. Комнату оборудовали экранами наблюдения, передававшими изображения из камер. В случае тревоги охранники блокировали доступ в коридор и вызывали подкрепление. Красная телефонная трубка надежно покоилась на месте:

– Второй год я здесь сижу, каждые сборы, – подумал Михаэль, – а нештатных ситуаций пока не случалось… – он смотрел на другую трубку, черную. Второй телефон, с городским номером, они использовали для звонков семьям. Кроме тюремного коридора, прогуляться здесь было негде. Михаэль давно привык к разговорам напарника, тоже капитана в отставке, с женой и маленькой дочкой. Бывший военный пилот, как и Михаэль, покинул армию три года назад:

– Я всегда хотел стать гражданским летчиком, – признался напарник, – но надо было сначала отдать долг стране… – парень, ровесник Михаэля, сидел за штурвалами самолетов «Эль-Аль». Охранники работали посменно. За время милуим, как в Израиле называли сборы резервистов, ребята привыкали к друг другу. Михаэль знал, что напарник познакомился с женой в самолете:

– Она с родителями летела в Израиль, – улыбнулся парень, – из Америки. Это был ее первый визит в страну. Я ее заметил еще в Нью-Йорке, послал записку, через бортпроводницу. Когда самолет сел, я показал ей и ее родителям кокпит, попросил разрешения навестить их в Иерусалиме… – напарник рассмеялся:

– В общем, им пришлось сдавать третий билет… – в Америку Лора, ставшая в Израиле Лиорой, не вернулась. У пилота и его жены была двухлетняя дочка:

– Бабушка с дедушкой теперь здесь проводят каждую зиму, – смешливо сказал парень, – не надышатся на единственную внучку. У них больше нет детей, только моя жена…

Они не говорили о далеком прошлом, но Михаэль знал, что его напарника вывезли в Британию ребенком:

– В тридцать восьмом году, – вздохнул парень, – мне было семь лет. Отца и мать я в последний раз видел на берлинском вокзале… – будущий пилот приехал в Израиль через год после обретения страной независимости:

– Приемная семья у меня была хорошая, – он показал Михаэлю выцветшую фотографию, – пусть и не еврейская. Но в Ньюкасле вообще мало евреев… – парня вырастили в семье рабочего, компании «К и К». Он сунул Михаэлю цветной снимок пухленькой девочки:

– Когда Шира подрастет, мы обязательно повезем ее в Лондон и Ньюкасл. И ты с ребятишками, наверняка, отправишься в Европу, с твоей должностью… – он подтолкнул Михаэля в плечо. Пока речь о повышении не заходила, но Михаэль знал, что и министр, Голда, как ее звали в стране и Коротышка, довольны его работой:

– Меня могут назначить главой всего отдела охраны посольств Израиля, – напоминал он себе, – могут послать в Нью-Йорк, работать в ООН. Мне надо быть очень осторожным… – напарник, позевывая, читал «Йедиот Ахронот». На черно-белых экранах виднелись узкие койки в тюремных камерах. Заключенные спокойно спали:

– Держим мерзавцев на полном государственном обеспечении, – зло подумал Михаэль, – кормим три раза в день, снабжаем сигаретами… – в тюрьме сидели палестинцы, египтяне и сирийцы, проникавшие на территорию страны нелегально, в составе банд:

– Хорошо еще, что мы не даем им свиданий с родней, – Михаэль все смотрел на черный телефон, – впрочем, их родня за границей. Они все равно что мертвы, семьи никогда не узнают об их судьбе… – он боролся с желанием поднять трубку и набрать номер Кирьят Анавим:

– Но с детьми я говорил, а Анна вертела хвостом в Тель-Авиве, кокетничала с дядей Авраамом. Это у нее от безысходности, ей идет четвертый десяток. Никто на нее не клюнет, кроме стариков… – он брезгливо вспомнил ночь, случившуюся год назад:

– У нее отвисла грудь, на ногах выступили вены. Она пока не расползлась, но к сорока годам ее разнесет. Никакого сравнения с ним… – на загорелой, чистой коже Иосифа виднелись выгоревшие на солнце светлые волоски:

– У него мускулы, как у спортсмена, впрочем он и есть спортсмен. Оставь, он редко ночует в кибуце, звонок может вызвать подозрения… – попытавшись узнать городской адрес и телефон Фельдшера, как его звали в Моссаде, бывший капитан Леви натолкнулся на глухую стену:

– Он засекречен, никто не раскроет сведений о том, как его можно найти. Даже я ничего не добился, а мне доверяют… – официально Михаэль считался сотрудником МИДа. Ребята из Моссада не стали бы разговаривать с ним даже приватно. Он перебирал в памяти имена парней, из своего бывшего диверсионного отряда:

– Выжившие ушли в новое подразделение, Сайерет Маткаль. Может быть, найти кого-то из бойцов, расспросить их… – в кибуце ходили слухи, что капитан Кардозо служит именно там. Наедине с Михаэлем Иосиф не распространялся о подробностях своей работы:

– Хотя как их отыщешь, они тоже засекречены. Иосиф больше молчит, или говорит то, что я его прошу сказать… – Михаэль почувствовал тоску, – но ему нравится то, что он делает. Я это вижу, чувствую… – напарник дремал, закрывшись газетой. Отпив остывшего кофе, Михаэль рассеянно потянулся за незнакомой папкой на столе:

– Кого-то нового днем привезли… – открыв серую обложку, он замер. Темные глаза заплыли синяками, но капитан Леви узнал это лицо:

– Он был первым… – сердце часто забилось, – я тогда еще понимал, что происходит. Его зовут Юсуф, Иосиф… – он тронул напарника за плечо:

– Пойду, прогуляюсь… – капитан что-то сонно пробормотал. Послушав тишину тюрьмы, проверив пистолет, Михаэль поднялся. Щелкнул рычажок одного из экранов, изящная рука, с отполированными ногтями, сняла с доски у выхода связку ключей. Михаэль аккуратно открыл дверь:

– Камеры часто выходят из строя, техника новая. Ничего необычного в этом нет… – ночью в тюрьме не выключали свет. Остановившись у железной двери с зарешеченным окошечком, с цифрой «7», он выбрал нужный ключ. Михаэль успел пробежать сведения в папке:

– Он язык, его с женой похитили с египетской авиационной базы. Он женат, как и я, тогда был женат. Его сыну семь лет… – в наскоро напечатанном на машинке листе говорилось, что жену египтянина убили при попытке к бегству. Михаэль видел, что дело шито белыми нитками:

– Ребята развлекались с ней на глазах у мужа, хотели его сломать и преуспели. Мы тоже так делали, то есть не я, а я мои бойцы… – Михаэль смотрел на такие вещи сквозь пальцы: