— Как скажешь, Ван-и…

Девушка пожала плечами и снова с наслаждением улеглась на кровать, позволив себе двухдневный отдых без вылазок на улицу, зато с непрерывным просмотром сериалов на ноутбуке и долгожданного общением со старыми друзьями.

Иногда, во время просмотра какой-нибудь корейской дорамы про забавных детективов или тайского лакорна о высоких чувствах, мысли её невольно уходили в самокопание и размышления о том, как проявили себя ребята из её нынешнего окружения — стоило ли начать хоть кому-то доверять после стольких лет отрешённости от новых знакомств? Было ли правильным закрываться и бояться всех, остерегаться каждого встречного на пути?

Но все приходящие мысли также быстро выметались из её головы — никакого доверия, никаких близких отношений с существами не твоей страны! — сразу кричал здравый смысл, если он ещё таким остался после всех пройденных препятствий.

Хотя бывали случаи, когда просто хотелось взять себя за глотку, подтащить к зеркалу и, взглянув в него, со всей строгостью спросить себя, глядя в глаза отражению: хочешь так жить всегда? Желаешь оставаться нелюдимой, отправляя в далёкое плавание любого, кто в тебе заинтересован? А каково изо дня в день вести себя с другими как ни в чём небывало, но притом незаметно для них вздрагивать от каждого случайного взмаха руки за спиной или оборачиваться в страхе от движения позади? Точно ли сломается жизнь, если хоть единожды попытаться доверить другому существу?

Ведь, чувствовалось — по-настоящему сильно ощущалось, — каким теперь было желание отпустить ситуацию, не следить за всем и всеми самой, кому-то иному позволить контролировать происходящее в её жизни, а кому — уже сознавалось сердцем, пусть никак и не признавалось собственным мозгом.

Это всё, правда, приходило в голову и не один рах, этого поистине сильно хотелось, но… она ещё не готова была задавать себе вопросы такого характера. Это пугало. Это по-своему сводило с ума.

На смену не самым удачным выходным пришёл понедельник, означавший, что в Таиланде россиянка просуществовала уже две недели и в ход пошла третья.

Доминика смотрела на отражение в зеркале ванной невидящим взглядом. Обыкновенная уже процедура: слёзы, под лунным светом лившиеся от страха были смыты, покрасневшие от ночной активности глаза успешно закапаны, синяки, что со временем возвращали себе былой насыщенный оттенок успешно замазаны. Поправившееся после лекарств и помощи Цок-цок лицо накрашено, а лишённое сил тело одето в непримечательный серый оверсайз пуловер и чёрные джинсы.

Мысли о прошедших, казалось, год назад днях пронзили голову только сейчас, когда ничего не отвлекало от желанных раздумий.

«Тот показательный бой… Боже, он с ума меня свёл, а я о нём даже вспомнить за эти дни не удосужилась. Кто мог следить за мной?.. Ну, цели очевидны — изучал. В целом, за это не стоило бы переживать, если бы не одно но… Ни у кого на моей памяти такого жгучего взгляда не было, что на теле так надолго отпечатался бы! Взгляда, от которого браслет даже реакцию дал бы, да такую сильную, что руку будто до сих пор жжёт! Браслет реагирует только на прикосновения. Не Тхирасак ли то был? Ведь, если судить по моим нездоровым — как и сон с психикой — суждениям, то он представляет для меня опасность и мог мою тактику боя узнавать, чтобы потом использовать против меня! Даже то, что, по существу, тактики у меня нет, а действую я интуитивно, продумывая ходы в моменте — уже своеобразная тактика и её можно подстелить под себя! А витамины… Вначале-то они неплохо помогали! Я уже успела подумать, что обошлось, но… но помогали же! Меня даже не травили! Нельзя останавливаться на том, что уже достигнуто, верно? Сейчас смело берём свои прекрасные сиськи в руки, находим в графике работы свободное время и мчимся к медичкам на обследование! Так я больше жить не хочу»

На бо́льшие размышления времени не нашлось. Нашлось необходимым подумать о собственных учениках. При виде этой «строгой русской» с недалёких времён любой становился готовым учиться, — или просто боялся получить за непослушание дозу трупного яда в брюхо, — практиковать изученные приёмы и без колебаний слушаться каждого её указания. Казалось, миссия была выполнена: все послушны и учатся уму разуму как их предки, но остатки здравости не давали расслабляться: всё равно же не отпустят, пусть она хоть весь Таиланд на ноги поднимет и на ручках покрутит. Не поможет, так как есть контракт. И теперь их два.

Утро не запомнилось чем-то особыми, если не считать удивительно притихшего Прасета, что, хоть и раньше не проявлял особого озорства, сейчас выглядел уж совсем таинственным и даже не холодным — морозным, словно снова в Арктике побывал и с неё пример взял. При любом случайном взгляде на Нику он становился по-странному скованным, немногословным и до того уходящим в себя, что страх душил — вернётся ли с облаков на травушку?

Не то чтобы магичка им интересовалась, но всё же не могла оставить эту перемену, не обратив на неё большего, чем до́лжно, внимания, пока сидела за учительским столом и наблюдала за шестиклассниками, пишущими тест по прошедшей программе. Он стал первым, кому Дома смогла довериться больше, чем на двадцать процентов. Сет почти сразу стал тем, кто замечает её проблемы, кто пытается помочь, кто почти сразу перестал пугать её столь же сильно, как его отец или тот же Пхат, в последнее время редко одаривающий младшую своим вниманием.

«Не из-за той ли ситуации он так себя ведёт? Что, насколько совесть загрызла из-за собственной глупости? Надо с ним поговорить, не могу так это оставить, саму псы душевные цапают. Бунси бы поблагодарить ещё, она всё-таки меня не оставила той ночью умирать, а я в воскресенье из дома не выходила, восстанавливалась»

Как бы она ни пыталась мысли в другое русло уводить, всё равно эти гадкие змеи возвращали её к главному переживанию — что с этим дураком Пхантхэ делать? До вечера с ним наедине остаться вряд ли получилось бы, но как-то очень не хотелось видеть его таким неживым, в животе что-то больно сводило от такого исхода. Он ведь, вроде, всегда как лучше хотел, своим будущим подопечным помогать стремился, а тут хандра из-за одной совершённой по глупости неудачи.

— Пи’Сыадам! — Послышался в отголоске сознания скромный детский зов. — Я закончила работу!

Говорила девочка по-тайски, но директор продолжал исправно и своевременно ставить заклинания на все классы, где Галицкая проводила уроки, а потому друг друга ученики и учитель понимали.

— Молодец, Нонг’. Классная руководительница проверит тест и позже скажет тебе оценку, — тепло ответила темничка, и ученица, склонившись в "уае", села на место.

В таком размеренном задумчивом темпе прошло полдня, но, как бы того ни хотелось, не могло всё идти гладко вечно.

Доминика шла на обед, когда в коридоре взглядом натолкнулась на Бунси, что лбом уткнулась в отдалённый угол квадратного коридора близ столовой, нервно кусая губы и грустно глядя в пол. Только завидев девушку, Ника, не давая себе времени на отступление, глубоко вдохнула и осторожно подошла к ней, остановившись чуть поодаль, стараясь не спугнуть своей персоной.

— Бун, у тебя всё хорошо?

На секунду появилось желание прикоснуться к её спине, чтобы хоть как-то поддержать, но ссориться с тайкой на фоне такого пустяка не хотелось, а потому пришлось преждевременно отбросить эту мысль, опустив руку. Нельзя было забывать, что эта девочка также необщительна, как и она сама.

— Что тебе нужно, хиа? — Всхлипнув, возмущённо спросила своим тонким голосом магичка, уверенно выпрямилась и упрямо сделала вид, что всё нормально или, как минимум, не её ума дело.

«Да чего ж сразу обзываться-то? — Невинно удивилась Дома, надув губку. — Я ж просто поговорить…»

— Что у тебя случилось? Ты можешь поделиться, правда, я просто хочу помочь, как ты мне ночью в ту субботу.

— Не твоё дело, нго фаранг, — бросила Цаойингмыд точно от сильной обиды, прижимая к губам согнутый указательный палец. — Не думай, что можешь подходить ко мне, когда решишь и так спокойно заговаривать, будто мы близки. Я помогла тебе, но на этом всё. Ты здесь исключительно учитель, раз тебе даже нет нужды опекаться Пи’Пхатом, так что не лезь ко мне. Подругой я тебе не буду.