— Да при первой же встрече повёл себя слишком… странно. Он мой мозг просканировать хотел, считать воспоминания. Только вот для каких целей он решил сделать это так открыто — не поймёшь. Я знаю про него лишь то, что он сын Советчика Тхирасака, который на год старше меня. Поделись своими знаниями, пожалуйста.

— О-о-о… Он не мочь сделать это с плохой умысел, маи! Наверное, Нонг’ просто хотеть понять, какой ты быть новенькая. Вдруг ты держишь плохое мнение о наша школа? А он её будущий владелец всё-таки, должен оберегать. А если углубляться, то многие старшие их с Нонг’Бунси бояться и почитать, не говоря уже о младших. Но на самый дело по-настоящему бояться они только подругу Нонга’ — она, по секрет сказать, один раз «гарк» сделать и ты уже в космос. Ну, и ещё статус Сета страшаться, хотя сам он добрый и весёлый… — Проговорил полупровидец с некой ностальгией, даже какой-то печалью в голосе, что не могло пройти мимо его собеседницы. — Это всё, что ты хотеть знать об он?

«Ну, отговорка о его желании считать меня, конечно, слабовата, но буду иметь в виду и такой вариант. Если беспрекословно верить словам Корна, что этот пернатый — хороший малый, то я тогда Ван Ибо[1] по паспорту и призванию! Ну не похож он на добряка-весельчака: по виду, либо зазнавшийся говнюк со звездой во лбу, либо такой же больной морально от переизбытка белого мохнатого зверя в жизни, как и я. А может, псих обыкновенный… Не просто же так у него взгляд почти всё время нашего знакомства был такой, словно он три затяжные бессонницы, две долговременные депрессии и алкоголизм пережил за прошедшие полгода! А вот тон Корна, с которым он об этом Сете разглагольствовал, меня заинтересовал… И то, что он вдруг без уважительной приставки его назвал… Что это у них такое произошло, что теперь он так грустит?»

— Хорошо, — оборвав поток собственных мыслей, громко возгласила темничка. — Я знаю их основные масти, но мне также интересно узнать их доп. способности. Хочу иметь хотя бы небольшое представление о том, с кем учиться предстоит, кроме собственных наблюдений.

— Нонг’Прасет являться потусторонник, а Нонг’Бунси призывник. Оба чистые, как и родители.

— Хорошо, спасибо за информацию, Корн-и. Теперь, если ты не против, я поем, а ты сиди и делай вид, что не просто так здесь находишься! Можешь учебники почитать, хотя бы от них что-то умное извлечь. Хотя… знаешь, лучше не делай вид, а действительно будь полезен. Расскажи, например, как по-тайски будет "право-лево", что-то ещё…

— Конечно, Нонг’Сау, — таинственно промурлыкал в ответ Тинн, с неким озорством глядя на магичку исподлобья, пока та хмурилась из-за очередного непонятного прозвища в свою сторону.

***

Время после полуночи стало для Доминики настоящим испытанием. Первым мучительным моментом, истязающим и без того уставший от множественных морально тяжёлых моментов мозг, оказалась бессонница, не позволявшая ей уснуть на протяжении нескольких долгих часов. Кошмаров не было, как и каких-либо мыслей — голова пуста, а сон никак не шёл. Но это, как стало ясно позже, была лишь своеобразная разминка перед настоящим ужасом.

Время перевалило за три часа, когда тело Ники зашлось в лихорадке, кожу окутала волна мороза, глаза стали закатываться назад и высохли настолько, что слезами, тщетно пытающимися улучшить ситуацию, можно было обогатить водные запасы засушливых районов Африки, а голова, по ощущениям, лежала не на мягкой больничной подушке, а на раскалённых грубых камнях. Долгое время её лицо холодную бледность беспрестанно сменяло пылкой краснотой, но девушка по собственной глупости не решалась будить кого-либо, первое время пытаясь бороться со странностями самостоятельно, но в один миг мертвецки белые губы распахнулись от страха, когда тело вдруг перестало трястись и вместо этого окоченело. Все конечности сковало параличом, что ввело её в панику и, наконец, заставило тревожно шептать имя Тиннакорна, подзывая.

По первому же зову Корна, что так и не ушёл после отбоя к себе, в палату, сорвавшись со спальных мест, вбежали растрёпанные и явно помятые от столь внезапного подъёма медички в закрытых белых пижамах. Пройдясь беглым взглядом по телу пациентки, они отметили самые очевидные симптомы и разделились на две группы, где первая занялась более тщательным исследованием мозга Домы, а вторая принялась за ослабление особенно ярких проявлений, пока Тинн нервно кусал пальцы, молча ожидая окончания осмотра. По всему телу девушки бегали чужие пальцы, кто-то коснулся ладонями её висков, кто-то занялся затылочной областью, кто-то приложил по три пальца к обеим сонным артериям на шее.

И вновь голоса стали слышаться, как из под воды: «Нонг’! Нонг’! Ответь, ты слышишь нас?» Она слышала их, слышала хорошо, если не учитывать приглушённости, но теперь не могла произнести и слова, связанная проявившейся неизвестной ранее… болезнью? Губы обсохли и окаменели подобно всему телу, а глаза с замедленным воспроизведением картинки заметались по потолку и чьим-то головам, но не могли остановиться на чём-то одном.

Тинн, — темничка различила его, благодаря росту и яркому цвету волос, — вдруг начал бегать по палате, но бег его не был припадочным — судорожным или сколько-либо беспокойным, — а просто ускоренным. Парень передвигался быстрым шагом, но был явно сосредоточен, что-то поднося и унося; он помогал хрупким магичкам, что, думалось, неслабо испугались от такого положения пациентки.

«И правда… кажется, они сталкиваются с таким даже не раз в полгода», — вдруг пронёсся в голове Доминики её же голос, такой спокойный и лёгкий, будто не его хозяйка сейчас ощущала весь этот кошмар, что не давал покоя стольким существам.

Спустя длительное время, когда Нике, да уже и медичкам, состояние больной всё больше казалось абсолютно безвыходным, в палату на скорости влетела высокая тёмная фигура, которую россиянка видела ещё более размыто, чем всех участников оперативной помощи ранее, ведь самочувствие её ухудшалось с каждой минутой, а лекарки, как бы ни старались, помочь ничем не могли. Силуэт, уже совсем неразличимый во тьме помутневшего сознания, в одно мгновение оказался у койки бездвижной, находящейся на грани обморока и успевшей смириться со своей скорой смертью девушки, отточенным движением взмахнул рукой и прижал ладонь к её темени, грубо сдавив на нём пальцы. В ту же секунду голову Домы пронзило до невыносимого приятным чувством спокойствия, какого-то умиротворения, какое она ощутила впервые за все часы страданий. Ощущение это разлилось с теменной зоны по всему телу, доставив ей необычное удовольствие и лёгкость телу и разуму, от которого захотелось плакать, но сил на слёзы не осталось.

Постепенно Галицкая смогла различить сосредоточенный взгляд неизвестного помощника, что был направлен куда-то выше её глаз, возможно, в районе лба. Она не видела его лица, не определила черт и не запомнила, не уложила в голове его образ, но была безумно благодарна незнакомцу, что так быстро улучшил её самочувствие, успокоил её, расслабил, вывел из состояния обездвижения.

— Спасибо… — выдохнула темничка еле различимым шёпотом, после чего расслабленно закрыла глаза, провалившись в сонное забвение.

[1] Ван Ибо — известный актёр и певец родом из Китая.

Самостоятельно проснувшись в семь утра, Доминика, словно ночью ничего травмирующего организм и не произошло, спокойно поднялась с больничной койки и во время утреннего обхода медперсоналом слезами, мольбами и уверениями в собственном отличном самочувствии добилась у медичек выписки из условной пыточной хотя бы к третьему уроку, так как, с её слов, находиться в ней она более не могла. Об этом вскоре узнал и Пхат, что немедленно сорвался с места с целью сопроводить девушку до нужного кабинета и самолично убедиться в её состоянии. Он появился в дверях палаты, когда Ника уже собирала свои немногочисленные, принесённые за вчерашний день Тиннакорном вещи в рюкзак, отчего испуганно подбежал к ней и вполголоса, чтобы не сильно напугать, возмутился: