Ощущение ватной слабости, сковывающей моё тело, и головокружения вызвало закономерное отторжение. Я дико хотела на воздух, убраться подальше из этого дымного вертепа — пускай даже на вонючие трущобы! К тому же, меня не отпускало ощущение, что проклятый старик просто водит меня за нос и тянет время.

— Может кому-то вроде Сонга ваши россказни под опиатами и кажутся великим откровением, а как по мне — вы просто напускаете туману, для значительности, чтобы тянуть из своих несчастных последователей деньги. Ведь Сонг платил вам, не так ли? Я видела чек, — я едва ворочала языком и, к собственному ужасу — вялому и тупому, словно далёкое эхо настоящей эмоции, — не могла разъяриться достаточно, чтобы разорвать этот дурман.

— Этот чек существовал только для того, чтобы ты смогла найти меня. Чтобы ты узнала имя и пришла. Пришла, чтобы Узнать о том, куда двигаться дальше — ибо именно тебе надлежит остановить Эндрю. Но ты так же нетерпелива, как он. Ты торопишь меня, думая, что время имеет значение. Это не так. Ничто не важно — даже дыхание, — в этот момент я отметила, что дым, окутывающий его лицо, не шевелится вовсе — ни когда он говорил, ни когда дышал. — Если бы ты понимала это как я, твой разум был бы менее затуманен, но туман позволяет тебе воспринимать меня. Так отсутствие Знания сменяется его присутствием.

— Просто… скажите мне, где Сонг. Я найду его, верну украденное… — сонно потребовала я, понимая, что та отчётливость, с которой я видела Чекванапутри раньше, вновь сменяется неприятной дымкой.

— Знание не значит всеведение, — наставительно заметил старик. — К несчастью, Эндрю Сонг хорошо это Знает. Он вошел в текущую воду, и не вышел с другой стороны. Последняя точка, где он был виден для Мироздания — там, где спят корабли, под мостом из скрипа и стона. Дальше его путь для меня Неведом.

Голос индуса звучал всё глуше и глуше, словно отдаляясь. Веки мои отяжелели, и я почувствовала, как подбородок уткнулся в грудь, когда я уронила ставшую совершенно свинцовой голову. Мне нужно было что-то сделать… Обязательно, непременно, необходимо…

В уши ввинтился мерзкий дребезжащий звук, заставив меня вынырнуть из лёгкой полудрёмы, в которую я так неудачно погрузилась. Встрепенувшись, поняла, что звук исторгал звонок, на кнопку которого — оплавленную и смятую, словно детская жвачка, — я давила с такой силой, что, кажется, утопила её в паз насовсем.

Откуда-то изнутри, следом за дребезжанием, раздался шум падающего тела, невнятный вскрик и грузный топот. Затем дверь распахнулась, и на пороге, в клубах мерзко воняющего гнилыми тряпками дыма возник жутко задрипанный мексиканец в рваной и потасканной жилетке, грязных штанах и нелепой тюбетейке с алой кисточкой.

— Эй-эй, чего трезвонить, шма⁈ — на ломаном английском возмущённо закричал он, и я только сейчас поняла, что продолжаю давить на звонок.

Правда, когда я отстранилась, мне пришлось стукнуть по кнопке кулаком, чтобы она отлипла и трезвон прекратился.

В голове было… странно. Одновременно ясно и звонко, и в то же время меня не покидало ощущение, что я подверглась наркотическому воздействию — или, проще говоря, меня накурили.

— Мне… — неуверенно начала было говорить я, но мексиканец бесцеремонно прервал меня:

— Эй, ты или сюда, или туда вали, торчать нельзя! — он активно замахал руками, то ли прогоняя, то ли, напротив, призывая пройти внутрь.

За его спиной я видела дико изгаженный коридор, освещённый одной тусклой лампочкой, но даже в этом скудном освещении в глаза бросалась копоть на стенах, пожелтевшие обои, грязный пол, на котором у дальней стены лежало стонущее тело в каких-то лохмотьях. Из глубины квартиры доносились жуткие болезненные стоны курильщиков опиума, потерявшихся в своих грёзах, и к общей какофонии примешивался резкий пряных запах дешёвого карри. Обычный шалман, коих здесь, в Клоптоне, по десятку на каждый дом.

Словом, место ничем не напоминало то, куда я звонила…

Я машинально опустила взгляд на часы.

Пятнадцать-тридцать три.

…минуту назад?

Не может быть.

Я потрясла рукой и прижала запястье к уху — часики бодро тикали, отсчитывая секунды.

— Ничего не понимаю… Чекванапутри. Он здесь живёт? — спросила я у возмущённого мексиканца.

— Я — Чекванапутри, — для наглядности он даже ткнул себя пальцем в тощую голую грудь, на которой проступали рёбра.

Едва удержавшись от того, чтобы воскликнуть «чёрта с два!», я спросила совсем другое:

— Который час?

— Э? — непонимающе нахмурился мужик. — Сколько час? Пять! Пять доллар!

— Нет, время. Сколько… который сейчас час, — я постучала себя по наручным часам.

— А-а… половина четыре, — он брякнул не глядя — видимо, как раз перед тем, как я вторглась, сверялся с расписанием клиентов.

— Ясно, — буркнула я в ответ, после чего развернулась и направилась по ступеням вниз.

— Ну и пошла к бесам! — в сердцах донеслось мне в спину, после чего я услышала стук закрываемой двери.

Я же, не заметив, как спустилась вниз, пришла в себя уже сидя в машине и с портсигаром в руках. Когда я его успела достать — не помнила.

Но зато отчётливо, в подробностях каждой нелепо-возвышенной фразы, я помнила мой разговор с безумным старикашкой-индусом.

«Последняя точка, где он был виден для Мироздания — там, где спят корабли, под мостом из скрипа и стона…»

Отъезжать далеко я не стала — просто выехала за пределы Клоптона, добралась до стоянки ближайшего магазина и остановилась там. Мне нужно было «переварить» произошедшее и успокоить слегка подрагивающие руки. Во всяком случае, мне казалось, что они дрожали, но, когда я встала на пустующей парковке и взглянула на них — выяснилось, что тремора нет и в помине.

Видимо, и это мне привиделось.

Рассеянно чиркнув колёсиком зажигалки, я уставилась на язычок пламени, едва заметно колыхнувшийся от моего дыхания.

Что это было? Помутнение разума или же наркотическое опьянение? Если первое — во что мне, разумеется, верить совсем не хотелось, — что тогда послужило его причиной? Переутомление? Сон наяву? Или, быть может, я действительно просто успела задремать, зажав дурацкую кнопку звонка…

А если второе — то где и каким образом я успела подхватить достаточную дозу дурманящего вещества? Вонь, стоящая на лестничной площадке, конечно, содержала в себе элементы опиумного дыма, но этого явно было недостаточно, чтобы я хапнула такой «приход». К тому же, ни волосы, ни одежда не пропитались дымом, что было бы неизбежно, окажись я на самом деле в той комнате с подушками и странным стариком-индусом.

Подушечки пальцев обожгло нагретым металлом, и я, дёрнувшись от неожиданности, рывком защёлкнула крышку зажигалки и бросила ту на соседнее сиденье, где уже лежал портсигар — пустой, как выяснилось недавно. Так что в магазин мне всё же надо будет зайти и купить сигарет…

А что, если всё это — плод моего воображения? Пресловутая интуиция, из-за которой отец ещё в детстве прочил мне будущее «следака», настолько точно я умудрялась сделать выводы с минимумом предпосылок.

Да уж. Интуиция, мотивация и авось. Сонг, Чекванапутри, знание о вине, что его гложет — всё это, в совокупности с информацией о его визите в Тибет, вполне могло породить такое яркое озарение.

И ведь, если вдуматься, то даже в этой подсказке, которую я получила от индуса, можно было найти зацепки в реальности — тот самый лодочный сарайчик, о котором говорил Фергюсон, расположенный выше по течению реки, в тридцати милях от города. Добраться туда удобнее всего было именно по воде, а, следовательно, этот «хвост» надлежало искать в порту.

Я очень давно там не была — докеры отстаивали свои территории с яростью бешеных зверей, отстреливая любого «значка», что совался к ним, без суда и следствия. Тем не менее, в моей памяти ещё жива была панорама порта, виденная с другого берега Джеймса — анфилада пяти мостов, примыкающих к складам и техническим помещениям, издалека похожая на рёбра морского чудовища, докам и причалам, часть которых располагалась прямо под основаниями этих самых мостов.