«Долорес, почему ты всегда отказываешься брать платья, что я покупаю тебе?» — драматично вопрошала мать при каждом удобном случае, когда я навещала их с отцом в загородном доме — и приезжала, само собой, в привычной одежде.

Я же до сих пор не знала, как донести до неё, что в моей профессии юбки и платья подспорьем становятся в исключительных случаях, до которых мне доводить не хотелось совершенно. В конце концов, щеголять голыми коленками и светить декольте имеет смысл, когда кожа у тебя чистая и гладкая, без шрамов и изъянов. Этим я похвастать, увы, не могла. Да и потом — ну, где это видано, детектив на каблуках! Курам на смех…

К тому же, когда ты — молодая женщина, двадцати восьми лет от роду, незамужняя, бездетная, да ещё и лезущая в исконно мужскую сферу деятельности — тебе приходится подстраиваться под её условия. Каждый день — прыгать выше головы, стараться быть не просто на равных, но превосходить коллег. Пускай лучше злословят и ненавидят, чем относятся снисходительно.

У своего родного «доджа», привычно обойдя того по кругу, в поисках каких-то повреждений или спущенных колёс, в мокрой грязи я обнаружила следы чужих ног — тяжёлые сапоги с отчётливыми оттисками шестигранных гвоздей, которыми была укреплена подошва. Судя по направлению, неизвестный топтала делал примерно то же, что и я: обошёл мою машину, после чего удалился за будку на ту сторону, которую не было видно из моих окон, и уже оттуда уехал на мотоцикле с коляской — вон и прекрасные свежие следы узких шин.

— Вернулся, паскуда… — с досадливым вздохом заключила я.

«Топталу» я знала достаточно долго — примерно с начала зимы, когда он развил свою деятельность. Сапоги эти, времён второй мировой, носили в вермахте. Из той же поры оказался и мотоцикл — BMW R75, модель «Сахара». Я знала, что он курит кубинские сигары, что размер ноги у него — пятидесятый, а рост самую малость не дотягивает до двух метров.

Увы, несмотря на все это, я никак не могла выяснить, что этому безумному фанатику, притащившему через океан трофейный военный мотоцикл с коляской, нужно от меня. Слежка, которую он организовал за мной, ни во что внятное не перетекла — никаких угроз, предложений или обещаний мне не поступало. И это, если честно, бесило гораздо сильнее, чем любая открытая конфронтация.

Также, меня изрядно настораживало то, что даже Роджерс, по моей просьбе слегка разворошивший департамент дорожной полиции, никак не мог отследить перемещение столь примечательного транспортного средства, хотя, казалось бы, куда уж проще! Песочно-жёлтый мотоцикл военного типа — не чёрный «шеви делюкс», коих на дорогах в последние пять лет стало как грязи. Но каким-то образом ему всё же удавалось остаться незамеченным…

Путь до работы я, несмотря на такую утреннюю «встречу», проделала в благости и спокойствии — просто устала нервничать и вздрагивать в ожидании неизвестного. Не спорю, изрядно коробило то, что меня, детектива-криминалиста, пасут как какую-то малолетку, но иногда я готова была признать и принять собственное бессилие.

В переулке, куда выходила задняя дверь «Пьяной утки» — невесть как затесавшегося на узкие улочки Вашингтона настоящего британского паба, — было пусто. Кроме меня здесь обычно никто не парковался. Мистер Стэнтон, владелец «Утки», квартировал в доме неподалёку, а клиенты оставляли свои машины у тротуара напротив.

Выйдя из «доджа», я бросила взгляд на часы — без четверти десять. Чудно. Есть время заскочить на кухню и ограбить «дядюшку Стэнти» на пару сэндвичей…

Десятью минутами позже я преодолела четыре узких лестничных пролёта и, придерживая тарелку с бутербродами одной рукой, другой вытащила из кармана пальто связку ключей, и отперла стеклянную дверь, над которой в полумраке не слишком-то горделиво висела табличка: «Долорес Вудворт. Частный детектив».

Линда говорила, что стоит сделать эту надпись ярче, стильней, желательно большими золотыми буквами на чёрном поле, но что-то внутри меня восставало против такого решения. Те люди, которым по-настоящему нужна помощь — не поведутся на мишуру. А те, кому важен статус и значимость личности, принимающей их — не придут ко мне. Всё просто.

А ещё у меня банально не было лишних денег на то, чтобы сменить вывеску.

В десять-десять раздался стук каблучков снаружи — достаточно поспешный, к чести Линды будет сказано. За опоздания я выговоры ей не делала никогда, да и не то, чтобы очень часто она этим грешила. Только когда оставалась ночевать у своего ухажёра, который всё никак не решался стать женихом — вот уже два года. Сама же Линда, которой в сентябре должно было исполниться уже двадцать три, последние полгода активно намекала парню, что неплохо бы узаконить отношения… Но этот Майкл оказался тем ещё вёртким ужом и до сих пор успешно избегал кольцевания.

Я в их отношения, само собой, не лезла. По правде, я искренне болела за то, чтобы у девочки в жизни всё сложилось как надо и даже готова была расстаться с ней, если жених настоит на том, чтобы молодая супружница заняла положенную роль домохозяйки… Но идеи суфражизма, почерпнутые девушкой на курсах машинисток, которые она закончила пару лет назад, оставляли ей маловато шансов на счастье.

— Мисс Вудворт, простите-простите-простите, я задержалась! — из приёмной, отделяющей лестничную площадку от моего кабинета, вместе со стуком раздался и звонкий голос Линды.

Спустя секунду в приоткрытую дверь проснулась рука с блюдцем, на котором стояла чашка, и даже от окна, где располагался мой стол, я почувствовала запах кофе. Хитра, чертовка! С подношением явилась, ишь ты.

— Прощаю, — великодушно сказала я. — Заходи.

Линда ловко юркнула внутрь кабинета, и, сияя белозубой улыбкой на фоне глянцево-алой помады, продефилировала ко мне. Судя по тому, что на ней было не то же платье, в котором она была вчера — ночевала она всё-таки дома. Интересно.

— Ваш кофе, мэм, — всё так же широко улыбаясь, девушка поставила блюдце передо мной, а затем сделала шаг назад.

Один шаг. Выжидающий.

Я посмотрела на неё исподлобья, взявшись двумя пальцами за чайное ушко, и слегка подула на горячую, исходящую паром поверхность кофе.

Линда молча переступила с ноги на ногу, продолжая сверлить меня взглядом, а от её улыбки щёки заболели уже у меня.

— Ладно, можно, — закатила я глаза, прерывая эту молчаливую пантомиму, которую моя секретарша разыгрывала всякий раз, когда хотела отпроситься пораньше.

— Спасибо, мэм!

Господи, ещё чуть-чуть — и я ослепну от этого сияния. Красная помада, маникюр в тон. Длинные тёмные волосы завиты и лежат красивыми волнами. Украшения с камушками, лаковый поясок гармонирует с туфлями — и, наверняка, сумочкой…

— Неужели Майкл всё-таки решился? — полюбопытствовала я, отпивая глоток и блаженно зажмурившись — всухомятку умять пару сэндвичей с индейкой было не слишком приятно.

— Да! Он пригласил меня в ресторан, сказал, что у него для меня важная новость! — звонкий голосок Линды взлетел до писка и я слегка повела шеей — чувствительный слух порой доставлял больше неприятностей, чем пользы.

— Что ж, мои поздравления, — искренне улыбнулась я в ответ. — Надеюсь, это будет новость, что тебя порадует.

— Ой, ну само собой, — безмятежно отмахнулась Линда, а затем личико её несколько посмурнело. — А… кстати, видели уже сегодняшний номер «Таймс»?

Эти слова заставили меня слегка напрячься.

— Нет пока. Есть что-то интересное?

Девушка, чуть поколебавшись, вернулась к своему столику в приёмной и принесла оттуда сложенную трубочкой газету, развернула ту и с видимым отвращением протянула мне.

— Полюбуйтесь!

Взгляд мой, скользнув по ярко-цветастой передовице, безошибочно вычленил из мешанины ярких заголовков и пойманных кадров один, который, очевидно, так возмутил Линду.

Моё фото, любоваться которым я, при всё желании, не смогла бы — на снимке мне было лет на десять больше, чем по факту, засвеченные до белизны светлые волосы напоминали воронье гнездо, а синяки под глазами эффектно скрадывали мой родной голубой оттенок радужки. Ещё и рожа была на редкость зверская — судя по всему, я в тот момент или на кого-то собиралась заорать, или уже откричала своё. Верхняя губа некрасиво приподнята, обнажая зубы, резко обозначились мимические морщины… Чудно.