— Рассказывайте, — деловито сказал Калагер, самолично взявших за ручки каталки, и повёз её куда-то вглубь здания.

— Я… — начало было я, но осеклась, прикидывая — каким же образом стоит подать информацию профессору.

— Не торопитесь, детектив, соберитесь с мыслями, — спокойно протянул тот тоном человека, которому принадлежит всё время в этом мире.

— Да здесь особо нечего думать, — тут же отозвалась я, мысленно отругав себя за то, что не продумала речь заранее. — Мальчик пал жертвой одного маньяка, на следы деятельности которого я наткнулась в процессе последнего расследования. Его пытали, вероятно — каким-то образом одурманили. Наркотики, или быть может даже какая-то форма гипноза.

— Очень интересно, — кивнул доктор, после чего внезапно остановился напротив одной из дверей — неотличимой, на мой взгляд, от пяти других, мимо которых мы прошли. — Не были бы вы так любезны?..

— Да, разумеется, — поспешно шагнула вперёд я, открывая перед ним парные створки и сама заходя внутрь, придерживая двери, пока Калагер заводил каталку внутрь.

Попутно я огляделась, с лёгким внутренним содроганием узнавая классическую больничную палату — небольшую, примерно семь квадратных ярдов, с установленным в углу рукомойником, высоким шкафчиком и низким столиком с инструментами. Среди последних, к счастью, колюще-режущих обнаружено не было — по большей части диагностические.

— Итак… — доктор остановился в центре палаты и, отойдя к стене, щёлкнул включателем.

Под потолком вспыхнула яркая лампа, залившая пространство стерильно-холодным белым светом, и меня тут же продрало невольной дрожью. Шагнув назад, я обхватила свои плечи, ощущая неприятный озноб, рождающийся где-то пониже диафрагмы и вновь возвращающий меня к тем жутким ощущениям…

«Хватит!» — резко одёрнула я себя, уставившись на Рэя, которого Калагер в этот момент избавлял от пледа.

— У-у-у, как всё непросто, — протянул он, нахмурившись и цокнув несколько раз языком.

— У меня… не было возможности обработать раны на месте, — несколько сбивчиво принялась оправдываться я. — Там толком кроме воды ничего не было, а Рэй впал в эту апатию, и я боялась, что если у него шок — он может распространиться на сердце, или мозг…

— Тише, детектив, — оборвал моё бормотание профессор движением ладони. — Мальчик пал жертвой какого-то культиста?

Я сглотнула, в первый миг поразившись догадливости врача, но затем мысленно хлопнула себя по плечу — ну да, обычному маньяку вряд ли придёт в голову вырезать на теле жертвы какие-то древние письмена.

— Не только он, — вздохнув, я посмотрела в сторону двери. — Если честно, я не хотела бы обсуждать это… при нём.

— Ребёнок реагирует на внешние раздражители? — с этими словами Калагер достал из нагрудного кармана небольшой фонарик и посветил им поочерёдно в глаза Рэю, после чего измерил пульс и частоту дыхания.

— Почти никак… Только когда я отмывала его — вздрагивал. Возможно, от боли, — угрюмо покачала я головой. — Я боюсь заражения крови, доктор…

— Ранами сейчас займётся мой помощник, — невозмутимо кивнул он. — Но, очевидно, психическое состояние пациента вызывает куда больше вопросов. Хорошо, если вы настаиваете…

С этими словами он кивнул на дверь и вышел за мной следом, останавливаясь в коридоре:

— Итак?

Быстро оглядевшись по сторонам зачем-то убедившись, что нас не смогут подслушать, я, тем не менее понизив голос, сказала:

— Этот мальчик — единственный выживший, доктор, понимаете? Тот ублюдок вырезал всё поселение, включая семью Рэя, а его самого я, фактически, сняла с чёртового жертвенного алтаря. Да, большую часть времени Рэй пребывал без сознания, но…

Во рту пересохло, когда у меня перед глазами вновь встала картина лежащего на изгаженном кровью полу перед измельчителем мальчика.

— Произошло что-то ещё, — утвердительно сказал Калагер — уже без улыбки, но очень внимательно глядя на меня. — Рассказывайте.

— Этот… культист, — я слегка скривилась, машинально запустив руку в карман брюк и сжимая пальцами портсигар — не замечая взгляда врача, брошенного на мои штанины, пропитанные застывшей кровью. — Ему нужна была кровь от большинства жертв, а тела он… утилизировал.

Сглотнув, я шумно вздохнула, загоняя вглубь себя рвущийся наружу крик — кто бы мог подумать, что говорить об этом вслух будет так тяжело.

— Для этого он использовал технический измельчитель… знаете, такие на заводах используют для утилизации старой техники и металла.

— Да, я понимаю, о чём вы, — мягко сказал Калагер. — Рэй это видел?

— Что? — встрепенулась я, с трудом переведя взгляд со светло-голубой стены на мужчину. — Нет… То есть, он видел не процесс, но последствия. Знаете, у этого измельчителя такие… жернова. И под ними внутри — угли, горящие. Но вот корпуса нет — зачем этот корпус нужен? И, очевидно, в процессе утилизации… там… вся комната была в этих… последствиях.

Умом я понимала, что моя речь — совсем не такая, какую, наверное, ждут от профессионала, но, к сожалению, ничего не могла с собой поделать. Представлять процесс «утилизации» оказалось невероятно мучительно.

— В общем, я не успела его остановить, и он попал в эту комнату. К сожалению, на тот момент Рэй пребывал в сознании, а вот после, когда я его уже нашла — уже вот в таком виде, как я его привезла.

— Психогенный шок, — понимающе кивнул профессор. — Сильнейший нервный стресс, сопряжённый с физическими травмами — это, безусловно, неприятно, и может потребовать времени для реабилитации, но смею вас заверить, мисс Вудворт, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь Рэю.

От этих слов я ощутила, одновременно, облегчение и слабость — словно вынули некий стержень, заставляющий меня держаться прямо, — но всё-таки заставила себя встряхнуться и собраться.

— Огромное спасибо, доктор, — негромко сказала я. — Это будет недёшево, понимаю. Даю слово, я обязательно что-то придумаю с оплатой ваших услуг, и…

— Об этом мы поговорим позже, детектив, — всё с той же мягкостью, но в этот раз весьма непреклонно сказал доктор.

— Как скажете. Я обязательно позвоню вам завтра, — кивнула с готовностью я, испытывая благодарность от того, что не пришлось прямо сейчас изворачиваться и убеждать Калагера поработать «в кредит». — В таком случае, до свидания, доктор.

Махнув рукой, я уже развернулась, с целью уйти на выход, как меня в спину догнал вопрос профессора, вогнавший меня в ступор.

— А вы-то сами в порядке?

Приостановившись и чуть поразмыслив, я наконец пожала плечами:

— Нет. Но это уже не важно.

Путь через парк до машины я проделала в каком-то полузабытье.

В сплетении ветвей и проглядывающимися за ними всполохами закатного неба я упорно видела дрожащие блики белого света на чёрном стекле стен. Скрежет щебня под ногами, тихий шелест ветра — всё это, крайне далёкое от того, что я пережила, всё равно возвращало меня под воду, в гулкую пещеру, заполненную ужасом, запахом крови и безумием…

К калитке я почти подбежала, и лишь вид моего любимого «доджа», мирно стоящего на месте, немного привёл меня в чувства — во всяком случае, коленки немного перестали трястись, хотя сердце всё ещё заходилось где-то в горле.

И, чёрт возьми, я была даже рада видеть озадаченно-хмурую рожу Фила, который, видимо, заприметив моё приближение, открыл мне пассажирскую дверь.

— Всё нормально? — первым делом спросил он, и этот вопрос был так созвучен тому, что задал мне доктор, что я нервно рассмеялась.

— И вы туда же… — махнув рукой, я достала наконец-то сигареты, дрожащими пальцами прикурила одну и с невероятным наслаждением затянулась — краем глаза отметив, что Филипп вновь «собезьянничал», и тоже закурил.

— Какие-то трудности, мэм? — приоткрыв окно, Гилмур завёл мотор и аккуратно тронулся с места.

— Нет, если вы об определении Рэя на лечение, — мотнула головой я и неловко поёрзала, пытаясь устроиться поудобнее на пассажирском сидении — крайне непривычном для меня месте.