— Я… прошу меня простить, детектив, — раздался её тихий, чуть гнусавый голос, и сфокусировав на ней взгляд я заметила проблеск лёгкой вины на заплаканном и покрасневшем лице. — Мне не стоило…

— Всё в порядке, миссис Сонг, — растянув губы в успокаивающей улыбке, сдержанно кивнула я. — Вам ни к чему извиняться за свою боль.

— Я не хотела… не хотела, чтобы у вас сложилось превратное впечатление, — Эбигейл потупилась, комкая в пальцах платок, который, видимо, она вытащила из рукава платья. — Эндрю очень важен мне и больше всего я хочу, чтобы с ним было всё в порядке! Пожалуйста, верните мне мужа!

— Разумеется, мэм, — положив ладонь на верхнюю бумажную папку, я вопросительно приподняла брови. — Вы не возражаете, если я просмотрю бумаги и вещи?

— Нет, конечно! — чуть хрипло воскликнула Сонг, попытавшись порывисто встать с кресла — видимо, чтобы уступить мне, — но я помотала головой.

— Останьтесь, пожалуйста — мне необходимо, чтобы вы присутствовали при разборе документов.

Убедившись, что она больше не предпримет попыток улизнуть, я открыла папу, без особо труда развязав аккуратный бантик хлопковых ленточек, и закопалась в содержимое…

По итогам почти получасовой инспекции, во время которой я многократно возблагодарила своё юридическое образование, позволяющее буквально с первого взгляда на ту или иную форму документа определять его назначение, я всё-таки нашла интересующий меня договор приобретения «Яхт-клуба», как значился на бумаге тот самый лодочный сарай. Располагался он в Першинге — поселении примерно в сотне милях к западу, если ехать по шоссе. Потом, правда, судя по приложенной карте, полагалось съехать с трассы и следовать совсем уж козьими тропами до самого Джеймса — в этом месте не шибко полноводного и пригодного, разве что, для рыбалки.

И вторым, что меня крайне заинтриговало, оказался продолговатый деревянный футляр. Внутри него, вопреки ожиданиям, оказались не деньги, и даже не ювелирные украшения, а шесть полос странной желтовато-коричневой ткани, довольно хрупкой на вид, свёрнутых неплотными трубочками. Аккуратно достав одну из них и убедившись, что та не собирается немедленно рассыпаться в прах, я развернула её и обнаружила довольно плотную цепочку символов, начертанием крайне напоминающих египетские иероглифы. Отдельно настораживали «чернила», которыми были нанесены символы — судя по мелкой коричневатой пыли, скопившейся на дне коробочки и остатках на ткани, это была кровь. Стоило, конечно, провести дополнительную экспертизу, в том числе, чтобы установить древность этих лент, но прямо сейчас у меня прямо руки чесались перерисовать эти самые иероглифы — просто на всякий случай.

— Мэм, вы не знаете, что это? — развернув одну из них на столе, поинтересовалась я у Сонг.

— Первый раз вижу, — искренне ответила она, после чего слегка неприязненно сощурилась. — Выглядит просто ужасно.

— В таком случае, вы не будете возражать, если я позаимствую их, в качестве улик, для экспертизы?

— Бога ради! Забирайте, конечно… — махнула рукой Эбигейл. — Я уверена, это просто какой-то сувенир из Тибета… Эндрю поймёт.

«Вместо того чтобы получить Знание, он украл его. Украв, он унес его в мир, не готовый к неподготовленному Знающему», — раздался у меня в голове старческий голос… нет, другой — звонкий, мальчишечий, ещё не успевший сломаться до конца.

Моргнув несколько раз, я уставилась на ленты с новым подозрением.

— Мисс Вудворт? Мисс Вудворт! — до меня не сразу дошло, что Сонг осторожно трясёт меня за плечо.

— Простите, задумалась… Что?

— Я спросила — не возражаете ли вы, если я удалюсь к себе? Кажется, у меня снова начинается мигрень, — виновато улыбнувшись, произнесла она.

— Может, стоит вызвать врача? — на всякий случай уточнила я, вытаскивая блокнот.

— В этом нет нужды. Доктор Фитцджеральд давно знает об этой проблеме и выписал мне список лекарств, которые нужно принимать.

— Тогда не смею вас задерживать, — я мягко кивнула. — После того, как закончу — зайду к вам, идёт?

— Буду признательна, детектив, — слабо улыбнулась Эбигейл, после чего, развернувшись, степенно вышла из кабинета, оставляя меня наедине с этими странными полосками.

Почему я вспомнила слова, которых не было? Сонг сказала про сувенир из Тибета — и это вполне могло быть тем спусковым крючком, что заставил меня обратить к несуществующему диалогу… Но это же совершенно явно иероглифика! Какое оно имеет отношение к Индии или даже буддизму… Или что там исповедовали эти Знающие?

С другой стороны, Чекванапутри сказал, что Эндрю Сонг что-то отдал неким «врагам», которые ценят это лишь как диковинку…

Боль прошила оба виска так неожиданно и остро, что перед глазами на миг потемнело, а я выронила блокнот и карандаш из рук, и схватилась за голову. Первый острый приступ сменился пульсирующим и давящим ощущением в макушке, и я рухнула в кресло, вцепившись пальцами в волосы и бездумно пытаясь массировать больные места.

— Что за… — прошептала я себе под нос, растирая за ушами, в надежде разогнать кровь.

Постепенно, боль слегка утихла, но не исчезла полностью, отступив на второй план, и я, вновь поднявшись на ноги, склонилась над столом. Нужно закончить переписывать эти дурацкие символы, пока голова окончательно не разболелась, а потом вернуться в офис, где, помимо славной аптечки, у меня была чудесная коллекция справочников…

Но стоило мне коснуться грифелем страницы, как новый приступ стиснул череп наподобие очень тугого железного обруча.

— Да какого же!.. — я часто задышала, подавляя накатывающую дурноту.

Неужели давление наконец-то решило вспомнить о своём существовании? При такой погоде, конечно, немудрено — удивительно даже, что мигрень так давно не напоминала о себе, но чтобы так резко и внезапно?

Ладно, пожалуй, это действительно знак, что мне пора вернуться к себе — или хотя бы проветриться. В этом доме топили крайне рьяно, по случаю непогоды, очевидно, решив, что нынче не середина весны, а слякотный ноябрь.

Свернув ткань в трубочку, как она и была сложена до того, я убрала её в футляр, к остальным, а тот, в свою очередь, убрала в карман брюк. Целиком он туда, конечно, не поместился, но вот во внутренний карман плаща — вполне влезет.

Заперев сейф, я вышла из кабинета, и, заглянув в спальню к Эбигейл, предупредила её о том, что ухожу. Женщина, полулежащая в просторном кресле, с видимым усилием поднялась на ноги и вяло, двигаясь как сомнамбула, пошла следом за мной — очевидно, чтобы запереть дверь. Попрощались мы крайне формально, по молчаливому и обоюдному согласию опустив полагающиеся расшаркивания, и я наконец-то оказалась на улице, где стихия никак не хотела утихать.

Справедливости ради, когда я чуток постояла на свежем — даже слишком, пожалуй, — воздухе, в голове у меня прояснилось, и о прошлой боли напоминала лишь лёгкая дурнота, которую без труда можно было списать в том числе и на то, что ужином я нынче снова пренебрегала.

С другой стороны — в «Утке» сейчас был разгар рабочего вечера, так что вполне можно было разжиться на кухне чем-то съестным и даже свежим, а не останками вчерашнего ужина.

Повеселев от этих мыслей, я нырнула в «Додж», даже не поморщившись от холодных капель, щедро нападавших за шиворот за время моего вальяжного дефиле от крыльца до машины, и заурчав моторов, неспешно вырулила на поздне-вечерние улицы Хиллса.

Мне без труда удалось припарковаться на привычном месте в переулке за «Пьяной уткой», хотя все места перед пабом — все три — были уже заняты. Впрочем, местные завсегдатаи как правило приходили сюда пешком, с расчётом на то, что убираться будут ползком…

Через мутноватое стекло входной двери на тротуар лился тёплый жёлтый свет, а изнутри доносился гомон голосов, звон стекла и негромкая музыка. Поразмыслив чутка, я всё-таки решила обойти здание и зайти со стороны служебного входа — как, вообще говоря, обычно и делала. Мне сейчас совершенно не улыбалось окунаться в душную и шумную атмосферу наполненного паба. Там наверняка уже пришло какое-то количество постоянных клиентов, с кем я была лично знакома, и это неизбежно тянуло за собой вовлечение в светскую беседу, обмен любезностями, расспросы о работе — с этакой смесью поддельного интереса, сочувствия и осуждения… Нет, всё это — пустая трата времени, особенно сейчас, когда у меня дел по горло.