М а р а. Можно я побуду с тобой?

И о н. Побудь. Я не людоед.

М а р а. Ты разгорячился?

И о н. Вино…

М а р а. Это правда?

И о н. То есть?

М а р а. Ты уверен, что вино, а не пятно? Наверху, на левом лацкане?

И о н. Откуда ты знаешь?

М а р а. С юности. У тебя всегда бывало пятно на этом месте.

И о н. Ну так и теперь, на том же самом.

М а р а. Ты остался большим ребенком. За это ты и нравился мне когда-то: ты умеешь быть и сильным и беззащитным. Если уж что-то задумаешь, горы свернешь. Но никак не можешь не посадить на себя пятно.

И о н. Почему ты оделась, как тогда? Как в последний наш вечер?

М а р а. Не знаю.

И о н. Мара, это бессмысленно. Все теперь бессмысленно. Что тогда было? Игра.

М а р а. Конечно, игра, мы были детьми.

И о н. У каждого своя жизнь, Мара.

М а р а. Безусловно. И мы счастливы.

Из двери, ведущей в зал, входит  В и к т о р.

В и к т о р. Вы не видели моего шофера? Ни его, ни машины. А я оставил в ней сигареты… (Маре.) Это платье тебя молодит на десять лет! (Выходит.)

И о н. У меня то же чувство, что когда-то, в последний вечер. Чувство, что ты уйдешь. На этот раз, может быть, навсегда.

М а р а. Не надо было мне приходить. В этом нет никакого смысла. Зачем было приходить? Зачем видеть тебя снова?

И о н. Мара, теперь, когда я знаю, что не увижу тебя… много лет… может быть, никогда… я хочу тебе сказать, что… Я надеялся, что ты придешь и… объявление в газетах предназначалось для тебя. У меня были все адреса. А ты, зачем ты пошла к нашему каштану? Ведь это неправда, что ты «оказалась там случайно». Чтобы попасть туда с вокзала, надо сделать крюк в три километра.

М а р а. Когда я тебя увидела, мне пришлось вцепиться рукой в косяк двери, чтобы сдержаться и не повиснуть у тебя на шее…

При последних словах Мары в дверях появляется  П у й к а. У нее в руках, на вешалке, пиджак Иона, присыпанный тальком. Она замирает на пороге, прислушиваясь к разговору беседующей пары.

И о н. Когда ты вошла, я думал, небосвод обрушится.

М а р а. За все годы я ни разу не притронулась к этому платью. Я сказала себе, что надену его только ради встречи с тобой. Ради нашей встречи.

И о н. Нам обоим не хватило смелости тогда, десять лет назад, правда ведь?

М а р а. С тех пор прошло десятилетие или вся жизнь?

И о н. Боюсь, что вся жизнь.

М а р а. Я всегда опасаюсь мелодрам, страшусь показаться смешной, поэтому не спрашиваю, счастлив ли ты.

И о н. И я не задаю тебе этого вопроса, Мара.

М а р а. Как ты думаешь, после десятилетней разлуки мы имеем право на один танец?

И о н. Думаю, что да.

М а р а. Тогда пойдем, время ведь уже позднее.

Оба проходят в танцевальный зал.

Пуйка делает несколько шагов по комнате, дойдя до середины, садится на подлокотник кресла и начинает механически, как автомат, хотя в то же время тщательно и заботливо, стряхивать тальк с отворотов пиджака. Так продолжается некоторое время. Теперь пятна нет. Пуйка встает, хочет войти в танцевальный зал, но останавливается и стоит так, с пиджаком в руках.

Входит  В а с и л е.

В а с и л е (как бы в состоянии транса). Где Ион?

П у й к а (показывает на застекленную дверь). Там.

В а с и л е. Знаешь, уже рассветает, близится заря.

В дверях появляется  И л я н а. С немой надеждой слушает их разговор.

П у й к а. Знаю.

В а с и л е. Он обещал, что на рассвете даст мне ответ.

П у й к а. Он даст.

И л я н а. Замолви за нас доброе слово. Тебя он слушает.

П у й к а. Хорошо, замолвлю.

И л я н а. Не забудешь?

П у й к а. Нет.

В а с и л е. Еще немного. За лесом уже светает.

П у й к а. Да.

В а с и л е. Конечно, вот-вот наступит рассвет.

П у й к а. Вот-вот наступит.

Справа входит  Г е о р г е.

Г е о р г е. Вы не видели Софью? Я обыскал весь мотель!

С противоположной стороны входит  В и к т о р.

В и к т о р. Кому что-нибудь известно о моем шофере?

Виктор и Георге смотрят друг другу в глаза; у них такой вид, словцо они встретились впервые.

Гонг.

В приемной мотеля.

Входит  П е т р е  вместе с  о ф и ц и а н т о м.

П е т р е. Я разыскал ключ от читального зала. Посмотрим, что сообщала «Ромыния либерэ», от нее был тогда специальный корреспондент, он еще ходил в берете… Сейчас посмотрим.

О ф и ц и а н т. Не надо так близко принимать к сердцу, честное слово, не надо. Величайший гол, даже если и был офсайд. Главное — техническое исполнение. Честное слово, вот что важно.

П е т р е. Я вам покажу офсайд! (Обращаясь в зал, с угрозой в голосе.) Я вам покажу офсайд!

Гонг.

В гостиной мотеля.

В а л е н т и н  направляется к креслу, в котором сидит  В и к т о р, при этом он старается держаться как можно более прямо и с максимальным достоинством. Идет нетвердой походкой и натыкается на стул.

В и к т о р. Осторожнее, братец.

В а л е н т и н. К черту этот мотель «Veritas»!

В и к т о р. Что так, голубчик?

В а л е н т и н. Я таскал здесь кирпичи целое лето. Мы его построили, мы его теперь и разрушим. Мама ро́дная, дорого бы я дал, чтобы его никогда больше не видеть! Чтобы снова были только кирпичи и бревна!

В и к т о р. А ты — снова студент третьего курса.

В а л е н т и н. Да, ты, наверно, прав, дело, вероятно, в этом… Потому я так и ненавижу сей напыщенный кабак. Пью я здесь редко. И только поневоле. Лучшее в моей жизни — годы студенчества. Выгнав меня, вы остались далеко, в другом мире, а там, где были ромашки да заросли орешника, возникло это претенциозное и нелепое сооружение. Тьфу! «Veritas»! (Яростно пинает стул.)

В и к т о р. Выпьешь?

В а л е н т и н. Если господин генеральный директор угостит…

В и к т о р. Зачем паясничать?

В а л е н т и н. Чтобы дать тебе почувствовать. Чтобы ты почувствовал, что я существую. И что я опустился на дно. У меня есть гораздо более приличная одежда, я мог побриться, постричься, но я пришел таким, каким ты меня видишь. Чтобы вы видели, что я опустился на дно. Из-за вас, дорогие и уважаемые коллеги!

В и к т о р. Как тебе не стыдно.

В а л е н т и н. А тебе?.. Кстати, почему ты не просишь прощения? Я точно знаю, что ты ответишь: видишь ли, так, мол, и так… в определенный период были перегибы… в определенные годы допускались определенные ошибки… Что поделаешь, так было суждено, никто в этом не виноват.

В и к т о р. В случае с тобой действительно никакой ошибки не было. Ты купил дипломную работу. Разве нет?

В а л е н т и н. Так сказал бы и тот, кто на меня «настучал».

В и к т о р. «Настучал» или не «настучал» на тебя Георге, но работа все равно была не твоя.

В а л е н т и н. Не переиначивай. Это бесполезное занятие. Я давно отпустил вам все грехи.

В и к т о р. Оказывается, ты еще себя и жертвой считаешь?

В а л е н т и н. А как же? Разве не я писал лучше всех на факультете? Разве не меня печатали в семи газетах и журналах? Разве не у меня была постоянная рубрика и не мне предназначалась должность в местной газете?

В и к т о р. Кстати, какова судьба этой твоей должности?