А л и н а. Да?

Б о н д о к. Чем это ты занимаешься? Зачем сменила прическу?

А л и н а. Разве не идет?

Б о н д о к. Серьезно, Алина, что это пришло тебе в голову?

А л и н а. Хочу стать красивой. Одобряешь?

Б о н д о к. А зачем ты рвешь рисунки? Почему ты их рвешь?

А л и н а. Старые.

Б о н д о к. Ну и что ж?

А л и н а. Они устарели. Нарисую другие, новые.

Б о н д о к. Это несерьезно, Алина. Они тебе разонравились?

А л и н а. А тебе нравятся?

Б о н д о к. Я считаю их очень удачными. И в любом случае…

А л и н а. Они вышли из моды.

Б о н д о к. Да не обращай ты внимания на всех этих дураков.

А л и н а. Прислушаться к голосу своего сердца, да? (Рвет еще один рисунок.)

Б о н д о к. Алина, перестань их рвать.

А л и н а. Тебе в самом деле их жалко?

Б о н д о к. Конечно.

А л и н а. Это уже пройденный этап.

Б о н д о к. На сегодня — возможно. Но ты ведь знаешь, как бывает в искусстве: мода возвращается. То, что считалось устаревшим, снова идет за новое. Все начинается da capo[12]. Поэтому сохрани их, может, придет и их черед.

А л и н а. На что черед?

Б о н д о к. Черед снова нравиться.

А л и н а. Кому?

Б о н д о к (теряя терпение, озадаченно). Ты сегодня ведешь себя как ребенок, дорогая. И этот локон. Тебе нездоровится?

А л и н а. Снова понравятся общественному мнению, так, что ли? (Рвет еще один рисунок.)

Б о н д о к. Алина, что с тобой, деточка? (Подходит, обнимает ее.)

А л и н а. Замолчи!

Б о н д о к. Что с тобой стряслось?

А л и н а. Мне не идет этот локон? Правда? Он меня уродует?

Б о н д о к. Слишком по-детски. Ты стала гораздо красивее, дорогая. Поверь мне.

А л и н а (как-то странно улыбается, покорно). Ну конечно. Я стала красивее, чем когда бы то ни было. Мы с тобой очень удачная пара. Идеальная пара. Разве ты не знал? (Негромко смеется.)

Б о н д о к. Перестань. Я устал.

А л и н а. Так ты советуешь мне оставить рисунки и дожидаться подходящего момента, когда вернется на них мода. Ну а если мода больше не вернется? Тогда что будем делать?

Б о н д о к (устало). Разве можно знать наверняка?

А л и н а. А откуда знать наверняка, не вернется ли мода на такие локоны? Я сделала себе прическу, которая может снова войти в моду.

Б о н д о к (приняв это за шутку, говорит о живописи). Если мода не вернется, у тебя будет по крайней мере свидетельство.

А л и н а (сдерживая смех). Свидетельство?

Б о н д о к. Свидетельство этапов, пройденных в своем творчестве. Почему ты смеешься?

А л и н а. Неужели ты веришь, Марчел, что у меня есть что-то оригинальное?

Б о н д о к. Ну вот, опять за свое.

А л и н а. Ты веришь? Ну и хорошо. А что пишут в этой заметке?

Б о н д о к. Пишут, что ждут от твоего таланта настоящих…

А л и н а. Ах вот оно как. Ждут?

Б о н д о к. А в чем, собственно, дело?

А л и н а. Ждут! Это хорошо. А ты и впрямь веришь, что ждут?

Б о н д о к. Естественно.

А л и н а. И сколько же времени они будут ждать? Гм! Еще двадцать лет? Ты знаешь автора заметки?

Б о н д о к. Немного. Это женщина.

А л и н а. Скажи ей, чтобы больше не ждала. Пусть занимается своим делом. Своим мужем.

Б о н д о к. Зачем ты так.

А л и н а. Это невежливо — заставлять людей ждать. Ты меня этому учил. (Рвет еще один рисунок.)

Б о н д о к. Алина, ради бога, зачем ты это делаешь?

А л и н а. Я сделаю из них себе папильотки для волос, накручу их и буду ждать, пока снова войдут в моду.

Б о н д о к. Любимая, ты переутомилась, переволновалась. Когда закроется выставка, поезжай куда-нибудь, полечись на воздухе.

А л и н а. Я буду принимать витамины, бромистый калий в ампулах, и все как рукой снимет. Я снова обрету свою индивидуальность.

Б о н д о к (теряя терпение). Чего же ты, в конце концов, хочешь?

А л и н а (удивленно). Не знаю, чего хочешь ты. Это мои вещи, моя жизнь, и я могу поступать с ними, как мне заблагорассудится. Надеюсь, что я не наношу ущерба твоему положению, когда рву их. (Готовится разорвать еще один рисунок.)

Б о н д о к (хватает ее за руку). Я хочу, чтобы ты перестала рвать рисунки. У тебя приступ самокритики. Для этого нет ни малейшего повода. Выставка твоя удалась. Несколько картин купили, и не все из любезности… (Иронически.) Не мог же я повлиять на всех, ведь есть же понимающие люди, имеющие свое мнение.

А л и н а. Да?

Б о н д о к. Отзывы были и плохие и хорошие, что также может служить признаком объективности. Существуют общепринятые в обществе светские обязанности, через которые ты должна пройти, а затем продолжишь свою работу. И если ты недовольна, рисуй лучше.

А л и н а. Как это просто.

Б о н д о к. Достаточно просто. Неудовлетворенность своим творчеством всегда являлась двигателем прогресса, Я постараюсь создать для тебя наилучшие условия…

А л и н а (с саркастической усмешкой). Тогда я сохраню эти рисунки. Может быть, я нарисую что-нибудь на их обороте. Холст хороший.

Б о н д о к. Теперь ты передразниваешь меня, не так ли?

А л и н а. Да, передразниваю.

Б о н д о к. Накрой лучше на стол.

А л и н а. Да, я накрою на стол. Это ты хорошо придумал.

Б о н д о к. И не в кухне, а здесь.

А л и н а. Здесь?

Б о н д о к. Да. Я именно это хотел сказать. (С теплотой.) Алина, мы должны попытаться жить. Не только готовиться к жизни. Жить. Я тоже отдаю себе в этом отчет.

А л и н а. С каких пор?

Б о н д о к. С каких пор отдаю себе отчет?

А л и н а. Нет! С каких пор мы должны начать жить?

Б о н д о к. Не знаю. Но я чувствую, что я до сих пор все откладывал. Ты еще жила, у тебя была твоя живопись…

А л и н а. Да, была. А еще чем мы должны заниматься?

Б о н д о к. Алина!

А л и н а (покорно, неуверенно). Я спрашиваю тебя. Хочу тоже знать.

Б о н д о к. Почему ты меня спрашиваешь?

А л и н а. А кого же мне еще спрашивать. Я всегда тебя спрашивала. И ты мне всегда отвечал очень конкретно. Ответь и теперь: что нам дальше делать?

Б о н д о к. Что мне тебе сказать? Продолжай рисовать.

А л и н а. Хорошо. Буду рисовать дальше.

Б о н д о к. Алина, дорогая!

А л и н а. Буду рисовать. Как ты сказал, так и поступлю. Ты знаешь, что положено. У тебя четкая программа. Буду рисовать дальше. Краски у меня есть. Холст есть. Свет есть. Покой, с тех пор как уехала Мира, тоже есть. Успех есть. Эта женщина, написавшая заметку, ждет от меня картин. Буду писать. А пока накрою на стол. Что нового в министерстве?

Б о н д о к. Ты меня совсем не щадишь. А ведь я переживаю сейчас поистине драматические дни.

А л и н а. В министерстве? Да? Драматические? Тогда я буду тебя щадить, дорогой. Что я должна для этого делать? Писать лучше? Как можно лучше? Каким еще образом я могу помочь тебе пережить драматические моменты в министерстве?

Б о н д о к (раздраженно). Алина, последний раз прошу тебя…

А л и н а (механически, как кукла). Я сейчас накрою на стол. Сию минуту. Начнем жить, дорогой. Раз есть такое указание… (Шатается.) Начнем…

Б о н д о к (встревоженно, поддерживает ее). Посиди в кресле. (Усаживает ее.) Сейчас я принесу капли.

Звонок в дверь.

Бондок открывает дверь, входит  Т е о ф и л.

Т е о ф и л (холодно, официально). Прошу извинить за беспокойство.

Б о н д о к (старается быть вежливым, дружелюбным). Вы нас не беспокоите. Жене вот нездоровится.

Т е о ф и л. Сочувствую. Целую руку. Надеюсь, это пройдет.

Б о н д о к. И я надеюсь. (Холодность Теофила настораживает его.)