К р и с т и а н (гладя ее по голове). Ради чего, Соня? Никто не может у меня что-либо взять или дать мне. Ты это знаешь. Я живу, как природа. Некоторые хотят совершить над ней насилие, исторгнуть из нее мелодию, праздничный концерт. А я смотрю на нее иначе — как на вечную подготовку, которой никто не в силах помешать. (Воодушевляясь.) И что удивительно: именно лишенные музыкального слуха люди хотят концерта. Хотя не могут получить от него никакого удовольствия.
Б о н д о к. Это намек на нас, господин Кристиан?
К р и с т и а н (искренне). Мы рассуждали вообще, я вас даже не заметил.
Б о н д о к. Вы могли бы рассуждать об этих вещах у себя в комнате.
К р и с т и а н. Там я не рассуждаю, я живу.
Б о н д о к. Мы убедились как.
С о н я (отклоняя намек Бондока, становится более сдержанной, твердой. Она повидала мужа, зарядилась от него энергией. Теперь она может уйти. Она не добилась своего, но лучше узнала его, лучше понимает, чем эти чужие ей люди). Павел!
К р и с т и а н. Да, Соня.
С о н я. Прощай. Желаю здоровья.
К р и с т и а н. Счастливо.
Они прощаются. Он идет к себе. С о н я выходит, не прощаясь с остальными.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Мира следила за происходящим жадными, лихорадочными глазами.
Б о н д о к (готовится высказать свое неодобрение). Постеснялся нас. Он ее запугал. Но я помогу ей обрести свое достоинство.
А л и н а. Зачем ты вмешиваешься?
Б о н д о к. Потому что нельзя так обращаться с женщиной в наши дни. Он ее бросил, а теперь ей же доказывает, что она глухая и глупая, как и мы. Ведь так он сказал. Я подам на него в суд, если потребуется.
А л и н а. Оставь его в покое.
Б о н д о к (возмущаясь). А он нас оставляет? Если мы не можем спасти в моральном плане определенные устои, то напрасно мы отдали столько сил, чтобы добиться того, чего добились. Какие идеалы мы предлагаем молодежи, если подобный сумасброд…
А л и н а. Марчел, умерь свой пыл. Через десять минут нам уходить. Мира, ты готова?
М и р а (глаза ее блестят, зубы стучат о краешек бокала). Я не иду.
А л и н а. Почему?
М и р а. Не пойду. Не в состоянии.
Б о н д о к. Ты не можешь не пойти на торжество в честь твоей матери. Я же говорил тебе, не пей столько!
М и р а. Оно фальшивое.
А л и н а (чувствуя что-то неопределенное, словно угрозу). Что — фальшивое?
М и р а (едва сдерживаясь). Шампанское! Фальшивое шампанское! Подделка. Я никогда не стану белым ангелом! Не могу.
А л и н а. Мира!
М и р а. Я не переношу рая. Меня тошнит!
Б о н д о к. Как быть, дорогая?
М и р а. Идите. Устройте триумфальное шествие. Вам будут целовать руку, говорить, какая вы очаровательная. Какой победы вы добились. Как славно послужили прекрасному. Вам преподнесут розы. Много, много роз, мы заставим ими всю квартиру.
А л и н а (встревоженно). Ей плохо.
М и р а. Прихватите мне бутылку шампанского! Это фальшивое. Принесите мне настоящего. Если найдете.
Б о н д о к. Мира, пойди приляг, потом прими холодный душ, и приходите позднее с Теофилом.
М и р а. Мы явимся на торжество. Да здравствует Искусство. Будем смирно сидеть на своих местах. Нам поцелует руку господин Кирэческу. Кто же еще? И господин Дабижа! А еще кто? И господин Флавиу, который так красиво и возвышенно говорил на вернисаже.
Б о н д о к. Хватит тебе иронизировать на его счет. Он сказал то, что нужно.
М и р а. Ну конечно. Он чудесно говорил о потрясающем успехе нашей великой художницы Алины Ранетти-Бондок, о ее врожденных способностях, которые передаются от отца к сыну и от матери к… дочери!
Б о н д о к. Ты несешь чепуху. Иди лучше к себе.
М и р а. Куда мне идти? В смежную комнату? Там он! Там смежная комната. Лучше я останусь здесь и повеселюсь во славу и во имя триумфа морали.
Т е о ф и л. Мира, может, лучше прокатимся на машине, подышим воздухом.
М и р а. Поезжай, дыши и делай с ним что хочешь. Ты перенасыщен воздухом, ты полон самоуверенности, дорогой, сам видишь. Тебе не хватит вдохновения, чтобы оживить древние фрески. Ты не чета Флавиу.
Б о н д о к. Что у тебя с Флавиу?
М и р а. Ничего, что у меня с ним может быть? Было. Я считала его демиургом, вальпургом, тауматургом, а он всего лишь бедный, больной человек. Поглощенный зрелищем своих утонченных, одухотворенных страданий.
Б о н д о к (нахмурившись). Откуда ты знаешь?
М и р а. Потому что я жила с ним, поэтому. Обаятельный чародей, который предлагал мне в качестве пищи только великие сомнения и цеплялся за меня, за мое тело, как за реальность.
Б о н д о к. Мира, прекрати, прошу тебя.
М и р а. Ты не веришь?
А л и н а (удрученно). Да разве можно поверить, что такой серьезный человек, как он…
М и р а. Серьезный?! Жалкий фигляр. Великий фабрикант инсинуаций. Я ждала от него просветления, а убедилась, что сама просветленнее его. Он весь погряз в формулировках и ухищрениях, мой бедный Флавиу, и любое его слово болезнетворно. Не доверяйся ему, мамочка. Он очень ловок, уверяю тебя. Не доверяйся никому. Они все притворяются. И похвалы, которые они расточали в твой адрес, подстроены. Мною, моим толом!!! (Истерически рыдает.)
Б о н д о к. Мира, немедленно прекрати. Я больше не в силах выслушивать эту омерзительную ложь.
М и р а (в ярости). Почему? Тебе не нравится, что похвалили маму? Разве твои акции не подскочили от этого в цене? Ты знаешь, что все это только показуха, но все равно идешь туда и кичишься, что ты владелец домашнего таланта, а маэстро произносит хвалебную речь, учтиво целует руку и распространяется о судьбах румынского искусства и Цукулеску{58}, которого он убил!
Б о н д о к. Никто его не убивал. Ему оказывают самые высокие почести. Но не об этом сейчас речь. Как ты могла, моя дочь?
М и р а. Как могла, так и могла. Это мое, а не твое дело. Что тебе от того, что это Флавиу, а не кто-нибудь другой? Внутренние процессы тебя не интересуют, тебя волнует только «социальная вина». Преимущество налицо. Я принесла тебе сплошные преимущества. Чего же ты еще хочешь?
Б о н д о к (приближаясь, угрожающе). Я не позволю!
М и р а. С каких это пор ты мне не позволяешь? Каждый раз, когда складывалась выгодная ситуация, ты мне позволял. Брал меня с собой, знакомил с похотливыми стариками. Ты был в восторге, что Драгня волочится за мной. Почему не Драгня? Это теперь он разложился. И мы бросили его на произвол судьбы за то, что он связался со всякой шушерой. Он мог бы таким же образом связаться со мной, если б я только пожелала, и тогда ты был бы доволен.
Б о н д о к (с пеной у рта). Уведите ее и суньте под холодный душ. Иначе я надаю ей пощечин.
М и р а. И хорошо сделаешь. Сорвешь с моих глаз пелену. Отвесь и маме парочку, она в этом тоже нуждается. Она тоже слепая. Готова на все ради твоих махинаций.
А л и н а (еще не пришла в себя от потрясения). Как ты могла, Мира?
М и р а. Брось, мама, сама прекрасно знаешь, что можно. Легко потерять девственность, труднее ее вновь обрести. И я ее обрету, мамочка, понимаешь?! Я трижды перевернусь через голову, но снова стану чистой. Идите, уходите! (Почти со стоном.) И принесите мне бутылку настоящего шампанского, с большой этикеткой.
Т е о ф и л. Я останусь с тобой.
М и р а. Уходи и ты, зачем тебе оставаться. Хочешь увидеть меня голой? Таких немало, кто хочет увидеть меня голой, ходят за мной по пятам, а потом хвалят моих родителей, делают из отца апологета министерских принципов. Охотятся за мной И обещают ему комнату. И мама делает успехи, в первый же день у нее приобретают картину, которую купило частное лицо — Теофил.
Т е о ф и л (краснея, с возмущением). Мира, этого я от тебя не ожидал. (Быстро выходит.)
