В е д у щ а я. А муж?

П р е д с е д а т е л ь н и ц а. А мужу куда деваться? Он из-за меня стал как маятник: туда-сюда мотается. Ходит за покупками, отводит дочку в детсад… муж… муж… иногда, конечно, взбрыкивает… и хотя он понимает всю ответственность, возложенную на меня партией и правительством, бывает, что хлопнет иной раз дверью; ему ведь не очень по душе, когда над ним его друзья за стопкой насмехаются: «Привет, Нану, будь здоров, ты ведь вроде сначала женился, а теперь еще и замуж вышел…»

В е д у щ а я. Товарищ Виорика, сегодня ведь воскресенье…

П р е д с е д а т е л ь н и ц а. Какое там воскресенье, товарищ? У нас воскресенье — это седьмой рабочий день недели. Что вы хотите? Раньше люди по-другому жили…

В е д у щ а я. Как это — по-другому?..

П р е д с е д а т е л ь н и ц а. По-другому — это значит: видит сосед, что горит у тебя фонарь во дворе всю ночь, значит, можешь ты себе это позволить. Вот. А теперь надо самому всего добиваться. На бога надейся — да сам не плошай…

В е д у щ а я. А раньше больше на бога надеялись?

П р е д с е д а т е л ь н и ц а. Не знаю, поскольку в то время меня еще на свете не было. Когда я в ПТУ училась, то моталась за семь километров туда и обратно, в мороз, пешком, в бумазейной жакеточке…

Входит  д я д ю ш к а  И о н  с тачкой.

(По-доброму.) Хорошо. Ну вот, дядюшка Ион, а теперь и скажи, разве это жизнь?

Д я д ю ш к а  И о н (философски). Какой в этой жизни, стало быть, резон? Ну пропустишь рюмочку-другую, третью, ишо затянешься хорошим табачком, раз, другой, да чашечку крепкого кофе выпьешь, глядь, и летит на тебя эта, как ее, летающая кастрюля… Жизнь, стало быть, коротка! Разве ты, барышня, можешь сделать ее длиннее? Может, товарищ из Бухареста может сделать ее длиннее? Нет. (Чуть в подпитии и решительно.) Ну тогда давай, стало быть, сделаем ее широкой! (Уходит.)

П р е д с е д а т е л ь н и ц а (сменив тон, кричит ему вслед). Дядя Ион!.. Товарищ Ион! (Властно.) Пусть обождет!

Д я д ю ш к а  И о н (появляясь). Кто?

П р е д с е д а т е л ь н и ц а. Цемент.

Д я д ю ш к а  И о н. Куды там! Был, да весь вышел!

П р е д с е д а т е л ь н и ц а. Как это «вышел», куда это «вышел»? Да разве ты не велел обождать? Чувство ответственности ты имеешь?

Д я д ю ш к а  И о н (развеселившись). Ответственность, стало быть, имею, да должность не та. Силы не имею!

П р е д с е д а т е л ь н и ц а. Ах так, значит, ты силы не имеешь, а я, значит, имею… Господи, да еще какую! Схвачу я сейчас эту статую, возьму ее под мышку, с конем, со всем прочим, и через полчаса ввалюсь к товарищу первому прямо в приемную, к его секретарше; ведь целых два года вы меня попрекали, что, мол, в Кукутенях есть статуи, а у нас нет, да почему их нет. А сейчас, когда я притащила статую, да не такую, как в Кукутенях, с копьем, а конную, сейчас, когда и цемент привезли… Вот так же точно было и с тракторами и с газом: вы же не успокоились, пока его не получили.

Д я д ю ш к а  И о н, ворча, убирается восвояси. Звонит телефон.

(Берет трубку. Рада сюрпризу.) Да!.. Да!.. Товарищ зав… Она самая, собственной персоной! Нет!.. Да!.. Нет… Да! Конечно, товарищ зав. Приехала! К нам… Прямо из Бухареста!.. Да откуда же мне знать, почему прямо?.. Вот вы сами у нее и спросите, почему она не заехала сначала в Кукутени. (Раздраженно, повышает голос.) Что же это получается, товарищ зав? Когда писали о Кукутенях, это называлось — пропаганда, а когда пишут о Деде, это называется самопропаганда?.. Да как же это называется… Как? Как? (Тихо опускает трубку на рычаг.)

В е д у щ а я. Я хотела вас спросить: существует старый предрассудок, что, мол, сколько бы женщина ни работала, сколько бы ни надрывалась, если она не сохранит при этом женственности…

П р е д с е д а т е л ь н и ц а (погрузившись в свои мысли). Простите?

В е д у щ а я. Существует предрассудок, будто…

П р е д с е д а т е л ь н и ц а. Погодите, может, действительно вам не надо было в Деду ехать?

В е д у щ а я. Но почему? Почему?

П р е д с е д а т е л ь н и ц а. Может, было бы лучше вам сначала в Кукутени… Может быть, они более передовые. Может… я ведь вас сразу предупредила. Я еще нахожусь на положении испытуемой.

В е д у щ а я. Ну и что?

П р е д с е д а т е л ь н и ц а. Знаете… Может, я не типичная…

В е д у щ а я. Почему?

П р е д с е д а т е л ь н и ц а (поднимается, берет велосипед, собирается уходить). Извините… Но надо мне взглянуть, что там с цементом…

В е д у щ а я. Один вопрос! Простой вопрос. О женственности…

П р е д с е д а т е л ь н и ц а (вскипев). Ох, товарищ, не до женственности мне сейчас.

В е д у щ а я. Я вас очень прошу. Это важная проблема. Поверьте, очень, очень важная.

П р е д с е д а т е л ь н и ц а. Женственность?

В е д у щ а я. Да! Женственность!

П р е д с е д а т е л ь н и ц а (удивленная). Господи, товарищ! Да вы же сказали, что вы из столицы…

В е д у щ а я. Я вас прошу. Очень прошу, скажите… но только честно! Исчезает ли в женщине женственность или нет?

П р е д с е д а т е л ь н и ц а. Кто?

В е д у щ а я. Женственность.

П р е д с е д а т е л ь н и ц а. По-вашему, женственность эта самая, она что, вроде зонтика? Пошла я с ней на базар и вот… пожалуйста! Забыла ее на базаре! (Кричит.) Ты ее не нашел случаем, дядюшка Ион?..

В е д у щ а я. Извините… Некоторые считают… они говорят, ну знаете, женщина как бы биологически так устроена… соматическая, то есть телесная, ее организация…

П р е д с е д а т е л ь н и ц а. Какая такая соматическая! Разве вам не известно, что эта самая женщина, когда выбивается из последних сил, говорит: «Господи, зачем ты меня сделал женщиной? Дай мне, господи, мужество. Сделай меня, господи, бестелесной — несоматической», потому что если ты соматическая да к тому же женственная, такое на тебя нахлынет… так тебя закрутит… чувства всякие, эмоции… И смотрю я на своих коллег, которые не женственные! Которые не соматические, которые — просто мужчины! Бывает, на каком-нибудь заседании или по телефону нахлебаешься пойла. И долгое время я — женщина, я, женственная, я, с моим соматическим типом, когда встречаю потом товарища, независимо, в каком он звании, зав он или мама зава, чем бы это мне ни грозило, я не могу прикинуться, будто не помню, что это он меня напоил… тем пойлом. А мужчина — выйдет себе в коридор, закурит сигаретку, после заседания пропустит рюмочку и, когда придет домой, все уже и забудет. А я, значит, женщина, как говорится, чувствительная, женственная, должна идти домой и лить слезы… Но я этого не умею. Такая уж я — ошибка природы. Я когда чем-то расстроена, сажусь в телегу и еду по холмам, по виноградникам, смотрю вокруг на силосные башни, на стога сена и — здрасьте! Встречается кто-нибудь из сослуживцев — пожалуйста! — из тех, кого вы называете женственными. Из тех, с ярко выраженными телесными признаками. Она как услышит что-нибудь трогательное, волнующее, сразу плакаться начинает, еще и меня упрекнет: дескать, у вас сердца нет? Вы такая хладнокровная. Вы же деспот! А у меня есть сердце! И я тоже впечатлительная. Придет иногда… кто-нибудь… Например, такой случай… пришел ко мне один, в ОБХСС его хотели забрать. В течение двух недель у него умерли мать и жена. И вот пришел он ко мне с четырьмя детьми и говорит, что, мол, запрется в доме и подожжет его… потому что… знаете, оказалось, что он не виновен. Очень часто именно таким и достается. И что же мне, быть женственной, рыдать, рвать на себе волосы? Поскольку я в тот раз не была женственной, я все пороги обила, чтобы вытащить человека из беды. Так нужно было! Когда тебе больно, будь бревном, а когда хочется смеяться, запри рот на замок. И когда тебе кричат в телефон, что ты занимаешься самопропагандой, отвечай — занимаюсь, товарищ зав! Занимаюсь, потому что уж такая моя телесная натура! Таков мой соматический тип! Я женственна, потому что ухожу из дома в пять утра и вот уж сколько времени в поликлинику не могу забежать, так что доктор Вылку — сама доброта — говорит, если я не приду к нему на прием, он больше меня и лечить не станет. Я женственна! Я должна сделать вид, что у меня хорошее настроение, но когда мы садимся обедать, когда мы говорим с мужем, я все думаю: но почему же, черт возьми, пала эта корова? Почему, черт побери, только два трактора вернулись на базу, ведь уехали-то три? Почему, черт побери, этот человек ушел от меня обиженный… Я ведь женственна! Когда возвращается домой председатель сельсовета из Кукутеней, все у него в порядке, все на месте. Ему, несоматическому, не надо думать, есть ли у его жены чистая рубашка и накормлены ли дети. Он приходит домой, ест, надевает пижаму, садится у телевизора или выходит с женой погулять. И веселится. А мне что делать? И я веселюсь! Из сельсовета — прыг к стиральной машине. И хохочу! Или с автобазы — хвать и ощипываю курицу. И — заливаюсь! Хохочу… хохочу… хохочу… Такая уж я веселая, женственная и соматическая… (С глазами полными слез.) Не привыкла я плакать. Разве я не сказала вам, что я ошибка природы? Разве я не говорила, что я еще прохожу испытание? Прекрасно, товарищи! Испытывайте. А почему не испытывать? Будто я не знаю, что они просто боятся. (Смех сквозь слезы.) Боятся, а вдруг я министром стану. Да не хочу я, черт побери, становиться министром. Ну а вдруг… а вдруг так случится… Вдруг понадобится… Вдруг?..