Из репродуктора слышны музыка, марши, речи на всех языках. Кто-то ищет в эфире музыку.
С е в а с т и ц а (появляясь на пороге). Мальчик…
Входят с т р а ж н и к и с молотом.
П т и ц а. Поздно…
Появляется С т а м б у л и у, входит внутрь. Берчану делает знак стражникам уйти. Уходит сам. Бьют часы.
Четверть…
Снова бьют часы.
Половина…
Музыка замолкает. Слышно, как кричит ребенок.
Без четверти…
Здесь можно сделать второй антракт.
Входит М а л ы ш.
М а л ы ш. Где ты был?
П т и ц а. Стриг ногти.
М а л ы ш. Теперь попробуй взвеситься.
П т и ц а. Почему?
М а л ы ш. Ты стал легче на два килограмма.
П т и ц а. Почему?
М а л ы ш. Потому что обрезал ногти.
П т и ц а. Почему?
М а л ы ш (терпение его лопнуло). Возьми гнома.
Птица поднимает гнома.
Погуляй с ним.
Птица гуляет.
Неси его направо, потом налево, развлеки его, а то ему скучно стоять на одном месте.
Севастица смотрит на них.
Он смешон? (Птице, убежденно.) Ты смешон.
П т и ц а. Почему?
М а л ы ш. Прикидываешься добреньким, этаким бессильным спасителем, выжившим из ума романтиком…
П т и ц а. Мне известно, что я ненормальный.
М а л ы ш (жизнерадостно). Да?
П т и ц а. С тех пор как меня призвали в армию, и вы и доктор не забываете ежедневно напоминать мне, что я ненормальный и романтик к тому же.
М а л ы ш. Я пошутил, Птица.
П т и ц а. Хорошие у вас шутки.
М а л ы ш. Погуляй с ним еще! И подними его повыше.
Птица поднимает гнома.
Так, еще выше, а то сквозняк.
П т и ц а. Где?
М а л ы ш. Между Южной Америкой и Северной.
С е в а с т и ц а. Ха-ха…
М а л ы ш (дает ей пощечину). Замолчи, бабка.
Птица тащит гнома на место и взбешенный идет прямо на Малыша.
М а р и я (появляясь). Птица!
Птица останавливается.
П т и ц а. Не смей бить бабу.
С е в а с т и ц а. Я не баба, милый, я архибаба.
П т и ц а. Как дела, Мария?
М а л ы ш, услышав это, уходит, убежденный, что перед ним сумасшедший.
М а р и я. Ты назвал меня Марией.
С е в а с т и ц а уходит.
П т и ц а. Я спросил, как дела, Мария?
М а р и я. Давно никто не называл меня по имени — Мария. Я и забыла, что меня зовут Мария. Я шью, Фане, шью чепчик.
П т и ц а. Давно меня не называла женщина по имени: Фане. Или, вернее, никогда меня так не называла женщина. Кроме матери. Какое счастье, когда мать называет тебя по имени… Фане, принеси воды.
М а р и я. Фане, принеси воды.
П т и ц а. Нет, у тебя другой голос… (Дает ей ковш с водой.) И все же… Почему ты называешь меня Фане?
М а р и я. А почему ты называешь меня Мария?
П т и ц а. Тебя так зовут, Мария.
М а р и я. И тебя так зовут, Фане.
П т и ц а. Я забыл. Я все забываю, я кретин. (Прижимает к губам зеленый листок, насвистывает.)
М а л ы ш торопливо идет по направлению к дирекции.
М а л ы ш. Птица, ты забыл, должно быть, что ты здесь не овец пасешь. Директор у себя?
П т и ц а. Директор у себя. Если, конечно, он не простудился.
М а л ы ш (на ходу). Кто не простудился?
П т и ц а. Месяц. (Насвистывает.)
М а л ы ш. А я думал, директор.
П т и ц а. Каждый думает так, как считает нужным.
М а л ы ш. У тебя ума палата, да маловато мозгов.
П т и ц а. Ты бы похудел, если бы меньше ел.
М а л ы ш. Разве мы на «ты»?
П т и ц а. Тебе же нравится быть на равных с блаженным. Наверно, что-то в этом есть, когда разумное существо опускается до уровня того, кто разума лишен. Как будто ты уезжаешь в отпуск с чужой любовницей.
М а л ы ш. Но ты, голубчик, вовсе не блаженный.
П т и ц а. А разве я это говорил, я сказал лишь, что ты офицер. А у офицеров одно на уме: любовницы, чины, и еще им нравится придираться к тем, кто умнее их.
М а л ы ш (хохочет). Ты не глуп, Птица. Далеко пойдешь.
П т и ц а. Дальше могилы не уйду.
М а л ы ш. А ты все еще мочишься в постель? (Уходит, смеясь.)
М а р и я. Поиграй на листочке, Фане.
П т и ц а. Лист не желает больше петь, Мария.
М а р и я. Дай-ка его мне.
П т и ц а (отдает ей лист). Вот возьми, только не пытайся играть.
М а р и я. Я не умею.
П т и ц а. Если тебе тяжело жить, если тебе тяжело ждать, если тебе тяжело умереть, я могу тебе помочь.
М а р и я. Дай мне ведро, я наберу воды.
Птица открывает дверь. Мария поворачивает кран в коридоре. Течет вода в ведро. Мария пьет с удовольствием.
П т и ц а (стоит внизу на ступеньке). Солнце светит прямо на нас. (Расстегивает пуговицы на рубашке.)
М а р и я (садится с ним рядом). Ну и жара, солнце так и жжет…
П т и ц а. Так вот, если тебе тяжело…
М а р и я. Ты не можешь мне помочь, Фане. Отсюда нет выхода.
П т и ц а. Нет.
М а р и я (кладет голову ему на плечо). Вода течет… Вода наполнила ведро и стекает по его краям.
П т и ц а. Ложись ко мне на колени, Мария…
Мария кладет ему голову на колени.
Я могу помочь тебе, если хочешь. (Гладит ее волосы.)
М а р и я. Как ты можешь помочь мне, божий человек, как?
П т и ц а (поглаживая ей волосы и шею двумя руками). Легко, очень легко…
М а р и я. Ты мне не можешь помочь ничем.
П т и ц а. Я помогу тебе ничем.
М а р и я. Что означает это ничем?
П т и ц а. Я слегка сожму твое горло, так что ты не почувствуешь ничего.
М а р и я. Господи, Фане, мне страшно!
П т и ц а. Все будет как во сне, ты заснешь, и все…
М а р и я. Я не хочу, мне страшно…
П т и ц а. Только если хочешь, если больше не в силах терпеть… Ты останешься такая же красивая, ни одной капли крови не прольется на землю… И ты уйдешь прекрасной.
М а р и я. Нет, нет, я не хочу.
П т и ц а. Только если захочешь. Я хочу попросить у тебя только двадцать твоих волосков. Под навесом есть ласточкино гнездо, каждую весну я стану подкладывать туда по одному волоску, чтобы укрепить его стенки…
М а р и я (поднялась). Я дам тебе волосы, Фане, и спасибо тебе… Не сердись, я боюсь смерти… (Берет ведро, полное воды, и входит в камеру.)
Часы бьют четыре раза. П т и ц а уходит. Темнеет. М а р и я, появившись на пороге камеры, смотрит, как заходит солнце. Незаметно появляется М а л ы ш.
М а л ы ш. Скучаешь?
М а р и я. Скоро солнце будет всходить без меня. Почему ты не назовешь мне день? Сегодняшний — он последний?
