Единственное, что очень сильно настораживало всех, так это наличие дракона. Летающая тварь, способная на своей спине разместить десяток человек, полностью меняла все расклады. Оставалось только уповать на то, что Кайса не сможет понять, куда они направляются, пока не станет слишком поздно.
Так Игнис и маялась, пока беглецы продирались через леса, спеша к своей заветной цели.
Увы, но скорость оставляла желать лучшее, их тормозило состояние Орелии и Ридгара. Целительница слишком близко подошла к краю могилы, и это было заметно. Да, она сумела восстановить себе руки и ноги, но толку-то? Магия. Поддерживавшая жизнь Древней на протяжении сотен лет, практически иссякла. Орелия, можно сказать, выгорела, словно стихийный маг, не рассчитавший сил. Ей требовались время и покой, но ни того, ни другого нельзя было получить на вражеской земле.
Ридгар чувствовал себя не лучше. Таинственные кандалы буквально выпивали из него силы и Древний был так слаб, что едва держался в седле, то и дело теряя сознание.
Как им быть, если большие силы врага перегородят путь к спасению, Игнис не знала, а такую вероятность нельзя было сбрасывать со счетов. Уже несколько раз они едва не встретились с разъездами королевы и лишь таланты Вилнара помогали отряду избежать обнаружения, но любое везенье рано или поздно заканчивается.
Вечером они остановились на окраине большого леса, возле быстрой прозрачной речки. Вилнар наловил рыбы, а Игнис с Блаклинт приготовили ее. Когда все поели, Орелия отправилась к Ридгару, которому становилось все хуже, Рэмирус погрузился в свои молитвы, а Вилнар отправился в дозор. Так получилось, что возле костра остались лишь две девушки. Отмеченная пламенем, и одаренная водой.
Некоторое время они ничего не говорили, наконец, Блаклинт не выдержала и тихо спросила:
— Игнис, что теперь будет с нами?
— С нами?
— Ну…с тобой и мной, — она покраснела, — с нами… ну…
Игнис обрадовалась, что ее лицо, укрыто маской, и подруга не видит, как пылает здоровая щека пламерожденной.
— Это, — хрипло поговорила она, — это было минутной слабостью. Нам с тобой нужно было хоть как-то отвлечься от кошмара, и все получилось само-собой.
Блаклинт пододвинулась чуть ближе, и накрыла ее ладонь своей.
— Игнис, а что, если я скажу, что не хочу останавливаться, что хочу и дальше быть слабой… С тобой?
Она чуть склонила голову и Игнис, с ужасом осознала, что сейчас смотрит прямо на ее пухлые губы, такие теплые и такие зовущие близко, очень близко.
Девушка прокляла свою природу — природу стихийного мага, жадного до чувственных удовольствий, не способного противиться им.
"В Волукриме у меня как-то получалось сдерживать свои позывы"! — подумала она.
Но мысль эта утонула в аромате Блаклинт, в ее красоте и в том тепле и радости, что они могли подарить друг другу. Так девушки и сидели, болтая о всем и ни о чем, пока, наконец, Блаклинт не поднялась и не отправилась спать.
Игнис, оставшаяся одна, некоторое время не знала, чем себя занять. Сон не шел совершенно — стоило только закрыть глаза, как возвращались кошмары и, очнувшись, огнерожденная долго не могла понять, где находится. Ей казалось, что сейчас снова откроется дверь и в проеме окажется Кайса.
Едва глаза закрывались, как возвращалось пламя, неспособное навредить инициированной стихиерожденной, и пламя, сжигающее плоть маленькой девочки. Пламя, опалявшее ступни Ридгара. Пламя…
Игнис дернулась, как от удара и набрала полную грудь воздуха, чтобы не закричать. Ужас пережитого, животный, не поддающийся описанию и разумному объяснению, вновь захлестнул ее и девушка, не найдя ничего лучшего, подошла к Рэмирусу.
Отшельник стоял коленопреклоненным и возносил очередную хвалу Творцу.
Его искренняя вера всегда поражала девушку.
"Человек, наделенный такой силой и властью, добровольно отказался от трона империи, которую же сам и возродил, и ушел жить в пещеры… Как такое возможное? Сколь сильно должно гореть пламя веры, чтобы носить его в груди на протяжении добрых семи сотен лет?" — думала она, глядя на седовласого мужчину, не старого на вид, но бесконечно древнего в душе.
— Да, дочь моя? — Отшельник открыл глаза.
— Можно присесть? Мне не спится.
— Конечно же, — он указал на землю рядом с собой и Игнис, тяжело вздохнув, опустилась, прислонившись спиной к древесному стволу.
— Скажите, отче, — она обратилась к нему, — как вам удается не опускать руки? После всего, что было, после всего того зла, свидетелем которому вы стали? После бессмысленной и бесплотной борьбы, когда за каждой победой следовало поражение? Почему ваша вера не угасла?
Рэмирус улыбнулся, тепло и понимающе.
— Дитя, все просто. Я согласился ступить на Путь Вечности, обрекая тем самым свою бессмертную душу на сотни лет прозябания в тварном мире, и принял философский камень у Айнрита, упокой Господь его душу, с одной единственной целью: творить добро. А было сказано: "Делая добро, да не унываем; ибо в свое время пожнем, если не ослабеем". И еще было сказано: "должно всегда молиться и не унывать".
— И вы сотни лет творите добро и молитесь?
— И не унываю, — усмехнулся древний император. — Ибо все зло, что есть в этом мире — от Врага, а кто он пред ликом Господа? Все боль, вся несправедливость, все лишения — есть испытания Его, кои надлежит принять с благодарностью и храбро пройти.
Игнис понуро уставилась на землю.
— Мне бы вашу силу духа.
— Но я слаб, дочь моя. Страсти, обыденные для стихийных чародеев, с юных лет переполняли меня, я желал злата и вина, женщин и мужчин, услаждения плоти и греховных наслаждений. Но Господь в милости своей даровал мне шанс исправиться, послав на империю великое испытание — Третье Переселение. То были тяжкие и смутные времена, Аэтернум буквально развалился на куски, и мне пришлось возвыситься над своими пороками, отринуть их, дабы сохранить то, что осталось, а затем — преумножить спасенное и вернуть государству, завещанному отцом, былое величие.
Он задумчиво коснулся левой руки, вдоль которой тянулась ниточка шрама.
— Да, то было тяжкое время, — повторил он. — Не один и не два раза я хотел отступить, бросить все и гори оно синим пламенем… Но Он в мудрости своей даровал слабому и грешному человеку каплю сил, чтобы продолжить начатое, и в итоге я оказался победителем. Владыкой мощнейшей империи мира. И знаешь, что самое смешное? Я не перестал бороться с собой. Никогда. Ни на один день. Я тот, кто я есть, и таким умру, но буду до самого своего последнего вздоха молиться Господу и спасать души, чтобы, когда Он посмотрит на меня, без стыда взглянуть на вседержителя в ответ. Понимаешь?
Игнис не то, чтобы так уж сильно понимала, но все равно кивнула.
— Ты пережила тяжкое испытание, — продолжил Отшельник. — Многих ломали куда меньшие тяготы, нежели пленение и пытки, и я не прошу тебя молиться, хотя и это не будет лишним. Не молись, если не хочешь, не верь, если веры нет, но помни: есть люди, которым ты в состоянии помочь, которые зависят от тебя, а это налагает ответственность. У тебя нет права упиваться собственным горем. Понимаешь? Орелия с Ридгаром сейчас полностью зависят от нас троих. Не хочется обижать юного ловчего, но он вряд ли справится хотя бы с одним врагом, которого могут бросить по нашему следу.
Принцесса глубоко вздохнула.
— Спасибо, отче. Не скажу, что мне полегчало, но я постараюсь держаться.
— Вот и хорошо. А сейчас иди спать, завтрашний день будет ничуть не легче, чем предыдущие.
* * *
И они продолжили бегство. В какой-то миг Игнис даже показалось, что, возможно, королева отпустит своих пленников без боя, но это, конечно же, было наивной мечтой.
Развязка наступила спустя еще двое суток, когда до границы с Виннифисом оставалось от силы полсотни миль. Сперва Игнис показалось, что в небе — далеко-далеко, виднеется черная точка. Эта точка, однако, продолжила стремительно расти, приближаясь к ним на умопомрачительной скорости.
