— А это еще кто?

— Щит принца Тариваса и сноходец. Совсем молодой и неопытный, мы вместе с Кающимся дали ему несколько уроков.

Древнему показалось, что он ослышался.

— Погоди. Ты что же это, обучал доверенного человека Тариваса искусству хождения по Грани?

— Да, а что?

Охотник глухо застонал и хлопнул себя по лбу.

— Ах да, я же забыл, с кем имею дело. Фанатичный учитель, готовый передавать знания даже булыжнику, если тот окажется в состоянии их усвоить.

— Сноходцев слишком мало, — мягко заметил Корвус.

— Да, да, расскажи мне что-нибудь, чего я не знаю, — отмахнулся Изегрим.

"Проклятье, вот всегда он так! Подумать только — учить воина врагов… Впрочем, тот, стало быть, тоже не отвечает? Хм-м"…

— Ты проверяешь регулярно? — уже другим тоном уточнил Охотник.

— Каждую ночь.

А вот это, действительно непонятно. Если Орелию еще можно убить, то Ридгар — бессмертен. Буквально. Не существует способа окончить его пытку. Тут пасовали даже бирюзовые камни Изегрима. А значит, что?

"Значит, его пленили. Сильный сковывающий вполне в состоянии заключить этого ханжу в тюрьму. В прошлом было несколько умников, провернувших такой трюк".

Вся проблема заключалась в том, что чародеев подобной силы не так уж и много. Да что там, Корвус с Изегримом не одну сотню лет работали не покладая рук, чтобы число подобных типов свелось к минимуму, и Охотник с уверенностью мог сказать, что с этой задачей они справились. По крайней мере, частично. Количество Ступивших на Путь Вечности неуклонно сокращалось со времен Второй Войны Гнева, когда большая часть Древних, разделившись на два лагеря, практически истребили друг друга. А уж после уничтожения изменников из Темного Леса в Интерсисе едва ли можно было насчитать полсотни Ступивших на Путь Вечности.

"Но если не Древние, то кто"?

Ответ на этот вопрос приходил в голову сам-собой, и Корвус, определенно, не мог не думать о том же самом. И поэтому сорок тысяч человек полевого войска остались в Кастэллуме.

"Если не Древние, то либо особо могучий сковывающий, либо менталист. Проклятье, неужели эта сумасшедшая сука действительно учудила подобное? Надо было в свое время плюнуть на Лория и прикончить ее, хотя чего уж теперь, прошлое нельзя переписать".

Он потянулся и кивнул товарищам.

— Ладно, планируйте сражение и дальше, а мы с ловчими подготовим королеве несколько своих сюрпризов.

Кивнув Корвусу, он развернулся и покинул шатер, возле которого замерли четыре старших ловчих — его ученики, сумевшие пройти последнее посвящение и ступить на Тропу Вечности.

— Каковы будут твои приказы, Учитель? — обратился первый из них.

— Выдвигаемся, не теряя времени. Мы должны продемонстрировать ее величеству наше гостеприимство.

"Не волнуйся, Корв, я не подведу тебя. Армия Дилириса прибудет на Мариевы поля после корпуса бледного мальчишки. Победа будет за нами".

"И вот я снова тут", — подумал Безымянный, когда копыта коней вновь застучали по булыжникам дороги.

Горы остались позади, и он оказался непосредственно во владениях герцога.

— Кстати, а ваш отец еще тут, или уже выступил на соединение с армией Вороньего Короля? — поинтересовался он у Клеменса.

— Через несколько дней должен уже быть на месте, — ответил юноша. — Так что и мы не будем тянуть время. Сейчас сменим коней, пополним припасы — и вперед. Через несколько дней на Мариевых полях разразится страшная битва, результат которой во многом определит будущее Дилириса, и я ни за что не пропущу ее. Сможете скакать по ночам?

Этот вопрос был обращен не к Безымянному, который даже в таком состоянии мог держаться без сна несколько суток и не выбираться из седла днями. И не к двужильному Индржиху, который после встречи с отрядом ветророжденного заметно повеселел. Сын герцога спрашивал Аеллу, с которой немало общался в последние дни. Тяжелейшее путешествие заметно сказалось на недолечившейся гарпии — она похудела и осунулась, под глазами залегли круги, да и само лицо ее все больше и больше начало походить на маску боли и отчаяния.

Да, Аелла крепилась, делала вид, что все в порядке, но Безымянный не один и не два раза слышал, как она всхлипвала по ночам, думая, будто все вокруг уснули. Дочь неба продолжала оплакивать свои крылья.

— Я справлюсь, — тихо произнесла гарпия, — спасибо, ваша светлость, вы очень добры.

Клеменс тепло и открыто улыбнулся ей.

— Тогда поторопимся!

И снова нудные тягучие дни, наполненные страхом и надеждами. Игнис была предоставлена самой себе — ее мучительница то ли не могла оторваться от государственных дел, то ли решила мучать огнерожденную неизвестностью, и девушке оставалось лишь молить Бога о том, чтобы та подольше не приходила. И еще очень хотелось верить, что Дикая Роза Севера не станет больше мучать Ридгара.

"Ну да, конечно же, именно умением держать слово Кайса и известна", — саркастически подумала принцесса, горестно вздыхая и поворачиваясь на другой бок.

Неожиданно ее размышления были прерваны тихим звуком. По коридору кто-то шел, а точнее — крался.

Игнис тотчас же вскочила и навострила уши. Несколько секунд ничего не происходило, но потом ее слуха вновь достигли эти слабо различимые звуки.

"Нет, не показалось".

Тотчас же в сердце девушки зажглась дикая, безумная надежда, что сейчас ее спасут.

"Может, это ловчие Изегрима? А может, отец? Или Лариэс"?

Она сама не поняла, почему подумала о Щите принца, но это было бы действительно в его духе — пробраться в центр вражеского логова, чтобы спасти товарища.

Звуки неуклонно приближались, и Игнис вся обратилась в слух, забыв даже дышать. Наконец неизвестный остановился — прямо напротив ее камеры. В замке повернулся ключ и дверь с тихим скрипом отворилась. Увидев, кто стоит перед ней, Игнис лишилась дара речи: на пороге камеры замерла Блаклинт, одетая в дорожное платье. Подле камеры, прислонившись к стене, лежали охранники, не подававшие признаков жизни.

— Блаклинт? Что ты тут делаешь? — пораженно воскликнула огнерожденная.

— Тише… Идем, пока не поздно.

С этими словами ее спасительница сделала шаг назад, но огнерожденная продолжала стоять на месте.

— Скорее же, у нас очень мало времени.

— Что, еще одна забава Кайсы? Ей мало моих унижений, теперь хочет лишить и надежды? — с ненавистью в голосе спросила она.

— Нет, все не так, верь мне.

— Верить тебе? — ее трясло от ненависти. — А с чего бы? Ты предала нас всех, ты делала вид, что мы подруги, а за спиной ждала подходящего момента, чтобы нанести удар, ты…

Последнюю фразу она не договорила, но перед глазами огнерожденной вновь возникла картина двух переплетенных в порыве страсти тел.

— Убирайся прочь, Блаклинт, — процедила она.

Северянка затравленно посмотрела на огнерожденную.

— Игнис, я не предавала и даже не знала, что в конце пути нас ждет ловушка. Мать никогда не верила мне достаточно для того, чтобы посвятить в детали. Я же рассказывала, кем меня считают при дворе. Пожалуйста…

Отчаяние в голосе девушки было неподдельным, ну, или она очень хорошо умела играть, но… Игнис вспомнила их посиделки втроем с Клариссой, вспомнила искреннюю боль и обиду в словах Блаклинт, вспомнила, как учила ту преодолевать собственные страхи…

"Нет, такое нельзя имитировать! Я отказываюсь верить, что кто-то может оказаться столь гениальным актером, нет, это просто невозможно"!

Но если предположить, что Блаклинт говорит правду, то выходит…

"Она собирается пойти наперекор воле матери? Блаклинт? Наш трусливый северный василёк"?

Поверить в такое было весьма непросто. Ривеландская принцесса еще во время похода зарекомендовала себя девушкой крайне неуверенной в собственных силах, и лишь помощь Игнис и Клариссы — воительницы, чья красота вызывала у огнерожденной приступы острой зависти — помогли северянке выбраться из раковины, в которую та спряталась, будто пугливая улитка.