– Как домой пойдёшь? Не голым же по сугробам. Учти, до полнолуния мы тебя здесь не оставим.

– Может, восстановиться успею. Или наловлю зайцев, если не попадётся кто-то покрупнее, обмотаюсь шкурами, – ответил парень, не спуская глаз с Ирины.

Тётушка, конечно же, это заметила, и это ей очень не понравилось.

– Как звать тебя? – спросила она.

– Кэсс.

– Так вот, Кэсс, не пялься на мою дочь! У вас в стае есть девушки, которые тебе по крови подходят, вот на них и смотри таким взглядом. А об Ирине даже не мечтай! Ты меня понял?

Окончательно пришедший в себя после вынужденной ночёвки голышом под ёлкой, перевёртыш с усмешкой заявил:

– А если я с ней всё-таки… Что будешь делать?

– Пристрелю! – спокойно, но очень твёрдо, ответила Дарья, и прозвучало это более чем убедительно.

Перевёртыш понял, что тётушка не шутит. Только запах девушки был таким необычным и притягательным, что он не мог ей ничего обещать, потому что и сам не знал, справится ли с собой.

Нагишом ходить больше нельзя, это он уже понял. В присутствии Ирины сразу же было видно, что эта девушка ему очень даже небезразлична.

Дарья, заметив, что Кэсс стал прикрывать обнажённое тело, поняла это по-своему.

– Вот видишь, можешь же вести себя прилично, если захочешь. За вечер сошью тебе штаны и обутки. Спать будешь в сенях. Там стоит сундук, постелю на нём. Много шкур, чтобы укрыться, дать не смогу, мы почти все продали на ярмарке. Но ещё есть большое лоскутное одеяло, набитое птичьим пухом, под ним не должен замёрзнуть.

Только сейчас тебе придётся вымыться, чтобы до вечера высохнуть, иначе всё тобой провоняет.

Мы уходим добывать ужин, а ты бери таз, мыло и горячую воду на печке, холодная вон в том ведре… и чтобы к нашему приходу был чистым. Грязную воду выльешь за дом, как немного обсохнешь.

– Я сам добуду дичь, не было ещё такого, чтобы меня люди кормили, – попытался спорить Кэсс, но Дарья глянула так, что он тут же замолчал.

Когда они вернулись, перевёртыш выглядел очень даже приятно: чистая кожа, блестящие тёмные волосы с лёгким каштановым отливом, запах мыла и мокрой шерсти вместо запаха крови…

Всё говорило о том, что он выполнил требование Дарьи и вымылся.

– Мясо будешь сырое или варёное? – поинтересовалась тётушка. – Я пару зайцев убивать не стала, только оглушила, не знаю, как вы их предпочитаете поедать.

– Кровь выпью сырой, мне для восстановления нужно, а всё остальное, если я в человеческом облике, у нас, как у людей.

Вошла Ирина, сообщив, что шкуры с убитой дичи сняла и отнесла её в ледник, а живая, которую убивать не велели, висит на стене дома.

– Я сейчас вернусь, только сцежу кровь для нашего найдёныша, а то ему лечиться надо, будь он неладен. После поставлю мясо вариться. А ты отдохни. Погрейся.

Дарья не боялась оставлять её наедине с Кэссом. Племянница может за себя постоять. Дома, в крайнем случае, она и магию применить может, здесь её всплеск никто из недоброжелателей не обнаружит.

А об этом свидетеле того, что Ира – ведьма (если девчонке всё-таки придётся использовать свои навыки), она сумеет позаботиться. Ненависть к породе перевёртышей пока ещё не настолько остыла, чтобы спасти незваному гостю жизнь, когда он оплошает и нарушит неписанные, но очень древние, законы гостеприимства.

Едва тётушка вышла, а Ирина сняла обувь, тёплый платок и полушубок, подсев поближе к печке, Кэсс оказался рядом с ней.

Он жадно втянул носом воздух.

– Чего тебе? – спросила девушка, посмотрев на обёрнутого одеялом перевёртыша.

Его плечи и руки были обнажены, лишь всё, что находилось ниже широкой груди, укрывала ткань.

– Ничего. Я только постою рядом.

– Зачем это?

– Тут теплее, – соврал парень.

– Тогда сядь вон там. Нечего стоять надо мной.

Она показала рукой на грубое подобие табурета, стоявшее возле другого края печи.

Кэсс взял его и перенёс поближе к Ирине.

– А там что? Жарко? Чего тебе надо? – с лёгким раздражением спросила девушка.

Она устала, замёрзла, дотемна набродившись по заснеженному лесу, пока он тут отдыхал, поэтому не особо переживала, как оборотень отреагирует на её слова. Слово «оборотень» в этом мире не употребляли, несколько раз Ирина едва сдержалась, чтобы не произнести его по привычке.

– Не сердись. Пообещай, что не разозлишься, если я скажу правду.

Если с Дарьей перевёртыш разговаривал, добавляя к голосу рык, пусть и не слишком явный, но всё же… то с Ирой он общался мягко, заглядывая в глаза, как это делают щенята, выпрашивая похвалу у хозяина.

Цвет глаз у него был интересный. Жёлтый.

«Странно, но прежде мне казалось, что они зелёные?»

Видимо именно по цвету, когда Ира приволокла эту почти замороженную тушу в дом, тётушка поняла, что он перевёртыш.

– Ладно, говори уже, – махнув рукой так, словно отгоняла назойливую муху, ответила, она.

– Запах.

– Что запах? Потом пахну? Так я только что из лесу, устала. Это ты тут мылся и отдыхал.

– Ты не поняла. У тебя особенный запах. Твой пот пахнет… как бы это сказать-то. Какой запах для тебя самый приятный?

Он хотел добавить волнующий, будоражащий кровь, такой, что готов вдыхать этот аромат часами, до головокружения, но промолчал, понимая, что люди ощущают запахи иначе, чем перевёртыши.

– Ну, наверное, запах цветов или мёда. Не знаю, никогда не думала об этом.

– Твой запах для меня, как для тебя запах цветов. Сейчас к нему добавился аромат еловой смолы и крови. Он прекрасен.

Ира, чуть наклонив голову, с сомнением, легко читаемом на её лице, понюхала свою руку в районе подмышки.

От неё сильно несло потом.

«Похоже, у него проблемы с обонянием, это же неприятный запах», – подумала она.

– У наших видов по-разному устроены носы, – поспешил объяснить оборотень. – То, что не очень хорошо для вас, для нас может быть очень приятным. Но пот людей никогда не вызывал во мне такой…

Он едва не сказал «страсти», «возбуждения», но не захотел пугать девчонку.

– Я хочу сказать, что ты пахнешь для меня иначе, не так, как другие люди.