«Придётся ехать в деревню, ― мрачно подумал Женя, выходя из палатки с продуктами. ― Одному Богу, правда, известно, что натворят без меня эти придурки». На личный состав своей экспедиции он, конечно, рассчитывал, но всё же не до конца.

Генрих после удачной развязки сдружился с Громовой на почве любви к спирту и теперь еженощно оглашал лагерь отвратительным исполнением народных песен. Дима упорно работал, а Сергей Сергеевич смеялся, периодически присоединялся к Генриху и не замечал того, как сатанеет Женя от наглости Громовой.

― Товарищи студенты, ― начал Женя, когда студенты собрались под навесом всей дружной компанией и гудели, как улей пчёл. ― Со всем прискорбием я хочу сообщить вам, что запасы продовольствия у нас подходят к концу. А это значит, что если я и ещё один доброволец не съездит в деревню за продуктами, то нам вскоре придётся есть друг друга.

― А с кого начнём? ― задорный голос Громовой вызывал весь спектр эмоций: от желания заткнуть ей рот до странных, непривычных в отношении студентов мыслей.

― С тех, кто по ночам таскал картошку и тушёнку из общей кучи и страдает алкоголизмом! ― отрезал Женя.

― Не было такого, Евгений Николаевич, ― сложив руки на груди, возразила Громова. ― Мы не крысы. Да и обвинять кого-то вот так с ходу не лучший вариант, вообще-то. Потому что если обвинения окажутся беспочвенными, то будет…

― Молчи, Громова, ― одёрнул неугомонную девчонку Женя. ― Много разговариваешь. Хотя, в деревне это пригодится: уболтаешь продавщицу Катьку продать то, чего якобы нет. ― Он криво усмехнулся, увидев, как Громова сделала большие глаза и захлопнула наконец-то рот. ― Да-да, Маргарита… как тебя по отчеству?

― Алексеевна, ― быстро ответила Громова. Удивление порядком сшибло с неё спесь.

― Так вот, Маргарита Алексеевна, ― довольный победой над костью в горле, продолжил Женя. ― Ты поедешь со мной в деревню за продуктами. ― Он внутренне ликовал. Что может быть проще: наладить работу на раскопе, увезя возмутительницу спокойствия. ― Поэтому собирайся: через пятнадцать минут выезжаем. И опроси своих приятелей, не надо ли им что в деревне, а то в следующий раз поедем, когда я вас домой отправлю. В солдатском цинковом гробу, ― и, высказав это пожелание, он отправился собираться в дорогу. Экспедиционные миллионы бюджета требовали экономии и тщательного подсчёта, а ко всему прочему таяли на глазах.

Когда через двадцать минут Женя вышел из палатки, заботливо рассовав по отделениям бумажника миллионы наличными, Громова уже ждала его. Для поездки в деревню, как в хоть какой-то оплот цивилизации на ближайшие двадцать километров, она даже приоделась. К удивлению Жени, вместо видавших виды штанов от афганки, растянутой майки-алкоголички и широкой рубашки на ней было прелестное ситцевое платье в цветочек. Впечатление портил разве что пустой вещмешок, который Громова по обыкновению повесила на одно плечо.

«А она может быть похожа на человека, ― подумал Женя, невольно задерживаясь взглядом на загорелых ногах Громовой. ― На красивого человека…»

Он и сам сменил пропотевшую ковбойку на чистую рубашку и переобулся в более-менее приличные туфли. Продавщице Катьке Женя безнадёжно нравился, и сейчас стоило этим воспользоваться.

― Список составила? ― строго спросил он, поставив мотор прогреваться, когда они оба залезли в машину. ― Того, что надо лично вам: выпивку и курево я на общественные деньги покупать не намерен.

― Всё учтено могучим ураганом, ― заверила Громова, опуская стекло усиленным прокручиванием «весла». ― Как думаете, «Прима» в деревне есть? ― Она провела ладонью по успевшим взмокнуть и потемнеть рыжим волосам.

― Не знаю и знать не хочу, ― честно ответил Женя. ― Вот что, Громова, ― произнёс он, трогаясь с места и выворачивая руль, ― курить вредно, поэтому бросай. И пить тоже.

― А вам какое дело? ― Громова на удивление даже не вспыхнула, хотя обычно ей хватало малейшей искры, чтобы завестись. Впрочем, как и ему самому.

― Никакого, ― пожал плечами Женя, ведя «Жигули» по гравийной просёлочной дороге, по обе стороны которой раскинулись кукурузные поля.

― Прекрасное место для высадки пришельцев, ― прокомментировала происходящее Громова, почти выворачивающая шею и высовывающаяся из окна, чтобы рассмотреть местный пейзаж. ― Вы верите в пришельцев, Евгений Николаевич?

― «Секретных материалов» насмотрелась? ― усмехнулся Женя, краем глаза поглядывая на девчонку. Она и правда напоминала агента Скалли с той разницей, что была моложе, фигуристей и, казалось, ещё меньше.

― Да-а, ― протянула Громова, усаживаясь ровно и прижимая к себе пустой вещмешок. ― Все кассеты посмотрела по пять раз. Сама записывала.

Женя неопределённо хмыкнул на это известие. Хорошо девчонке: море свободного времени и возможность смотреть голливудские фильмы, когда захочется. Ему самому приходилось для этого не спать половину ночи.

― Задержимся немного в деревне, ― произнёс он, сворачивая на пыльную степную дорогу. ― Я хочу зайти к Кузьмичу.

― Это кто? ― кажется, с искренним интересом спросила Громова.

― Местный пасечник.

― И что у него собирают пчёлы? Мятлик?

― Твои любимые жёлтые цветы.

Ближайшая к лагерю деревенька отличалась на редкость приличным видом и умеренным количеством местных буянов и алкоголиков, которые чаще всего толпились возле местного клуба или магазина. Иногда этот контингент ошивался и на раскопе: кто-то вбил им в головы, что если копают, значит, археологи, а если археологи, значит, нашли золото. Женя слышал, что кто-то даже видел, как выносили из породы золотые слитки, а вниз по реке плыл золотой песок. Разок-другой особо любопытные в пьяном угаре наведывались на раскоп, но несколько ударов в челюсть быстро разъяснили, что к чему. Теперь местные буяны Женю побаивались, а всё женское население вздыхало у заборов, когда он приезжал в деревню. Высокий синеглазый блондин тридцати шести лет, загорелый и подтянутый от вечных полевых сезонов, непьющий и некурящий, выгодно отличался от деревенских мужиков, а степень кандидата наук и вовсе придавала ему ореол некоего небожителя.

Продавщица Катька его и вовсе боготворила.

Женя, открыв дверь и зайдя в душный, несмотря на распахнутые окна, магазин «Заря», широко улыбнулся и мило поздоровался:

― Здравствуйте, Катенька!

― Ой! ― полная раскрасневшаяся Катька, протиравшая до этого со скучающим видом деревянный прилавок, расплылась в улыбке. ― Евгений Николаевич, и вам не хворать!

― Ко мне на практику привезли студентов, Катюша, ― пожаловался Женя. ― Все продукты сожрали, черти.

― Бедный вы, бедный, Евгений Николаевич! ― запричитала Катька, резко нагибаясь к нему через прилавок. Она всегда называла его на «вы» ― для неё Женя был сродни высшим силам или начальству. ― Давайте сюда список, я сама всё вам соберу. А может, ещё чего-нибудь дам на дорожку! ― она игриво подмигнула накрашенными дешёвой косметикой глазами и исчезла в складском помещении.

― Твою ж мать!.. ― бормотание, достаточно внятное, чтобы можно было различить слова, но недостаточно громкое, чтобы предъявить претензии, раздалось из-за спины. ― Заигрывать с продавщицами ― это пиздец…

― Что ты там бормочешь? ― почти зашипел Женя, оборачиваясь, но Громова стояла на удивление далеко и присматривала выставленный на продажу хлеб. ― Вообще, какое тебе дело?

― Вы вообще о чём? ― девчонка с невинным видом повернулась к нему. ― Покупайте уже быстрей, я ещё по деревне пройтись хочу.

― Ты хоть совершеннолетняя? ― Женя с сомнением посмотрел на Риту. ― За тебя покупать сигареты и пиво я не буду.

― Мне восемнадцать, ― Рита заносчиво вздёрнула нос и подошла к прилавку. ― Вы идите, Евгений Николаевич, загляните к вашему Кузьмичу, как и хотели.

― Ты не потеряешься? ― выглядела Громова самостоятельной, но спросить было надо.

― Я буду ожидать вас возле машины. ― И Рита отвернулась, выкладывая на деревянные счёты свои миллионы.