Не обращая больше внимания на народ в зале, Женя привлёк к себе Риту и, на мгновение заглянув в её лучистые карие глаза, поцеловал.

Кажется, зал взорвался аплодисментами, но для него это уже не имело значения. Только солнечно-медовые губы Риты на его губах.

Антон ожидаемо напился коньяка, а потом понизил градус, хапнув шампанского. Поляну бывший уже аспирант накрыл отличную, и народ ежесекундно толпился у столов с закусками, разговаривая обо всём на свете. Женя едва пробился через них к Антону, уже ловившему «вертолёты», но всё ещё державшемуся. Маргарита всё время была рядом с ним, и Женя обнимал её за плечи, не отпуская от себя. Больше никогда.

― Ну что, Антоша, ― усмехнулся он, хлопнув по плечу глупо улыбающегося пьяной улыбкой счастливого Антона. ― Теперь ты Антон Андреевич. Поздравляю, ― Женя протянул руку, и Антон крепко пожал её. ― Учись дальше, работай, расти, может, какой толк из тебя и выйдет.

― Спасибо, Евгений Николаевич, ― силе воли Антона можно было позавидовать. Он покачивался, но держался. ― Я вас тоже поздравляю, ― он улыбнулся Маргарите, которая, сменив каблуки на туфли-лодочки, беззастенчиво положила голову Жене на плечо и улыбалась, перебирая в пальцах салфетку. ― И вас, Маргарита Алексеевна.

― Взаимно, ― наклонила голову Рита. ― И спасибо, ― она осторожно похлопала по щеке начавшего уплывать в прекрасное далёко Антона.

― Поехали домой, ― Женя наклонился к самому уху Риты. ― Твоё предложение, я надеюсь, всё ещё в силе?

Ответом ему стала улыбка Маргариты, взявшей его за руку и поведшей за собой через толпу.

Когда Женя проснулся, то Риты рядом не оказалось. Смазавшаяся перед сонными глазами спальня вдруг отчётливо напомнила ему собственную квартиру. На секунду Женя подумал, что это конец: он попал в День Сурка и сейчас снова придётся рвать задницу и мчаться на работу. Но в тот момент, когда он уже хотел громко выругаться, до него донеслись звуки льющейся воды из ванной комнаты и тихие, заглушаемые каплями слова песни:

― Там на чёрных холмах чёрный твой виноград, ― он не знал слов, начала и конца, но почувствовал, как восхищение напополам с ностальгией пробирают до костей. ― Прорастает рядами драконьих зубов, ― он так давно не слышал, как Рита поёт, что застыл, боясь пошевелиться. ― У бесценных рядов аргонавты не спят, согревают лозу в ночи драконьим дыханием костров.

Когда Рита ― довольная и красная от пара ― вышла из душа, обернутая полотенцем, Женя изо всех сил старался прогнать выступившие скупые слёзы эстетического экстаза.

― Это же «Мельница»? ― он старался говорить небрежно, но охрипший голос выдавал его. Пение Риты он был готов слушать вечно.

― Хелависа, ― кивнула Рита, садясь рядом с ним на кровать. С кончиков её мокрых волос падали капли. ― Нравится?

― Не то слово! ― он не собирался скрывать восторг, только не сейчас. ― Ты спела мне впервые с нашей новой встречи.

― Правда? ― она улыбнулась, проводя горячей рукой по его растрёпанным со сна волосам. ― Я и не думала об этом. Похоже, наша с тобой жизнь пошла на новый виток спирали, ― она легко поцеловала его в шею, клюнув носом бьющуюся артерию, а потом взяла его руку в ладонь и приложила к своему животу. ― Сила спирали, как в каком-то сериале, означавшая силу жизни и эволюции, ― Рита улыбнулась, когда Женя, повинуясь будоражащему импульсу, провёл пальцами по её мокрой горячей коже. ― Иди в душ.

Стоя под струями горячей воды, Женя благодарил ― Бога, институт, Маргариту ― за то, что предоставили ему второй шанс. Во всём.

Дело оставалось за малым ― жениться.

Они оба решили дождаться лета: свадьба в дождь или снег, по словам Маргариты, не очень её привлекала, а уж кутаться в пуховик и мёрзнуть в открытом платье ей и вовсе не хотелось. Женя целиком и полностью поддерживал её, помогая перевезти вещи в свою квартиру. Рита всё равно уходила в декрет на три года, поэтому могла, в случае чего, работать дистанционно ― беременность не мешала ей писать статьи, за которыми она порой засиживалась до глубокой ночи. Женя и сам много работал по ночам: в институте зачастую не хватало времени. Так они и сидели вместе, каждый за своим ноутбуком, и всё равно ощущали тёплую и обволакивающую, словно мёд, близость друг друга.

Бить посуду и звать цыган никто не хотел. И Женя, и Рита уже давно вышли из восторженного возраста, когда хочется хвастаться перед друзьями шикарными кринолинами и лентами, купленными за родительские деньги. Поэтому свадьба была предельно скромной, но со вкусом. Присутствовали только самые близкие: мать Жени, родители Риты, Вадик Ильинский, Антон и Катюшка Жемчугова.

― Отдаю в надёжные руки, ― важно произнёс Алексей Громов ― суровый, мощного вида низкорослый мужчина, на которого Маргарита была удивительно похожа. ― Но ты, Евгений, Ритку-то не обижай, ― он усмехнулся. ― И ты, дочка, мужа не сильно трогай. Я тебя знаю. ― В его глазах стального цвета плясала плохо скрываемая гордость. Он явно радовался за дочь.

― Мы постараемся, пап, ― Рита безмятежно улыбалась.

Для свадьбы она выбрала синее платье из лёгкой, но красивой блестящей ткани и жемчужные бусы. Маленькая, свежая и круглая ― Маргарита светилась мягким внутренним светом. На безымянном пальце левой руки у неё красовалось ещё одно кольцо: тяжёлый серебряный монстр с каплевидным сапфиром ― фамильная драгоценность Ковалевских, родственников Риты по материнской линии. Кольцо по какой-то хитрой традиции передавалось женщинам этой семьи в день их свадьбы.

Гости выпили с молодожёнами шампанского и разъехались, а Женя и Рита остались вдвоём, как и хотели. Фотоаппарата на штативе и портативного холодильника, полного шампанского для Жени и сока для Риты, а также разнообразной еды должно было хватить им на целый день.

Они давно хотели вырваться из города, поехать на крутой берег реки, где росли клёны и стояли скамейки, подышать свежим чистым воздухом, полным ароматов свежей травы и отцветающих белых и розовых яблонь.

― Не жалеешь? ― В карих глазах Маргариты отражались солнечные лучи, делавшие их светлее и ярче.

― О чём? ― Женя оторвался от фотоаппарата и посмотрел на… жену.

― О том, что женился и скоро станешь отцом? ― Рита зарылась ладонями в его волосы, коснувшись кончиками пальцев скулы. ― Нам ведь не двадцать лет.

― Именно поэтому и не жалею. Всё мы успеем, Рита, всё. ― Он привлёк к себе Маргариту, провёл ладонью по её плечам и спине, очертил округлый живот, чуть задержавшись на нём.

Трогать живот Риты было приятно и интересно. Женя годами копался в прошлом, теперь настал момент прикоснуться к будущему.

― Рита, ― произнёс Женя. Ему перестало хватать воздуха. ― Спой, пожалуйста, ту песню, которую ты пела утром в душе после защиты Антона.

― «Поверь»? ― Рита провела рукой по волосам, заправляя за ухо длинную рыжую прядь. Ломкость волос прошла, сейчас локоны наливались цветом и густотой. Женя знал, что после родов волосы отомстят за красоту, но сейчас только любовался золотым солнечным сиянием. ― Хорошо, ― она вздохнула и, устремив взгляд на светло-зелёные кроны клёнов, запела:

― Мне бы спать бы и спать на вороньем крыле, когда чёрные гладкие перья щекочут плечо, ― Маргарита сделала короткую, как вздох, паузу и продолжила: ― Лепестки темноты холодеют в золе, а к полуночи будет от полной луны горячо.

Её голос обволакивал, а шелестевшие над головой резные листья двигались точно в такт мелодии.

― Невозможно в себе хранить этот яд, так открой же в ночи виноградную драконью кровь!

И то верно: слишком много яда ― одиночества, горечи, ехидства ― хранил в себе Женя на протяжении жизни. Пришла пора избавиться от него, глотнув драконьей крови.

― Ты мне ворон, ты мне ветер, когда зима придет, её встреть ты ― дай ей песен, дай ей пищи, дай же ей всё, чего она ищет.

Маргарита будто пела про себя. И него. В первый раз он не смог дать ей ничего, теперь постарается положить к её ногам мир. Ту его часть, которая ему подвластна: бескрайние поля и темнохвойное море тайги.