— Ага, тайный ход, — не задумываясь ответил блаженный и первым вошёл внутрь.
— Куда он хоть ведёт? — крикнул ему в спину Буруга. Тот ответил что-то невнятное про столицу Раснаса и пропал в темноте.
Через несколько минут из мрака донёсся оглушительный рык. Следом наружу вырвался остаточный след от мощного всплеска психонергии.
— Вот гад. Придётся топать за ним и спасать, — ругаясь, Буруга поставил Клею на ноги. — Маленькая моя, держись за спиной в двух шагах. Если что прячься. Поняла?
— Да, хозяин, — Клея кивнула, готовая следовать за ним куда угодно.
Не прошло и десяти минут, как оказавшись в темноте у неё перед глазами замелькали обрывки чужих воспоминаний. Они не были связаны с Ардэнским Орденом и вряд ли принадлежали Клементии. Лица людей в совершенно незнакомой обстановке стали проступать в полумраке пещеры, сбивая Клею с толку и мешая следовать за хозяином. Сделав очередной шаг, она споткнулась и упала на колени. В ушах встал гуд. Пробившиеся сквозь него голоса смешались со звуками борьбы. Клея крепко сжала руками виски. Яркой вспышкой появилось лицо незнакомца, от которого её пробила лихорадочная дрожь. Мир Раснаса утонул во тьме грота, вытесненный проявившимися воспоминаниями:
'Раздался звон бьющейся посуды. Ошмётки еды попали в лицо Клеи. Она утёрлась рукавом и со страхом подняла глаза. Перед ней стоял мужчина средних лет с сединою на висках. Глубоко посаженные карие глаза, прямой нос с узловатой горбинкой, тонкие губы в презрительной ухмылке и острый волевой подбородок — всё казалось знакомым до трепета в животе, родным и даже любимым. И вместе с тем, мужчина словно оставался далёким ей, совершенно чужим, опасным и ненавистным до скрежета в зубах.
— Ты же сам сказал, — голос Клеи дрогнул. В горле образовался колючий комок горечи.
— Я такое сказал? Ты вообще уши моешь? Хоть изредка! Или у тебя они говном забиты? — злобно высказался мужчина. — Что ты услышала, раз натворила такое?
— Ты сказал, что хочешь яйца поесть. Я предложила омлет на двоих. Ты не захотел есть вместе со мной, — Клея, запинаясь, начала оправдываться. — Сказал, чтобы приготовила из одного яйца, без моего омлета.
— И что ты сделала? Яичницу? Где ты услышала про яичницу? — он схватил Клею за ухо и больно вывернул его. — Что я сказал? Приготовить мне из одного яйца! Вот и надо было приготовить! Трудно? Не понятно?
Мужчина отпустил Клеи и со словами «идиотка слабоумная», толкнул к плите, где стояла ещё тёплая сковорода.
— Чего вытаращилась на меня? Сама виновата. Исправляй. Или спорить будешь? А⁈ — рявкнул он. Его помутневший взгляд, полный гнева, напугал Клею. Казалось, будто мужчина сам не знает, что готов сделать в следующую минуту.
— Бесишь, — процедил он, с презрением глядя на неё. А после пнул Клею ногой в живот.
По её спине прошла волна дрожи. В голове зазвенело от удара затылком о стену. Под лопаткой больно кольнуло. Это был острый край полки для специй. Клея сползла на пол и, подтянув колени к груди, закрыла голову руками.
— Что ты из себя жертву корчишь? Смотрите, съёжилась! Прикрылась! Думаешь, я тебя бить буду? Ха! А ведь буду! Ещё как буду, пока ты мне рожи корчить не перестанешь, — мужчина сделал шаг. Следом в плечо Клеи пришёлся удар пяткой. — Вечно с кислой миной ходишь. Вечно чем-то недовольна, а с другими такая улыбчивая, падла. Глазки блестят, как у течной…
«Хорошо, что в тапках, а не в берцах. Хуже всего голыми руками и ногами. Или если он поранится. Бешеный», — думала Клея, вспоминая прошлые побои.
Чувство безысходности поглотило страх и притупило боль. Желание оказаться забитой до смерти накатило острой жаждой. Клея опустила руки, принимая лицом удар ноги. Затылок гулко приложился к стене и в ушах отчётливо прозвучал хруст. Горячая влага потекла по губам, капая с подбородка на грудь. Перед глазами качнулся пол, выложенный тёмно-коричневой плиткой под цвет столешницы.
«Не маркий. Совсем не видно крови», — падая, Клея посмотрела прямо перед собой на кровавую кляксу.
— Сама виновата. Са-ма! — мужчина торопливо ушёл. Его шлёпающе-шаркающие шаги стихли ещё в коридоре. С щелчком зашумел системный блок. Кашлянули, включившиеся колонки. А вскоре громкие звуки музыки наполнили дом. Каждая нота ударяла в уши Клеи, раскалывая голову на множество осколков.
«Надо встать. Убраться. Или ещё полежать?» — она знала, что если ничего не сделает, то будет избита снова. А если уберёт бардак и приведёт себя в порядок, то он успокоится и даже извиниться.
Она вспомнила, каково это когда тебя прижимают к крепкой груди. Когда гладят широкой ладонью по голове и спине. Когда касаются губами шеи, щеки или губ. Клея почти физически ощутила ласку тех самых рук, что неоднократно били её. Вспомнила голос, произносящий её имя с любовью и нежностью: «Машенька, Маша, Машуня».
Клею охватило презрение к прозвучавшему в ушах имени. Она не хотела его носить. В памяти встали образы мифических чудовищ. Целый бестиарий монстров из разных стран. Среди них она остановилась на изображение тёмного грота, чернеющего в скалах бушующего моря. Рядом на двенадцати лапах стояло гибкое тело, из которого во все стороны смотрели шесть собачьих голов на длинных извивающихся шеях. Из спины морского чудища торчал обнажённый женский торс. Длинные волосы, развевающиеся от шквального ветра, едва прикрывали лицо, но не глаза. В них читалась безумная ярость и неутолимая жажда сочной плоти, проплывающих мимо людей.
«Однажды я стану двенадцатилапой сукой с шестью клыкастыми мордами. Их пасти будут рвать людишек на части, переламывая и дробя их косточки. Я не буду знать пощады. И тогда страх и боль меня больше не коснуться», — Клея почувствовала сердцем ноющую тоску. Словно душу разорвало от противоречивого желания и несбыточной мечты обернуться Сциллой'…
— Маленькая моя, держись. Дыши, — Буруга бережно нёс Клею на руках. Торопливый стук его сердца говорил о волнении, в котором тот пребывал.
— Хозяин, — позвала она, не зная, что именно ей хочется сказать.
— Очнулась? Молодец. Испугалась? Замёрзла? Смотри, как дрожишь, — Буруга на ходу закутал её в край пушистого полотна, наспех сформированного из потока психонергии. — Сейчас найдём хорошее место и отдохнём. Потерпи, маленькая. Потерпи.
Пережитые недавно воспоминания всё ещё бродили в сознании Клеи. Они заставляли её бояться заботливости хозяина, видя в ней ласку того самого мужчины, что так жестоко избивал некую Машеньку. Даже спустя час насторожённость никуда не делать.
«Хозяин ведь другой? Он не причинит мне вреда», — мысленно Клея уняла страхи и невольные подозрения, убедив себя в доброте Буруги. Постепенно опасения ушли, однако осадок всё ещё остался.
— Старикан, ты куда завёл? Сам-то здесь бывал раньше? Смотри, из-за тебя моя малышка едва не пострадала, — отчитал он Поликарпа. — Если не можешь сражаться, так не лезь к опасным тварям и нас не подставляй!
— Ничего ей не сделается. Всё ужасное, что могло с ней случиться уже случилось, задолго до нашей встречи. Я прав? — блаженный ощерил щербатый рот в счастливой улыбке. — Какой же пугливый кролик. Вот ты и попал в хорошие руки. Надеюсь, в этот раз заботу оценят и никого не заставят страдать.
— Совсем чокнутый. От твоей заботы несёт проблемами, — пробухтел Буруга, аккуратно усаживая Клею к себе на колени.
— Дык разве обо мне речь? — со смешком парировал Поликарп его недовольство. — Люблю драматичные развязки больше счастливых финалов, но не всегда получается, как желается.
Клея слушала их нескладную перепалку и не могла понять какие между ними отношения. Друзья? Враги? Приятели? Впрочем, ей не пришлось долго ломать голову. Тесный каменный тупик, в котором они очутились, наполнился недружественным шипением потревоженных змей. Оно шло едва ли не из каждого угла.