Король вдали от родины В отличие от других христианских монархов, которые, как правило, оставались в Святой земле не более чем на два года, независимо от того, принес ли им крестовый поход победу или поражение, Людовик Святой решил задержаться здесь на неопределенный срок. В совершенно новом по характеру[302] послании, адресованном французской общественности (существование которой, безусловно, еще только на начальном этапе, вновь подтверждается тем, что король счел необходимым проинформировать ее), он сообщал это печальное известие своему народу. Послание было написано в Акре в августе 1250 года и доставлено во Францию братьями короля Альфонсом де Пуатье и Карлом Анжуйским. В нем без прикрас говорилось об успехах и трудностях Египетского похода, о гибели брата, о пленении короля, об условиях десятилетнего мирного договора, заключенного с султаном. Король утверждал, что после освобождения из плена решил вернуться во Францию, но затем отказался от этого намерения, увидев, что мусульмане сразу же нарушили заключенный договор. Поэтому, посоветовавшись с баронами Франции и Иерусалимского королевства, а также с членами рыцарских орденов, он принял решение остаться в Святой земле. Он надеялся, что наступит
некоторое улучшение, пленные будут освобождены, мы сохраним замки и крепости Иерусалимского королевства и прочие блага для христианского мира, тем более что возникла распря между султаном Алеппо и правителями Каира. Наконец, он призывал своих подданных взять крест и присоединиться к нему в Святой земле[303]. Разумеется, Французское королевство не в первый раз ощущало себя сиротой в отсутствие короля, выступившего в крестовый поход. Но до Людовика это отсутствие никогда еще не было столь продолжительным — почти шесть лет (с августа 1248 года по июль 1254 года). Правда, регентша Бланка Кастильская, кроме своего статуса и компетенции, имела и прочие, необходимые для правления составляющие: сын предоставил ей широкие, оговоренные до мелочей полномочия, сведущих в делах советников как из числа духовенства, так и из мирян, а также оставил достаточные финансовые средства. Решив в 1250 году задержаться в Святой земле, Людовик особенно подчеркивал это обстоятельство: «Я предусмотрел, чтобы мое отсутствие не создало никакой угрозы моему королевству, ибо у госпожи королевы достаточно людей для его защиты»[304]. Впрочем, он отправил во Францию в помощь матери уцелевших братьев — Альфонса де Пуатье, который только что стал наследником своего тестя, графа Тулузского Раймунда VII, скончавшегося в 1249 году, и Карла Анжуйского, который в общем-то будет преследовать свои личные интересы и порой вызывать раздражение у своего венценосного брата. Зато Альфонс станет исправно выполнять свой долг и даже председательствовать иногда в Королевском совете в Париже. Крестовый поход пастушков В 1251 году Бланке Кастильской пришлось пережить неожиданное и из ряда вон выходящее событие — крестовый поход пастушков. Потребовалось немало усилий, чтобы справиться с ним, ибо это был один из ярчайших примеров роли вымысла в истории, а сам крестовый поход напрямую связан с образом Людовика Святого, существовавшим в сознании народа и воодушевлявшим народные массы. Это явление ошеломило клириков и интеллектуалов того времени: «чудо чудное и неслыханное» (mirabile prodigium et novitas) — говорит Гийом из Нанжи; «диво дивное» (quoddam mirabile) — вторит ему Мэтью Пэрис[305]. Послушаем Гийома из Нанжи: 1251. Чудо чудное и неслыханное приключилось во Французском королевстве. Главари разбойников, чтобы совратить простой люд и ввести его в соблазн лживыми фантазиями (falsis adinventionibus), притворились, что им были видения ангелов и явилась Пресвятая Дева Мария, повелевшая взять крест и вместе с пастухами (pastores) и другими простолюдинами, избранными Богом, собрать некое подобие войска во спасение Святой земли и отправиться туда на помощь французскому королю, а каким было это видение, они изобразили в виде ликов, вышитых на стягах, которые несли перед собой. Сначала они прошли по Фландрии и Пикардии, по деревням и полям, и трубными звуками, словно магнит железо, притягивали к себе пастухов и простонародье. Когда они пришли во Францию (Иль-де-Франс), их было уже так много, что они начали, словно войско, разбиваться на сотни и тысячи, и, когда проходили по сельской местности мимо овчарен и отар овец, пастухи бросали свои отары и, будто в каком-то дурмане, даже не предупредив родных, присоединялись к этому преступному походу. Пастухи и простонародье поступали так, не ведая, что творят, но с самыми благими намерениями; однако было среди них немало бандитов и убийц, знавших о преступной цели, которую они втайне преследовали, и в этом их наставляли вожди, возглавлявшие войско. Проходя по деревням и городам, потрясая кинжалами, топорами и другим подобным оружием, они так запугали население, что ни один человек, даже наделенный властью, не осмеливался выступить против них. В своем заблуждении они пали так низко, что совершали обряд обручения, раздавали кресты, давали отпущение грехов, однако все это притворно, и, что еще хуже, так ловко втягивая в свое заблуждение добрых людей, что почти все они утверждали и даже верили, что еда и вино, которыми они снабжали участников похода, не только не отнимаются у них, но будто бы их становится еще больше. Видя, что народ впал в такой великий грех, священнослужители сильно опечалились; но стоило им выступить против этого заблуждения, как они навлекли на себя такую ненависть пастухов и народа, что многие из них, отправившись в деревню, были убиты и приобщились к сонму мучеников. Королева Бланка, которая в то время одна правила Французским королевством, и правила удивительно умело, дала им полную свободу действий, конечно, не потому, что встала на их сторону, но потому, что полагала, что они идут на помощь ее сыну, святому королю Людовику, и Святой земле. Миновав Париж, они решили, что бояться уже нечего; они возомнили себя добрыми людьми, и не без основания, — ведь, когда они были в Париже, где находится источник всякой мудрости, никто им и слова поперек не сказал[306]. И раз никто их не сдерживал, они закоснели в своих грехах и только и делали, что воровали и грабили. Дойдя до Орлеана, они напали на университетских клириков и многих из них убили, но были убиты и многие из нападавших. Их главарь[307], которого они величали Учителем из Венгрии[308], придя со своим войском из Орлеана в Бурж, вломился в еврейские синагоги, уничтожил книги и незаконно лишил их всего имущества. Но, когда он со товарищи уходил из города, жители Буржа с оружием погнались за ними и убили Учителя и почти всех его сообщников. После этого прочие, разбежавшись в разные стороны, были убиты или повешены за их злодеяния. Оставшиеся же улетучились словно дым. Английский бенедиктинец Мэтью Пэрис, приводя иные подробности, превратил Учителя из Венгрии в старца, который в 1212 году организовал крестовый поход детей, принял в Толедо ислам и был послан вавилонским султаном (султаном Египта), чтобы выдать мусульманам Францию, лишившуюся своих крестоносцев и осиротевшую без своего короля. Если верить Мэтью Пэрису, пастушки исчезли не так быстро, как утверждает Гийом из Нанжи. Они разбились на мелкие группы. Главарь одной из них был схвачен и утоплен в Гаронне. Другой объявился в Англии, и его растерзали в Стореме. Наконец, один из последних покаялся и в знак покаяния действительно присоединился к Людовику IX в Святой земле; король взял его к себе на службу. вернуться Правда, в 1198 году, после победы, одержанной над Филиппом Августом в Жизоре, Ричард Львиное Сердце тоже отправил послание своим подданным (цитируется Ж. Дюби в: Histoire de France… T. I. P. 260). вернуться Оригинальный латинский текст послания см.: Duchesne. Historiae Francorum Scriptores. P., 1649. T. V. P. 428 sq.; перевод на французский язык см.: O’Connel D. Les Propos de Saint Louis. P., 1974. P. 163–172. Это новая инициатива для королей Франции. вернуться Joinville. Histoire de Saint Louis… P. 239. вернуться Из литературы, ссылки на которую см.: Cohn N. (Р. 322, note 14), я остановился на двух самых детальных текстах: Guillaume de Nangis. Chronicon… P. 553–554; Mathew Paris. Chronica majora… T. V. P. 246 sq. Этот удивительный и яркий эпизод еще не обрел своего историка. Небольшой набросок см.: Cohn N. The Pursuit of Millenium. 1983. P. 97 sq. Fourquin G. Les Soulèvements populaires au Moyen Âge. P., 1972. вернуться Учитель из Венгрии, надев митру, страстно проповедовал против духовенства в церкви Святого Евстахия. вернуться Размышляя над этим, не слишком известным эпизодом средневековой истории Франции, было бы полезно отметить, что употребленное здесь латинское слово dux приобрело в XX веке значения: duce, Führer, caudillo, conducator и т. д., mutatis mutandis (сделав соответствующие изменения (лат.). — Примеч. пер.), естественно*. *Латинское слово «dux» (от ducere — «вести») имеет несколько смысловых оттенков: от положительных «вождь, предводитель, государь» через нейтральные «вожатый, проводник» до резко отрицательных «главарь, вожак, атаман». Поименование «вождями» лидеров тоталитарных режимов: дуче — Муссолини, фюрер (от нем. fuhren — «вести», то есть здесь буквальная калька «ducere» — «dux») — Гитлер, каудильо (исп. caudillo, от позднелатинского capitellum — «головка, верхушка») — Франко, кондукатор (Ж. Ле Гофф дает испанизированную форму португальского слова conducador — «вожатый, проводник», этимологически связанного с тем же ducere) — Салазар — предусматривало, разумеется, первое, положительное значение слова «dux», но Ж. Ле Гофф намекает и на другие. вернуться Это был монах-расстрига, утверждавший, что он родом из Венгрии. |
