Эта легенда свидетельствует, до какой степени образ ассасинов проник в Западную Европу в конце XIII — начале XIV века[979], и в то же время, безусловно, преувеличенно изображает эпизод действительно состоявшегося приема в Акре Людовиком Святым посольства Старца Горы, главы исмаилитов Сирии.
Рассказ Жуанвиля об этих встречах стоит того, чтобы в общих чертах воспроизвести его.
Когда король находился в Акре, к нему прибыли гонцы от Старца Горы. Вернувшись с мессы, король позвал их. Король усадил их в таком порядке: впереди всех сидел эмир в пышном одеянии и при всех регалиях; позади эмира сидел башелье во всеоружии, держа в руке три кинжала, соединенных между собой так, что клинки каждого из них вонзались в рукояти других; ибо в случае отказа эмир вручил бы королю эти три кинжала как вызов. За этим человеком с тремя кинжалами сидел другой, с намотанным на руку буграном[980], он мыслился как саван королю, если он отвергнет требования Старца Горы[981].
Эмир вручил королю верительные грамоты и потребовал, если ему дорога жизнь, ежегодной дани Старцу Горы, как это делали германский император, венгерский король и вавилонский султан. Кроме угрозы расправы прозвучало и то, что Людовик должен отменить дань, которую Старец Горы платит тамплиерам и госпитальерам, ибо ему ведомо, что, даже если он, Старец, расправится с магистрами этих двух орденов, их место займут новые, но требования останутся прежними. Король повелел зачитать перед эмиром свое послание в присутствии обоих магистров, а последние на «сарацинском языке» («sarrasinois») потребовали от эмира явиться на следующий день к госпитальерам. И еще они сказали, что если бы не почтение к королевской особе (ибо это было официальное посольство), то утопили бы эмира в море и что ему следует вернуться через две недели с дарами от Старца Горы, чтобы король забыл эти безрассудные угрозы.
Через две недели гонцы от Старца Горы вернулись в Акру, доставив королю сорочку Старца; и сказали королю от лица Старца, что это знак, ибо нет ничего ближе к телу, чем сорочка; вот так и Старец готов окружить короля своей любовью, как никого другого. И он прислал ему свое кольцо из чистого золота, и на кольце было его имя; и он сообщал, что это кольцо сочетает его с королем, ибо отныне ему хотелось, чтобы они стали единым целым.
В числе драгоценностей, присланных королю, был хрустальный слон очень тонкой работы и животное, называемое жирафом, тоже из хрусталя, и много разных хрустальных яблок и настольные игры, в том числе шахматы; все эти предметы были усыпаны цветами из амбры, и амбра была прикреплена к хрусталю прекрасными виньетками из чистого золота. И знайте, что стоило гонцам открыть ларцы с дарами, как почудилось, будто вся зала наполнилась тонкими ароматами, — так они благоухали.
Король отправил гонцов к Старцу, в свой черед послав с ними множество драгоценностей, дорогих тканей, слитков золота и серебряных уздечек; а с послами он отправил брата Ива Бретонского, знавшего язык сарацин[982].
Далее Жуанвиль детально описывает Старца Горы, как о нем рассказал Людовику брат Ив, которому не удалось обратить Старца в свою веру[983]. Так пополнялись знания Людовика Святого и его людей о разнообразии мусульманского мира Ближнего Востока. Их реакция была типичной для христиан: ими владели ужас и восторг. И хотя эти террористы (terroristes), до самой смерти верные своему Старцу Горы, прибыли со страшной миссией, все же в них воплотилось то, что христиане феодального мира ценили больше всего: вера и верность. Ужасный и восхитительный Восток.
Монгольская иллюзия
Находясь в Палестине, Людовик Святой принял в Цезарее и другое азиатское посольство, прибывшее из мест, еще более удаленных, — посольство «тартарское», или монгольское. Неужели сбывались надежды короля и христианского мира на обращение великого хана в христианство или, по крайней мере, на то, что он на стороне христиан будет сражаться с мусульманами? До сих пор эти надежды оказывались обманутыми.
Папство первым в христианском мире проявило интерес к монголам. В 1245 году Иннокентий IV отправил три посольства на поиски великого хана. Два доминиканца, Андре из Лонжюмо, который спустя некоторое время станет одним из приближенных Людовика Святого, и Асцелин из Кремоны, при участии доминиканца Симона из Сен-Кантена, отправились из Святой земли, а францисканец Джованни да Плано Карпини (Плано Карпини) вместе с Бенедиктом Польским прошел через Богемию, Польшу, Киев и низовья Волги[984].
Плано Карпини прибыл к великому хану и присутствовал при интронизации Гуюка; остальные дошли только до могущественных вождей. Все они получили один и тот же ответ, который в формулировке Плано Карпини звучал так: «Ты сам, во главе всех королей, будешь служить и хранить верность нам».
Людовик Святой знал об этих ответах и путешествиях со слов братьев. В начале 1248 года он принял Плано Карпини. Винцент из Бове приводит в своем «Spéculum historiale» большие фрагменты повествований Симона из Сен-Кантена и Плано Карпини.
Когда Людовик Святой находился на Кипре, к нему неожиданно прибыли послы от «великого короля Тартар», приславшего ему «множество добрых и искренних речений» и просившего передать, «что он готов помогать в завоевании Святой земли и освобождении Иерусалима из рук сарацин»[985]. Людовик в надежде послал к Гуюку двоих проповедников, говоривших по-арабски (полагали, что монголы лучше знают этот язык, чем латынь), с драгоценным пурпурным шатром в виде часовни, внутри которого были «образы», демонстрирующие суть христианской веры.
Андре из Лонжюмо предстал перед Людовиком Святым в Цезарее в 1251 году вместе с монгольскими послами, прибывшими с тем же ответом.
И мы предупреждаем тебя: ты не будешь жить в мире, если не будешь с нами. Ибо пресвитер Иоанн восстал против нас и такой-то и такой-то король (и он назвал их имена), и мы всех их предали мечу. Итак, мы требуем, чтобы каждый год ты посылал нам столько-то твоего золота и столько-то серебра, чтобы быть нашим другом, а если не сделаешь этого, то мы уничтожим тебя и твоих людей, как уже поступили с вышеупомянутыми.
Людовик Святой сделал печальный вывод из этого эпизода: «И да будет вам известно, что король весьма сокрушался, что посылал к ним»[986].
Однако отношения Людовика Святого с монголами на этом не прервались. В 1249 году прошел слух, что могущественный хан Сартак, один из потомков Чингисхана, обратился в христианство и принял крещение. Людовик Святой снова направил посланника, фламандского францисканца, который жил в Святой земле и был его подданным, — Виллема Рубрука. Он не был официальным послом, но у него было при себе приветственное послание от короля Франции. Рубрук встретился с Сартаком, который оказался христианином лишь по названию, и снова отправил его к хану ханов Мункэ в Каракорум, столицу в центре Монголии. Рубрук преуспел не более своих предшественников. Когда в 1255 году он вернулся, Людовик уже был во Франции. Рубрук направил ему интереснейший отчет о своем путешествии.
Наконец в начале 1260-х годов в отношениях между христианами и монголами произошел перелом. Христиане Акры, все более угнетаемые мусульманами, направили в 1260 году послов к новому великому хану Хулагу просить о мире и помощи. Хулагу освободил пленных христиан, обещал не трогать их и вернуть им Иерусалимское королевство.
Этого не знал Людовик Святой, когда получил послание, которое Хулагу повелел перевести на латинский язык в Марате, на берегу озера Урмия, 10 апреля года Собаки (1262) и которое его посол, венгр, доставил «королю Людовику и всем князьям, герцогам, графам, баронам, рыцарям и прочим подданным Французского королевства»[987].
