Важны не они, не бумага и пустые лозунги, а люди, что их скандируют. Тут, на таможне, одни худые измученные лица без выражений. У многих шрамы от кислоты. Многие кашляют. Атмосфера душная, вентиляция едва справляется с такими объёмами.
Пара жандармов в красно-синих мундирах усадили Оклайна в машину и поехали по людным улицам. Толпы радостно кричали на параде в честь некоей великой победы, придуманной местными властями. Победы над несуществующим врагом на несуществующей войне. Ибо чтобы убедить народ потерпеть, нужен внешний враг и враг внутренний, желающий нести разрушения и хаос. И голодные уставшие существа сами потянутся к власти, единые в порыве ненависти к тем, кто хочет отобрать у них последний пузырёк строительного геля из аминокислот. Полиция бдела, выискивая среди крикунов излишне отличающихся. А потом уводила их под всеобщее улюлюканье.
Наказание за прегрешение одно – смерть. Никто не разбирается в тяжести и причинах. Кто не подчиняется власти – умирает. Таков закон. Кто требует что-то от государства – предатель. Кто ворует, чтобы не умереть с голоду, – предатель. Убивает и насилует – предатель. Клеймо ставят без разбору, а остальные только и рады – авось порция казнённого достанется им, доложившим о нарушении. И так повсюду.
Люди абсолютно уверены – они последние. За пределами их мира нет ни одного человека. Все мертвы. Все убиты злобными чужаками. Всем им нужно встать единым фронтом против угроз и ереси, сопротивляться им до последней капли. Учат тут лишь этому. Навыки для работ граждане получают через маски – болезненный метод передачи навыка удалённо. Оклайн сам им активно пользуется для обучения, но проблема в том, что маска – это маска. Она не даёт знаний. Она лишь говорит, какие кнопки в каком порядке нужно нажимать, чтобы получить результат. Ни один человек, и корпорации за этим следят, ни один не знает, как именно машины делают то, что они делают. Откуда берётся ток, чем они набивают брюхо, почему должны спать с этими, а не с теми – вопросы не их толка. Они должны трудиться, размножаться и восхвалять безупречных руководителей.
Для них выпускают отдельные газеты, снимают отдельные фильмы и режиссируют отдельные новости. Никто из них не узнает правды. Никогда. Они знают о Земле. Для них она как элизиум – рай после смерти. Они не помнят о корнях. Они думают лишь о выживании, а подачки от государства воспринимают, словно манну небесную. В их головах нет места мысли, что возможно существовать иначе. А кому она всё же придёт, тот скоро отправится на переработку. Похороны тут проходят своеобразно.
Если кто-то доживает до преклонных лет – туда же. Общество не может позволить себе содержать немощных, инвалидов и стариков. Все они уничтожаются без капли сожаления.
На других мирах иногда встречаются совсем иные схемы воспитания: есть миры клонёров вроде той же Зарты, где всем занимаются бесполые болванчики. Уровень жизни там на порядок выше, но сама жизнь является имитацией. Клоны никогда не выходят за пределы программы, выжженной в их разумах на стадии созревания. Бывают и способные к размножению или просто имеющие пол клоны, как для развлечения, так и восстановления повреждённого генофонда. Их заказывают, когда число мутаций переваливает за красную линию. Есть богатые миры со свободой для всех, наподобие Равенны. Но это исключения, их по пальцам можно пересчитать.
А есть Плеяды. Основанные «Афиной» колонии ближе всего к тому, что должно было получится в теории. Однако они раздроблены, враждебны и отказываются признавать чью-либо власть. Полисы и номы гордятся своей независимостью и только рады подложить свинью соседу.
Трудно представить, что виноваты протоколы Союза. Те самые, которые писались на глазах Оклайна на Старой Земле. Начинали их, разумеется, ещё до катаклизмов и войн огромные армии умов с машинами, не имеющими равных, а кончали четырнадцать выживших гениев своего дела в бункерах под бомбёжку, с тем, что осталось от техники былых времён. Разумеется, в их трудах что-то ошибочно, что-то нужно и можно улучшить, а что-то просто недописано. Как, например, боевые протоколы. Рогозов погиб, не успев создать правила отступления. В последние часы он молил, чтобы потомки кончили его работу уже в новых мирах. Не кончили. Не потому, что не хотели. Не могли.
Когда колонисты прибыли в будущий дом, протоколы оказались идеальны. Они обеспечивали существование человечества в любых условиях и при любых ресурсах, а стандартные схемы позволяли восстановить цивилизацию за пару десятилетий из каменного века в паровую, а потом и в космическую. Нет предела совершенству, но поселенцы оказались слишком зависимы, слишком поглощены выживанием, чтобы тратить ресурсы на улучшение того, что и так отменно работало.
В тот час, когда Тринадцать колоний обратились к небесам, протоколы стали чем-то нерушимым. Догмами, абсолютом, аксиомой. Всё мышление строилось на строчках, написанных стариками в последние их годы. Стариками вдохновенными, желающими лишь лучшего и надеющимися на него. Протоколы – это вершина эволюции, они сделали человечество сильнейшим в галактике, описали каждую опасность и придумали противодействие ей. Всё: от планов пустотных баталий, до времени трансляции ежедневного лозунга – прописано и описано по пунктам, как и что делать.
Магнаты, спасшиеся владельцы брендов, которые использовали колонисты, после образования Союза сделали всё, чтобы выдавить самостоятельность. Они не хотели появления конкурента. Став монополистами, заморозили прогресс, отчего каждый день гибнут миллионы. Из-за недописанной вовремя строчки кода.
Однако в проколах есть и иные построения общества, вплоть до утопии! Но их боятся. Если у всех есть всё, какой же смысл в богатстве? Технологии Союза позволяют обеспечить народ не просто минимумом, а весьма приличным ассортиментом товаров и услуг. Но тогда люди начнут думать. Начнут сопротивляться. Начнут требовать перемен. Этого нельзя допустить.
Эмбар не знал, как оно получилось – никаких сведений не дожило до сего дня, а кто может рассказать – молчит. Но рано или поздно, аристократы и магнаты догадались, куда деть избыток, поглотить который они никак не могли. Они нашли идеальный пылесос сравни чёрной дыре, способный впитывать ресурсы без малейшей отдачи. Армию.
Да, Оклайн сам военный, но он командир колониальных войск! Это не просто стрелять, куда прикажет командир. Это целая наука. Они первопроходцы, инженеры, строители, пустотники, геологи и ботаники. Они должны были представлять авангард, смело шагающий в неизведанное. Они – лучшие из лучших, Варраден от лица людей. Специалисты, служащие на благо обществу и ставящие процветание его выше очередной медали на груди. У них и звания весьма условны. Увы, пожить в этой роли не удалось ни дня.
В Союзе уже нет колониальных войск, потому пришлось ему восстанавливаться в регулярной армии, в кастрированном аналоге того, к чему он готовился все последние годы на Старой Земле. Забавно, но он был первопроходцем собственной родины. Правда, чаще «закрывал», чем «открывал». Последний во всём. Последний, как всегда. И почему он не стал наёмником в Плеядах? Тогда не пришлось бы стыдливо прятать голову, отводить глаза от того ужаса, которым стали благие намерения. Хотели ведь как лучше, а получилось хуже, чем всегда. Авторы протоколов стёрли бы их подчистую, если бы знали, чем они обернутся. Возможно, стоило лучше подходить к набору экипажей? Эх… Если бы не было коррупции. То, возможно. То, может быть…
Машина заехала в лифт, поднялась на верхние уровни, прошла через обработку в шлюзе и вышла в свет. В прямом смысле. Если внизу царил грязный полумрак, то тут на освещение не скупились – прожекторы сияли не хуже солнца. Засаженные деревьями аллеи, танцующие парочки на площадях в нарядах из ткани от модных ателье, чарующие ароматы булочных и ресторанов. Тут кормят не баландой, настоящими, натуральными продуктами без грамма глутамата!
Играет уличный оркестр. Дроны разносят напитки. Протяни руку…
