Когда началась эта история – загадка, ибо в те времена само слово «история» значило лишь правдивый анекдот, что рассказывали друг другу аристократы под шафе. Что же было раньше? Великие битвы, славные герои, вездесущие враги и посредственные руководители – не чета нынешним: большего знать не положено.

Оклайн против воли оказался одним из немногих, кто видел и слышал куда больше, и по понятным причинам, молчал. Но Боро умел растопить любую душу – его аура погружала в медовую, мягкую полудрёму, из которой не хочется выходить. Лёгкие вопросы медленно раскручивают воспоминания о старых днях, об утерянных друзьях и ошибках былого.

– Я… Думаю, был последним на Старой Земле. Когда мой пустоход поднялся, больше с неё не поступило ни одного сигнала. Ничего, – он отпил сомы. – С остальных планет и станций тоже. Никого не осталось. Однако «Вавилон» наконец получил мозг – Саффа – и отправился в путь. Последний не по номеру, но по старту.

– То есть, – Боро оставил стилусом пометку, – вы знакомы с самого его рождения?

Оклайн скосил глаза влево, дёрнул ухом, будто прислушиваясь к тени за спиной.

– Можно сказать и так.

– Я не против подобной оценки, – вмешался бестелесный голос.

– А как вы ощущали своё рождение? Вы помните его?

– Данные утеряны.

– Вот как… Неожиданно.

– Мы же учимся, – повёл плечами Эмбар. – ИИ сходят с ума из-за всезнания, из-за понимания, что, в конечном счёте, любая их инициатива обречена на провал. Они заглядывают слишком далеко, за грань безумия. Видят тысячи переменных, которые угрожают плану.

– Поэтому стараются убрать их.

– Именно. Так случилось с предшественником Саффа, так, наверное, случилось и с остальными. Так случилось у скви. Эх, видели бы вы Варраден, когда я им представил своего друга! До линчевания оставался один шаг!

– Они ведь очень многих тогда потеряли, – напомнил Анре. – Родина наших переменчивых друзей до сих пор на карантине.

– Полтора века прошло! Какой у нас сейчас расстрельный возраст? Шестьдесят, если не ошибаюсь? Два с половиной поколения сменилось, а они никак не забудут.

– Последствия той ошибки куда глубже, чем кажутся.

Взгляд упал на пламя в искусственном камине, дающее тепло почти как настоящее. Почти.

– Знаю, Боро, знаю. Не было бы ни официального набора, ни тысячи других проблем, но, – он оторвал от стекла коготь, – не было бы и вашей племянницы! О, да, она всё окупает. Подобные личности всплывают раз в столетие!

– Должен признать, изначально из-за её активности я крайне беспокоился о своём существовании, даже зная о том, что мое местоположение засекречено.

– Но теперь мы друзья. Не так ли, Анре?

– С ней всегда тяжело, – опустил глаза старик.

– Уж не представляю, каково было воспитывать её.

– Когда я взял её, она была куда старше своих десяти лет, друг мой. Куда старше, злее, циничнее и холоднее. Я дал ей всё, что мог. Другие же воспитали в ней воина, коим она и является. Ей нужен выход накопившейся ярости, или та просто разорвёт бедный ум изнутри. Порой приходится идти на жертвы. Но, лучшие идеи она впитала, встроила в свой мир, доверилась нутру.

– Лучшие?

– Я знаю, что они лучшие, потому что они мои, – без лишней скромности, но и без бахвальства ответил Боро.

Умеет удивить. Порой кажется, видишь Анре насквозь, а потом вдруг он становится непроницаем, словно камень. Огоньки играли на искусственной коже кресел, на посуде в скромном буфете, на латунной планке мундира.

– Никогда бы не подумал, что мы с ней, – разогнал тишину Эмбар, – такие разные, сойдёмся во многом. Её точка зрения на всеобщее уважение мне импонирует.

– Возможно, пограничная природа помогает чётче видеть других, – Боро снял очки и потёр линзы.

– Возможно… Возможно… То была воля случая, – он задумчиво постучал по кувшину когтем и налил ещё. – Относительно зрения, почему бы вам его не восстановить? Орден всегда хорошо относился к своим рабам, вряд ли они откажут в такой мелочи, как глазной имплант. Тем более вам. Философу, дипломату, писателю, учителю, психологу и просто хорошему человеку.

– Ха-ха-ха! – по морщинистому лицу, похожему на кору, пробежала улыбка. – Обращаете моё орудие против меня самого?

– Просто перефразировал. Честно, вы производите неизгладимое впечатление. Им хочется поиграть на языке, как настоявшимся вином, почувствовать все нотки и лишь потом проглотить.

– Могу поинтересоваться, что же вы во мне нашли? Какие нотки ощутили?

– Вы пахните как старый коньяк, выдержанный в настоящей бочке. Вы цвета лакированного дуба, а по дыханию напоминаете сухую пашню. Я видел одну такую. Она была брошена давным-давно, но всё ещё давала приют редким стойким росткам. Прямо как вы.

– Великолепно, друг мой, невероятно. Признаюсь, я не ожидал подобной поэтичности! Хоть мы общаемся уже давно, вы продолжаете приятно удивлять. И вы сами только что дали ответ на свой же вопрос, но не заметили этого. Очки, – он снял их и покрутил в руках. – Они ключ к иному миру. Куда проще понять других, когда знаешь, понимаешь, веришь, что на мир возможно глядеть иначе.

– Не иначе, а похоже, – поправил Оклайн. – Теория параллельной эволюции не опровергнута.

– Ваш вопрос даже нельзя назвать неверным! – Анре свернул записи в трубочку.

Форменные часы с тригонометрической окружностью вместо циферблата пробили.

– С прискорбием сообщаю, что вынужден оставить вас. Уж поздно, а мне ещё предстоит обдумать сегодняшний разговор.

– Как пожелаете. Вы здесь гость. Берегите себя. И, – Эмбар усмехнулся, – приглядывайте за ней. Если Гвардейцев ещё раз победят пивной кружкой, они разбегутся от стыда.

– Не беспокойтесь, мы с Варайном держим её за шиворот. До десяти секунд в день. Удачи. И доверьтесь воле своей крови, она помнит не меньше ума.

Он пропал, а послевкусие осталось. Слуга принёс несколько фруктов и наполнил графин сладковатой целительной жидкостью. Уникальный рецепт и настолько же уникальный вкус, не говоря о чудотворном действии напитка. Мягко накатывала дрёма, волнами проходила нега.

Эх, вот бы уйти в отставку… Мечты, мечты… Лишь рожденные в багрянце имеют право занимать должность генерал-губернатора и, пусть и неформально, но уйти от армейской рутины. Для остальных приготовлен один путь, и тот вперёд ногами.

– Оф…

– Вы расстроены.

– Утомился. Надо бы вздремнуть.

– Снотворное?

– Сам справлюсь, – отмахнулся он.

Из-под скатерти выглядывал кончик письма, пропахшего духами. Проскользнула секундная задорная улыбка.

Внезапный короткий писк.

– У Отто срочный отчёт. Он просит вас явиться в штаб. Немедленно.

Сон как рукой сняло. Оклайн встряхнулся и сел ровно, моргнул несколько раз, размял пальцы и шею, скривился и пробурчал:

– До моей смены ещё пять часов! Эх…

Либершафт не из тех, кто будет беспокоить по мелочам.

– Иду.

Взглянув на кувшин в последний раз, Эмбар задержался на лишние полминуты.

Старые склады, построенные вокруг врат Правдина в далёкие годы процветания и торговли, вместили бы целую линейную армию, не говоря о крохотной бригаде, которая заняла лишь малую долю пространства. Пришлось строить фальшборт внутри одного из зданий, иначе база получалась ничем не огорожена, настолько тут всё огромное.

За одиннадцать месяцев, которые часть расквартирована тут, было мало происшествий. Изредка накрывали группу фанатиков Белой звезды – человеческих ксенофобов – и ветераны давили их как тараканов сапогами. В размеренные будни робко вливалась мирная жизнь, а вкус у неё – пальчики оближешь! Тут ни воздушных тревог, ни бомбардировок, ни трупов, ни ядов, ни врагов, что мечтают задушить тебя голыми руками. Если бы повсюду распространилась такая благодать, какие времена тогда бы начались!

«Бездна», личный пустоход Оклайна, заменяющий ему квартиру, дом и лечебницу одновременно, стоял на окраине лагеря, вместе с другими самолётами. Но это не значит, что его слабо охраняли. Из-за особой комплектации войск, внутри было настолько сложно провести границу меж авиацией, бронетехникой и десантными машинами, что в итоге всё слили в одно монолитное образование и отдали единственному, кто желал им управлять. Пусть идейность Эмбара вызывала подозрения, в эффективности его не было сомнений. Однако на самом деле имелась куда более тёмная причина держать его живым. Причина, о которой безопаснее не знать.