Не могу сказать, что мы когда-то были близки с «братишкой», да и общались-то всего пару раз. Да что там? Порой для меня становилось нелёгкой задачей вспомнить не только имена отпрысков черношкурого хетто, но и их реальное количество.

Впрочем, 99% названной родни встречно хотели хвост на меня класть. Разумеется, какое-то время многочисленные гадёныши опасались возможных претензий жалкого терюнаши на настоящее родство и даже наследство Нискирича, но затем обвыклись, и по-прежнему стали видеть в нём лишь забавную игрушку и прихоть отца…

За спиной закрылась тяжёлая створка, но я не спешил проходить в зал, застыв на пороге под внимательными взглядами пятерых чу-ха.

Быстро осмотрел то, что у обеспеченных хвостатых называлось «скромным обедом», и по традициям которых лапки стола едва не подламывались от закусок. Оценил крохотные шашлычки из свинины с тепличными овощами, несколько видов лапши (от недоваренной в состояние шикошико до обжаренной), варёных крабов из залива Ка-Соу, несколько видов паровых пирожков, рыбу-мышь под корочкой, пару салатов с солёными медузами и полдюжины соусов от сладкого до острого настолько, что утром тебе прожигало жопу.

Запивалась нехитрая снедь разбавленным вином, отварами и элем. На краю стола я также заметил бутылку паймы, но к крепкому, судя по всему, сотрапезники едва ли притрагивались.

Когти оторвались от еды и уважительно кивнули, Ритикама небрежно вздёрнул скрещённые пальцы, а Нискирич отложил хаси, поднялся с места и распахнул дружеские объятья.

Конечно, он ждал.

Иногда мне казалось, что в Наросте нельзя сходить отлить так, чтобы об этом не доложили хетто.

— Ланс, мальчик мой! — Вожак обогнул круглый стол, подступил, схватил, прижал, крепко стиснул. От его синей куртки и плотного двуцветного жилета без нашивок за километр несло знакомым дымом «бодрячка». — Куо-куо! Ты поел?

— Да, благодарю! — Я заставил себя не застонать от боли в рёбрах, улыбнуться и даже кивнуть, чуть не оцарапав щёку о грубую джинсу. — Пусть будет добрым твой день… отец. Мы можем поговорить? Наедине…

— Можем! — пробасил тот. — Но чуть позже! Мой мальчик смотрит «Боль и радость»? Ну, признавайся, за кого болеешь? Мы тут в перерыве делаем новые ставки…

— Ни за кого, — я пожал плечами в неожиданном приступе вины. Казалось бы, чего оправдываться? Ан нет… — Как-то разлюбилась вся эта приверженность клубам и символам…

— О, пунчи, звучит, словно тебе снова пятнадцать! Ты же знаешь, что рано или поздно выбирать сторону придётся любому!

Байши! Вы что, суки, сговорились⁈

Но не успели злость и растерянность отразиться на моём лице, как Нискирич притянул к столу и резко поменял тему:

— Давай, малец, присоединяйся! У нас тут скромно, но вкусно!

Я позволил себе приподнять брови, покосился.

— С удовольствием разделю с вами пищу… отец. Но как только пойму, что происходит… У казоку всё в порядке?

Когти и Ункац-Аран вернулись к еде, с аппетитом набивая пасти маринованными водорослями и жареным мясом. По усам и шерсти на подбородках стекал жир, которому позволяли капать на узорную столешницу для привлечения удачи и достатка.

— Всё прекрасно, Ланс, всё просто чудесно!

Продолжая держать меня за плечи, Нискирич теперь чуть отстранился сам и склонил голову, рассматривая косившим глазом. Так, словно давно не видел и теперь искал перемены.

— Я так ждал тебя, мой мальчик! Мы все тебя ждали! Почему ты не отвечал на вызовы⁈ Где твой жилет?

Что ж… в итоге я так и не успел выпустить в него ни одну из припасённых фраз, заряженных отборной ложью. Черношкурый здоровяк отступил, оскалил здоровенные зубы, причмокнул, и снова выпалил, не позволив заговорить:

— Как же я рад, что ты цел! Слышал, что случилось у твоего дома, много слышал, мы обязательно разберёмся!

Он пружинистой походкой обошёл стол к своему месту, вынул из круглой железной чашки дымящийся скруток «бодрячка», с которым, по всей вероятности, не расставался даже в купальне. Зажал под губой, пыхнул, прищурился.

— Я знал, сынок, что ты едва не застрял в узкой норе. Да и мёртвые крииты на улицах Бонжура не приносят семье покоя. Но обещаю, что уже к вечеру улажу все разногласия с Хадекином фер вис Кри. Конечно, если больше ты ничего не утаишь от своего старика, сисадда?

Мне оставалось только закрыть рот.

Таким радостным… даже возбуждённым я видел отчима нечасто. Да ещё и в столь странной компании? Шаман и Когти продолжали жрать, усиленно делая вид, что не слушают разговора. Ритикама мелко лакал из пиалы.

— И всё же, сынок, почему ты не отвечал отцу⁈ — В зелёном глазу Нискирича блеснуло то ли ехидство, то ли злость. — Я, значит, места себе не нахожу, а он переадресует вызовы! Ненавижу эту твою черт у, засранец! — Он вдруг снова подступил и потрепал по плечу широченной ладонью. — Но я всё равно тебя люблю, мой мальчик. И поэтому ты обязательно будешь праздновать вместе с нами!

Моим ответом снова стала напряжённая улыбка.

Как можно непринуждённее я осмотрел остальных в комнате: жирный сводный братец подравнивал коготь пилочкой, младшие вожаки казоку мелко ёрзали на пуфах, а сидящий справа шаман довольно скривился.

— Есть повод праздновать? — наконец спросил я. — Команда района выиграла отборочные? Или «Прыгуны» запросили пощады?

— Яри-яри, это было бы чудесно! — заливисто хохотнул Нискирич. — Нет, всё пот о м, мой мальчик, всё пот о м: крииты, «Шуты», «Прыгуны», мёртвые болельщики на моих улицах! Сейчас другое.

Он вновь вернулся к обеденному столу, сосредоточенно попыхтел «бодрячком», определённо накручивая себя ещё сильнее. Отложил оковалок и вдруг раздвинул глубокие тарелки со слоёными лепёшками, тёплым грибным салатом и мол о ками в винном соусе.

За их неубедительным заслоном обнаружилась плоская коробка с серебристым тиснением — необычность происходящего не позволила мне сразу заметить её, стоящую прямо посреди угощений.

— Это должно было стать твоим подарком на грядущую Ночь Переосмысления, мой мальчик. — Казоку-хетто повернулся со шкатулкой в лапах, уставившись на «своего мальчика» коронным косым взглядом. — Но я передумал и решил не тянуть. Держи!

Вожак в третий раз приблизился, причём так быстро, что хвост звонко щёлкнул по пуфу Ункац-Арана. Протянул… нет, даже сунул мне в руки, вынуждая подхватить обеими.

Коробка оказалась тяжёлой, приятной на ощупь и вид, и отчётливо пахла знакомой смазкой. Полувыбритый старик в балахоне оскалился, взялся за прислонённый к столу блестящий посох из пустынного иннти, и торжественно пристукнул по полу. Брякнули подвязанные к палке птичьи косточки.

Не глядя на остальных, я перехватил шкатулку под мышкой, неловко стянул рюкзак, бросил у двери, и наконец-то прошёл к последнему свободному пуфу за столом, ровно между Когтями.

Плечи вдруг напряглись, будто перед дракой, я решительно не понимал ситуации.

Застигнутый врасплох, провинившийся схваткой с лже-криитами и перешёптыванием с настоящими колбергцами, всё ещё не рассказавший о безумном нападении на Алую Суку и прибывший в Нарост совсем по другой причине, я был вынужден тратить время на неожиданный подарок, а отчим вёл себя… как минимум странно.

Подоткнул полы пальто, сел, сдвинул пустую тарелку и поставил коробку перед собой. Справа и слева по-прежнему давились варёными овощами вприкуску с жареными рачьими хвостиками. Шаман не сводил глаз, будто хотел в мелочах уловить мою реакцию на подарок.

Щёлкнув парой крохотных серебристых замков, я медленно приподнял крышку, и теперь мои брови взлетели вовсе не в показном удивлении.

Внутри оказался башер. Простой, в отличие от упаковки, без гравировки или украшений, но с очень удобной, переделанной на мой хват рукоятью под деревянными накладками. Почти близнец «Молота», но новой модели и ещё более эргономичный, он был готов плеваться дюжиной фанга самых разных типов.