Гийом встал, позабыв про боль, выпрямился во весь рост.

— Благодарю за милость, хлеб и кров, Глен из Шэмфорста. Тебя и твоих людей. Но мне нечем заплатить вам кроме того, что имеет при себе честный рыцарь. Забирай что угодно, но прошу: оставь мне коня, верного Парзифаля, да святой трезубец, дарованный при троении. Остальное — твоё.

Глен безразлично поскрёб подбородок.

— Конь да трезубец мне без надобности. Меч, кольчуга — такой же хлам. Им не покрыть и малой части долга. Ведь ты задолжал мне жизнь, благородный сэр. Три дня я латал твои раны, ходил за тобою, как добрый слуга, а нынче устроил пир в твою честь. В уплату мне нужно истинное сокровище, сэр Гийом.

Лицо де Лера вспыхнуло, но тон остался учтивым.

— Если есть другая цена, которую могу уплатить, назови её, Глен из Шэмфорста.

— Да, — ответ обрушился молотом. Глаза коротышки алчно сверкнули. — Отдай мне то, чего не ждёшь обрести дома.

***

Наутро после пира де Леру велели собираться. Повязали на глаза тёмный платок и долго вели косогорами-буераками. Зрение вернули только на тракте.

Немой Вулфрик вместо прощания сунул руку за пазуху и с неудовольствием протянул рыцарю большой золотой перстень. Ги о нём и думать забыл, да и, по правде, предпочёл бы не вспоминать вовсе. Но дают — бери. Похоже, Глена вообще не интересовали ценности кроме той, что якобы ждала де Лера дома. Однако до дома рыцарю было ещё очень и очень неблизко.

Но ему повезло. Сказочно повезло. Бесконечный путь в седле, наполненный охами, стонами и шипением, завершился, когда Парзи нагнал монаха на порожней телеге, запряжённой мышастой кобылкой. Монах, узрев полуживого де Лера, сам побледнел как полотно, но после длительных уговоров всё же приютил страждущего на своей подводе.

Дорогу до монастыря Святого Кернста́на Ги почти не запомнил. Лишь у самых ворот снял перстень да сунул его в нос привратнику. Поднялась суета, дошло до настоятеля, и де Лера с величайшим почтением препроводили в свободную келью.

Потянулись дни, исполненные покоя, молитв и размышлений. Рёбра всё ещё пакостно ныли, но молодой рыцарь отоспался, порозовел и даже потихоньку начал дышать полной грудью. Врачевавший его брат Атанасиус отметил в числе благих знамений зверский аппетит.

Времени было хоть отбавляй, и де Лер подолгу обдумывал договор, заключённый под сенью Шэмфорста. Вот и сейчас, в пустой монастырской трапезной, прикончив обед, в сотый раз прикидывал, чем грозят ему слова коротышки Глена. «Отдай мне то, чего не ждёшь обрести дома».

В сказках под тем, чего не ждёшь, обычно понимали ребёнка. Но откуда ребёнок у Ги? Он ведь даже ни разу… Стоило подумать — и лицо всё пунцовое. Греховные мысли в святой обители! Прости, Создатель! Отец отпадает, у него детей быть не может. Сестра? Положим, Анабель выдали замуж, пока Гийом скитался с сэром Ролланом. Но ведь и жена, и ребёнок относятся к дому мужа, а на него договор не распространялся.

Постелено-то всё мягко, но злой червь сомнения не унимался: Ги нутром чуял беду. Шомров линн точно ничего не делает просто так. Стоило устраивать целый пир ради фразы из детских сказок? Что же…

В трапезную буквально влетел незнакомец, сопровождаемый испуганным служкой. Замер, раздувая ноздри, и уставился на Ги. Тот остолбенел: у мужчины не было ни бровей, ни ресниц, ни волос — идеально гладкая голова, такой же подбородок. Половина лица изрисована синими символами. В тёмных глазах горел безумный огонь. Жалкое рубище, бывшее когда-то коричневой рясой, смердело по́том и ещё чем похуже. Ищейка Ордена Судьи!

Судья — третий и последний лик Создателя, карающий, воздающий. Члены Его Ордена денно и нощно выслеживают ведьм, колдунов, тёмных тварей. И ради победы над ними не щадят и себя. Разум Псов Господних блуждает во тьме, дабы руки могли неустанно нести пылающий меч Его…

Гийом слышал много историй про безумных монахов, но повстречать Ищейку самому до сих пор не доводилось. Говорили, их почти не осталось. Поэтому рыцарь благоговейно встал на колени и осенил себя тройным знамением.

— Славься, Создатель, Господь наш Триединый! Благослови меня, отче, на погибель еретикам, святотатцам, язычникам!

Ищейка часто заморгал и вдруг закрыл лицо ладонями. С тыльной их стороны глядели жуткие вытатуированные глаза.

— Грешен! Грешен! — пролаял безумец, погрозил Ги узловатым пальцем и умчался из трапезной так же лихо, как явился.

Сбитый с толку служка даже не сразу последовал за ним.

Гийом остался на коленях. Сердце придавило камнем. В горле пересохло. «Он всё видел… и Ты видишь, Господин мой Создатель. Чёрное клеймо, знак порока. Как искупить его? Что сделать, чтобы боль ушла?»

Чуть позже брат Атанасиус нашёл де Лера в келье за молитвой.

— Сэр Гийом, — запинаясь от волнения, проговорил монах. — За вами приехали…

***

У врат монастыря переминались вооружённые люди. Отдельно от них стоял среднего роста рыцарь в ярко-красной арангийской бригантине. Чёрные волосы обильно пересыпаны сединой, под острым носом тонкие усы, бородка клином. Из-под высокого лба с дугами аккуратных бровей щурились изжелта-карие глаза — немного раскосые, нагловатые, хитрые, как у матёрого лиса.

— Дядя Рейнар! — радостно воскликнул Гийом и выскочил за ворота.

Рейнар де Лер, улыбаясь, крепко обнял племянника. И тут же отшатнулся, заметив на лице его гримасу боли.

— Святые Праведники! Ги, что с тобой?

— Всё… хорошо, — выдохнул тот, — помяли немного в бою…

— Да, вы же отправились на войну… и вернулись! Как там старый хряк?

— Мёртв.

— Прими его Создатель, — покачал головой дядя, глаза его блеснули. — Чёрные вести — одна за другой… Воистину, близится Время Суда…

— Как вы меня нашли? — перебил Гийом.

— Проще простого, — Рейнар де Лер ухмыльнулся. — Настоятель отправил в Хэ́мптун гонца, едва ты объявился. Не хотел тебя долго потчевать, старый скряга…

Ги вдруг стало невыносимо, до кончиков ногтей стыдно. И вовсе не оттого, что доставил хлопоты священной братии. Нет. Стыдился он собственной трусости. Только сейчас он наконец осознал, что сэр Гийом де Лер, семнадцати лет от роду, наследник замка Хэмптун и окрестностей, до дрожи боялся в этот замок вернуться. Вернуться и обрести то, чего не ждал. Потому и забился в келью, как барсук в нору. Пил, ел, спал и втайне молил Создателя, чтобы так продолжалось вечно.

— Ох, мог бы и сам догадаться, — поспешно ответил он дяде. — Что отец? Опять нездоров? Поэтому не приехал?

Рейнар де Лер глубоко вдохнул, переступил с ноги на ногу и посмотрел куда-то сквозь Ги.

— Мальчик мой, я должен тебе сказать… Твой отец…

Гийом застыл как громом поражённый. Забыв дышать. Ничего не слыша. Читая по губам дяди Рейнара. Вот они замерли, и для молодого де Лера в целом мире не осталось ничего, кроме отчаяния и гнева. Как тогда, в чёрном шатре, расшитом золотом…

***

Они выпили ещё — за здравие Его Королевского Величества — после чего сэр Роллан суетливо откланялся: мол, ему пора. Гийому же он повелел остаться. Вместе со старым боровом шатёр покинул белокурый паж. Перед самым пологом он оглянулся — в васильковых глазах подрагивал страх. По спине Ги, и так порядком обескураженного, забегали мурашки. Маркис улыбнулся неожиданно добро, по-отечески, и протянул оруженосцу свой кубок.

— Возьми. — Гийом покорно принял его дрожащими руками. — Пей. — Пригубил и поморщился от странной горечи. — Пей до дна.

Вино тараном ударило в голову, тело враз стало чужим, тяжёлым. Колени подогнулись, и Ги еле устоял на ногах. Перед глазами поплыло, шатёр заполнил клокочущий смех. Могучая длань с перстнями коснулась медно-рыжих волос, потрепала де Лера по голове, словно малыша, скользнула по затылку к шее…

Касание обожгло. «Нет!» Гийом неловко вывернулся и бросил серебряный кубок в исполинскую расплывчатую фигуру. Метнулся в сторону, как затравленный зверь — слепо, отчаянно, путаясь в ногах. Сердце бешено колотилось, в сплошном хороводе тканых стен не было выхода, но де Лер упрямо рвался вперёд…