— Скоро придет наш хозяин и освободит нас. Мы вас всех выпотрошим!

Мерзкое отродье говорило это с таким бахвальством, что меня перекосило от их слов. Запустив ауру хронума и преобразившись, я вмиг оказался за спиной самого говорливого из них уродца.

— Я здесь, твой хозяин!

Хрюкающая морда не успела испугаться, как наши взгляды схлестнулись и я запустил «исповедь».

Бросив на снег иссохшую тушку адского выродка, я вдруг затрясся в дикой лихорадке.

На меня напал какой-то животный страх от внезапно открывшейся мне адской бездны, заполненной людьми. Мужчины и женщины разного возраста, в самом расцвете сил и совсем беспомощные. Бесконечные потоки лавы. Раскаленный воздух плавил легкие грешников и их стоны и вопли раздавались беспрестанно.

Я увидел множество таких же мелких выродков, что и этот. Они хватали очередную жертву. Вначале вырывали глаза, языки и уши, а потом бросали их в котел, где такая же мерзкая тварь готовила из плоти грешников тягучее варево.

Впрочем, все это соответствовало моим хрестоматийным знаниям об Аде. Но воочию это выглядело слишком живо, а потому неимоверно страшно.

Рука непроизвольно потянулась за сигаретой, но вовремя появился Астай и протянул мне свою трубку.

Я закашлялся так, что казалось, начну выплевывать кусочки легкого.

— Что ты увидел в них?

— Ад, — и затянулся сильнее.

На красивом лице девушки, заставшей меня за «исповедью», застыло выражение недоумения и страха. Астай тоже был ошарашен.

Поблагодарив его за курительную трубку, успокоившись, я, наконец, поднялся с земли.

— Кто-нибудь еще это видел?

— Думаю, нет.

— Отлично.

Мне было плевать на то, что подумают местные, но все же не хотелось, чтобы они считали меня угрозой их существования.

— Как ее зовут? — обратился я к Астаю.

— Сана. Девушку зовут Сана.

Услышав свое имя, она встрепетнулась:

— Я — Сана. Ты?

— Лев.

— Л-е-в, — проговорила она мое имя, будто пробуя на вкус. — Лев. Л-е-ев.

— Лев, Лев, — подтвердил я.

Вернулся к добыче и начал делить ее на две части.

— Сана, это наше. Неси мясо в дом.

— Д-о-м, — с интересом посмаковала она новое незнакомое ей слово.

Пришлось жестикулировать. Указал ей рукой на приют.

— Поняла? Это мя-со, — потряс тушкой зайца перед глазами. — Там дом. Неси. Мясо. В дом. Поняла?

— По-ня-ла. Тяжело… — вздохнула девушка, но все же сделала, как я просил.

Я насчитал восемь тушек зайцев. Забрал их все и ещё молодую косулю — решил порадовать детей. Оставшуюся дичь отдал Астаю.

— Это твоим дармоедам. Если буду нужен, ищи меня здесь.

Астай смотрел на меня с интересом. Я не выдержал и спросил:

— Что?

— Ты добрый, Лев. Хоть и хочешь казаться злым.

— Угу, добрый я. Да, вот еще. Завтра с утра соберем твоих бойцов и проведем им инструктаж. Еще одна сука будет спать на посту, сделаю с ней то же, что и с адским отродьем.

Ему явно не понравились мои слова, но «глупый» хакас не стал перечить. Отмахнулся от своего подчиненного с разбитым носом, как от надоедливой мухи, и что-то ему ляпнул на своем. Уверен, тот ему жаловался на меня. Неженка! А Астай послал его нахер. Ну или так хотелось думать.

— Лев, на вот, возьми. Тебе нужнее.

«Проницательный» хакас протянул мне свою курительную трубку и сверток табака. Я прижал подарок к себе, как драгоценность, и от души поблагодарил Астая.

Тот хмыкнул, пригладил сивый ус и впрягся в повозку.

Я зашел в общую комнату. Умиротворяющая тишина. Девушка успела бережно уложить тушки на деревянный поддон и сверху засыпать травой, скрыв от чужих глаз. Я подумал про себя, что если им приходится прятать еду от соплеменников, то кого мы защищаем? Сжечь эту кодлу на корню и не делать скидки на их древнее происхождение и суровые нравы. Посмотрим, что будет дальше.

Это была моя последняя мысль перед тем, как забыться сном праведника.

Кто-то робко трогал мой узор на груди, едва касаясь его пальцами. Не открывая глаз, я сказал:

— Продолжишь это делать — останешься без руки.

— Что это?

Я проигнорировал вопрос Саны, отвернулся к стенке. По ощущениям, спал минут пятнадцать, не больше.

Девушка фыркнула и отошла от меня. Недалеко… Метра на три. Начала нарочито громко затачивать нож.

— О Боги! — взяв шкуру в охапку, я пошел досыпать в комнату мальчиков.

Наутро все тело болело. Я усмехнулся: «Привык ты, Лев, спать на перинке».

Малыши уже проснулись и были тише воды, ниже травы. Из «гостиной» тянуло дурманящим мясным запахом. В животе предательски заурчало, и я пошел на запах.

При моем появлении дети прекратили умываться. Сам факт того, что они чистили зубы, меня порадовал. Здесь явно чувствовалось влияние Саны. Девушка со вчерашнего вечера тоже чудесным образом похорошела: волосы не торчали паклей, а были красиво уложены в косы с вплетенными алыми лентами.

Заметив на себе мой взгляд, она смущенно уложила выбившуюся прядь за ушко, как бы невзначай, оголив красивые золотые серьги, украшенные драгоценными камнями. Женщина и здесь женщина. На чистых личиках детей сияли лукавые улыбки, а я почувствовал себя не в своей тарелке.

Сана протянула мне жесткую палочку и продемонстрировала безупречный ряд зубов. Намек ясен: чисти зубы этим. Она точно не из мира сего.

Когда с гигиеническими процедурами было покончено, мы сели завтракать. Сана сварила мясо зайца, испекла румяный хлеб.

С удивлением обнаружил здесь столовую утварь, которой вчера еще не было: формы для запекания хлеба, котелок, и посуда для приема пищи.

Дети гурьбились возле взрослых. Вначале подходили с опаской и интересом, но уже чуть погодя с двух сторон меня облепили их курносенькие мордашки. Как бы я ни старался выставить ментальный блок и абстрагироваться от своих чувств, что-то внутри меня брало вверх. Что-то теплое, отцовское.

Поблагодарив за завтрак, я вышел на улицу. Бесформенная толпа местных ошивалась у «штаба». На небольшой возвышенности стоял Астай и что-то говорил на хакасском. Его внимательно слушали, не перебивали. Я постоял за их спинами чуть в отдалении, чтобы меня видел Астай, но когда он закончил говорить, все разошлись по своим делам.

— Кажется, ты забыл о моей просьбе?

— А, Лев. Здравствуй. Не видел в этом необходимости. Я передал им твои пожелания. Впредь люди на посту будут более ответственны. Обещаю.

Я покосился на Астая с недоверием. Легкая улыбка на его лице перешла в жёсткую гримасу. Это что еще за новость? Почему он не дал мне слова? Боится за свою репутацию?

— Говори правду, Астай, — надавил я на него с легкой ноткой раздражения в голосе. — Ты ведь сам ее любишь выбивать из окружающих.

Хакас тяжело вздохнул и рассказал причину по которой решил держать меня в тени: оказалось, что местные меня, мягко говоря, недолюбливают. Вовсе и не новость.

Причина в сломанном носе?

И в нем тоже. Основная причина в том, что ты общаешься с ведьмой Саной.

От негодования я сплюнул на землю и заявил Астаю, что принимать участие в грядущей битве я не буду, а посмотрю сегодня со стороны.

На Астая жалко было смотреть. Наверное, зря я так с ним. Он между нами, как буфер, принимает недовольство обеих сторон и сглаживает отношения. Но, как известно, слово не воробей.

Взяв с собой три заготовки для копья, я вернулся в приют.

— Хозяин, а мне можно будет выгрызать глотки адским выблядкам?

Стивен ходил за мною по пятам и слышал наш разговор с хакасом.

— Можешь участвовать, — пожал я плечами, — но если тебя убьют, домой не возвращайся.

На морде умного пса читалось двойственность восприятия полученной информации. Он не понимал, как это: ведь мертвые итак не возвращаются домой. Меня позабавила эта ситуация с ним, и чтобы не разрывать у собакена логические связи, отправил его к Астаю, одобрительно потрепав по холке. Этот жест доброй воли он воспринял с радостью и завилял хвостом.