— Н-н-ничего… Спасибо… Мне бы…
— Ну, а жена как? Здорова?
— Н-не совсем… Вот прихворнула немного… Мне бы…
Приказчик сразу осунулся и побледнел. Он некоторое время молчал, поводя остекленевшими от ужаса глазами и наконец спросил надтреснутым голосом:
— Нет, вы это серьезно?
— Насчет сахарку? — встревожился Рубакин. — Ну да. Очень даже серьезно.
Приказчик укоризненно погрозил Рубакину пальцем.
— Вы вот шутить изволите, а супруга ваша хворают… К доктору обращались?
— Да зачем же к доктору?.. Ведь пустяки… Легкая простуда… Вы бы мне…
Приказчик в волнении заходил по магазину.
— Конечно, — бормотал он, хватаясь за голову, — все вы так… Мужья! Легкая простуда, легкая простуда… Машете рукой… К доктору не обращаетесь. А там, гляди, воспаление легких или… сибирская язва… Эх!
Приказчик помотал головой и, быстро согнав с лица выражение тоски и ужаса, приветливо улыбнулся:
Ну, а детишки как? Учатся? Нет, не учатся, — угрюмо сказал Рубакин.
— Ай-яй-яй! Нельзя так, дорогой товарищ. Детишек надо учить…
— Моего еще нельзя учить, — нетерпеливо сказал Рубакин, — ему четыре месяца.
— Да что вы говорите!!! — всплеснул руками приказчик. — Такой маленький?! И давно он у вас родился?
— Четыре месяца тому назад родился, — сказал Рубакин тоскливо. — Дайте мне саха…
Приказчик радостно захохотал.
— Люблю детишек! Страсть люблю!.. Вы только подумайте… Четыре месяца живет на свете, а уж, поди, все понимает, каналья… Небось кричит по ночам?
— Нет. Он у меня молчаливый… Дайте мне…
— Молчаливый? Это хорошо… Молчаливый — значит, не кричит… А вот есть ребята, которые кричат… Это нехорошо… Ну, а раз молчаливый, то это хорошо… Значит, будет умный… Вы его по какой линии думаете определить? По партийной или по советской?
— Я об этом еще не думал… Я настоятельно прошу са…
— Нет. Не говорите… Склонность детей определяется с раннего возраста. А как его зовут?
— Молот…
— Красивое имя. У одного моего знакомого тоже родился ребенок… Только та — девочка… И ее назвали Ставка…
Рубакин решительно поднялся со стула.
— Дорогой товарищ! — сказал он грозно. — я очень прошу отпустить мне сахар!
— Сахар?.. Вам какой прикажете: рафинад или песок?
— Песок… Три фунта. Приказчик выписал чек и отвесил сахар.
— Получите-с… Значит, Молот, хе-хе-хе… Ну, ничего, ничего… Люблю, знаете ли, детишек… Кланяйтесь жене… Да смотрите, позовите доктора… Все-таки оно спокойнее… До свидания!.. Заходите почаще…
Рубакин, поддерживаемый под руку приказчиком, добрался до двери и как пуля вылетел из магазина.
— Уф! — сказал приказчик, вытирая со лба пот. — Ну, и намаялся же я!.. Пока эту самую премию за вежливость отработаешь — седьмой пот спустишь!.. Каторжная служба…
Радости Мегаса
(Роман в пяти главах с прологом)
Пролог
В широко раскрытые ворота завода «Трудящийся пролетарий» въехало нечто длинное и зеленое, снабженное четырьмя колесами и парой видавших виды пожилых лошадей. «Нечто» по своему внешнему виду напоминало закрытый фургон. Надпись на нем была такая: «Кинопрокатная передвижка «Радости Мегаса».
Глава первая.
в которой читатель знакомится с героями
В фургоне ехали герои нашего романа. Первый герой — уполномоченный прокатной конторы «Радости Мегаса» Геннадий Умиралов, а второй герой — механик Семен Вертута.
— Вот и приехали, — сказал Умиралов, подчеркивая этими словами присущую ему догадливость и проницательность.
— Верно, — согласился Вертута, — приехали.
— Теперь мы докажем всем, как работают «Радости Мегаса», — гордо воскликнул Умиралов, — пусть все видят.
— Гм… да, — ответил Вертута, подумав, — пусть видят. Почувствуют, значит, пусть…
— А мы все захватили? — заволновался Умиралов, — Ничего не забыли? Смотри, Вертута, а то…
Умиралов не докончил фразы. С вылупленными глазами он уставился на механика Вертуту и, промолчав несколько секунд, хрипло прошептал:
— Вертута! Забыли. Ей-богу, забыли…
— Что забыли? — удивился Вертута. — Как будто все На месте.
— А лектор?.. Слышишь ли ты, Вертута, лектор?
— Так и есть. Позабыли лектора. Эхе-ехх…
Вертута почесал голову и хотел задуматься, но сделать этого не мог, так как фургон въехал, в конце концов. Во двор.
Глава вторая,
из которой читатель узнает о достоинствах предзавкоми
Делякина и профработников вообще
Многотысячная толпа встретила фургон приветственным ревом, а председатель завкома товарищ Делякин с членами завкома — хлебом и солью.
— Ура! — сказал председатель завкома. — В вашем лице мы приветствуем кинопроизводство как могучий фактор…
— Уррра! — воскликнула толпа.
Умиралов высморкался, приложил руки к груди и про слезился. Хладнокровный, привыкший к овациям Вертута с меланхолической деловитостью выгружал из фургона какие-то цинковые коробки и колесики.
— Эх-х-х! — шептал Вертута. — Забыли-таки лектора… Что я говорил…
Между тем с помощью расторопных членов драм кружка из фургона был извлечен большой экран, треножник и завернутый в черную материю киноаппарат.
— Проследуем в помещение, — сказал Делякин.
Делякин обладал двумя качествами, выделявшими его из пестрой толпы профработников. Во-первых, он был великолепным массовым оратором, а во-вторых, ни когда, даже в мыслях, не позволял себе легкомысленною отношения к индивидуальным членским взносам. Кроме этого, он отличался добросовестным отношением ко вен кому делу, и в особенности к культработе. Делякин по справедливости мог бы считаться показательным председателем завкома.
Глава третья,
повествующая о подозрительности одних героев романа
и находчивости других
— Может, контра? — опасливо спросил Делякин, но косившись на черную материю.
— Ни боже мой! — воскликнул Умиралов. — Что вы, дорогой товарищ. Помилуйте, зачем же контра?.. Ни капельки…
— А почему «Радости Мегаса»? — настойчиво выпытывал Делякин.
— Мегаса? — неуверенно переспросил Умиралов. — Какого Мегаса? Ах, нашего!.. Радости!.. А почему нет?
— Не имея, в общем и целом, против Мегаса никаких отводов, я попросил бы огласить название картины.
— Вертута, как называется картина? — быстро спросил Умиралов.
— Не сказали, — прохрипел Вертута, — лектор знал, мы лектора забыли уложить…
— Я попросил бы выяснить, — твердо сказал Делякин.
Водворилось неловкое молчание.
— Стой! — воскликнул Умиралов. — Вертута! Давай ленту. Вы, дорогой товарищ, можете самолично убедиться.
Когда ленту извлекли из-под груды таинственных колесиков, Делякин поднес ленту к свету и без труда прочел:
— Мус-со-ли-ни… Художественная психологическая драма в десяти частях из времен упадка империи…
— Ну, — гордо высказал Вертута, — я же говорил, самая что ни на есть рабоче-крестьянская… Уж будьте покойны… Надейтесь на Вертуту… Он поможет…
Глава четвертая,
в которой впервые читатель знакомится
с красноречием Делякина
Перед началом сеанса с кратким вступительным слоном, продолжавшимся ровно два часа и три минуты, выступил Делякин.
В своей речи, изредка прерываемой топотом ног и неистовыми криками: «Не задерживай, люди ждут!» — Делякин с присущей ему наблюдательностью выложил все свои соображения по поводу возникновения, развития и гибели фашизма как в Италии, так и вообще.
— И вот теперь, — сказал Делякин, заканчивая свое вступительное слово, — я должен сообщить, что сейчас на экране вы увидите все те ужасы фашизма, которые наблюдаются нами как в Италии, так и вообще… Прошу…
