Оставив Ивана доделывать «швырялки», я занялся горшками, добавляя к горючей смеси чуточку чистой энергии и запечатывая руной. При ударе вся эта консистенция взорвётся, и если щит спадёт, деревянная башня сгорит на ура. Другой у них нет, во всяком случае пока, так что активную фазу штурма придется отложить. Ну а там, может и пронесёт. На авось уповаю, в общем.
Тем временем башня почти подъехала ко рву, по крепости снова заработали катапульты, а в воздух взвились сотни и сотни стрел. Вся длинная цепь чухонских лучников выстреливала их с такой бешеной скоростью, что небо слегка потемнело.
А энергия таяла на глазах. Еще несколько минут столь интенсивного обстрела, и всё, мы останемся без контура. Я не знал насколько хватит сил у чухонского мага, а он не знал насколько их хватит у меня. Точнее, он вообще не знал кто здесь, но судя по аккуратности, наверняка думал что ему противостоит достойный противник, а не недоросль с кучей накопителей.
Времени почти не оставалось, но момент ещё не настал. Я передал через Ивана чтобы наши лучники были готовы стрелять по команде, а сам буквально «впился глазами» в держащихся на пределе дальности нарядных командиров. Их план хоть и был прост как палка, но именно из-за простоты как раз и мог оказаться успешным. Перегрузив контур, они продолжат стрелять и не давая нам высунуться, подойдут к стенам. Потом подведут вплотную свою башню, расчехлят лестницы, ну а там уже дело техники. Их больше, нас меньше, математика простая.
Энергия ещё одного камня закончилась, и я заменил его на другой. Это был предпоследний, но по ёмкости он уступал всем остальным и надолго его не хватит. Меж тем нарядные засуетились, и переместились ещё метров на тридцать ближе. Теперь всё зависело от синхронности с какой сработают мои люди. Конечно, не до секунды, но точность требовалась весьма достаточная.
— Давай! — скомандовал я Ивану, он махнул кому-то рукой, и запуская в полёт десяток горшков, гулко ударили «швырялки». А почти сразу за ними, практически в тот же момент, к «нарядным» устремились «заряженные» рунами стрелы. Я не рассчитывал убить мага, но надеялся сбить его с толку, заставив отвлечься от подпитки башни.
Горшки хоть и были выпущены раньше, но летели по параболе, и взорвались чуть позже стрел. Защита башни выдержала, а в группе «нарядных» наступила паника. Они явно не ожидали такого, трое просто выпали из сёдел — то ли взрывом выбросило, то ли от неожиданности свалились, ещё трое крутились на месте, двое держались за головы, и если среди них был маг, он должен был отвлечься от своего основного дела.
Второй горшечный залп так же ударился в щит, а вот третий уже попал куда следует, но одновременно с ним и наша защита рухнула. Я тоже отвлекся, и не проконтролировал подпитку.
За стеной, глядя на разгорающееся пожарище, заревели сотнями глоток. Наши, вторя им, заревели в ответ, ну а дальше закрутилось уже совсем непонятное.
Вокруг гремело и хлопало, свистели стрелы, кричали люди и лязгало железо. Я заскочил в крайнюю башню — ту из которой недавно наблюдал, и практически подхватил из рук раненого бойца длинный лук. Стрелок из меня ещё тот, думал позабыл всё, но, как оказалось, руки помнят, и добив остатки колчана, я всё же кого-то подстрелил.
Но даже несмотря на мой личный вклад, чухонцы добежали до стены, установили лестницы и уверенно полезли наверх. В них кидали камни, скатывали заранее приготовленные бревна, обливали смолой и кипятком. Они же, пока лезли, отвечать не могли, но добравшись до верха, с ходу кидались в бой.
Отбросив ставший ненужным лук, я подхватил катану, снял со спины круглый щит, и присоединился к драке.
Даже не так, к ДРАКЕ! Наверное, каждый мальчишка знает что страшно бывает только первые пару секунд, ровно до того момента пока не прилетит кулак, а в данном случае что-нибудь острое от противника. Вот и я, пока примеривался с какого конца заходить на стену, не понятно откуда на меня свалился чубатый чухонец. Грязный, здоровый что боров, он с ходу двинул мне в рыло, и доставая из-за пояса короткий меч-свинорез, мерзко ухмыльнулся. Естественно, ждать когда мне чего-нибудь отчекрыжат, я не стал, и воспользовавшись катаной — снёс ему его чубатую башку. Ну а дальше уже как-то само собой поехало, я рубил — меня рубили, я колол — меня кололи, я бил — меня били. Привыкший к одиночным схваткам с нежитью, я совершенно не отдавал себе отчёта о происходящем вокруг. Заканчивался один противник, тут же появлялся другой, за ним третий и так далее. Размахивая катаной направо и налево, я если и видел чего, то только на расстоянии нескольких метров. А в это время чухонцы уже всей своей толпой подобрались к стенам, и кто по лестницам, кто по веревкам, лезли наверх, на наши оборонительные позиции. Лучники их уже не стреляли, катапульты тоже заткнулись, и когда мне всё же удалось осмотреться, оптимизма мне это не прибавило.
Перескакивая через усыпанный телами проход, я держал сразу несколько метров стены, а рядом, по обе стороны от меня, рубились приведённые из города «голодранцы». Тощие, в смешно подогнанных доспехах, по сравнению с окормленными чухонцами, они проигрывали им во всём, кроме ярости. Когда удавалось, и я мог их видеть, видеть с каким остервенением бьются эти люди, меня невольно охватывала гордость. Гордость за них, за себя, за методично снимающего головы Ивана, и даже за тех баб с вилами, что зажали в углу очередного «прорвавшегося» противника. Не знаю как у них тут с самоопределением, но я всеми подкорками ощущал, что в унисон с нашими сердцами, бьётся самый настоящий русский дух. Дух ярости, неистовства и торжества справедливости. Да, меня могли убить как обычного ратника, но в этот момент я был счастлив. Счастлив тем что оказался среди этих людей, пусть и называющих себя по-другому. Ну а впрочем — рус, росс — какая разница? Главное не в том, как ты зовешь себя, главное что ты чувствуешь. И чувствовали мы сейчас одно и то же. К нам пришли с мечом — от меча и погибнут. В этом весь смысл. — Делай добро, насаждай справедливость.
Но сейчас я понимал, ни о какой справедливости не может быть и речи. Трясутся от натуги лестницы, трещат веревки, и повсюду лезут чухонцы. — Они на стенах, они внизу, они в башнях, они в самой крепости. Горстки оставшихся защитников ещё бьются, но жить им остаётся считанные минуты. И нет, я не мстительный, но глядя как падает пронзённый мечом врага русский воин, я запрыгнул на кучу порубленных тел, и не прячась, во весь голос, как мог, поклялся перед небом, что придёт время, и я отомщу, отомщу всем тем, кто пришёл в мой дом, в мою крепость. Кто убивает моих людей и меня самого. И нет, я не хотел никого напугать или впечатлить, — выкрикивая слова своей клятвы, я действовал по велению сердца, и того самого русского духа, воспрянувшего в моей душе после векового сна.
Я ещё не закончил, как вокруг потемнело, а с неба посыпался серый пепел. Клятва была принята.
А дальше произошло совсем уж невероятное. — Шум боя резко стих, и наступила «звенящая» тишина. Секунда, другая… И вот уже поднимается первый из мёртвых. А за ним ещё и ещё.
Всё закончилось быстро. Уйти успели лишь те кто был снаружи и на стенах. Участь остальных была страшной. Возмездие не заставило себя ждать, и прежде чем умереть вновь, наши мёртвые собрали богатую жатву.
Вопрос — что это было? Я видел в каждом обращенном на меня взгляде. Откуда-то вылез Иван, весь в крови, с торчащим из плеча обломком стрелы и разрубленной щекой. Он ничего не сказал, но повернулся к идолу Перуна, и поклонился до самой земли. Следуя его примеру, к идолу стали подтягиваться остальные выжившие. Поначалу мне казалось что их было совсем немного, но постепенно площадь полностью заполнилась людьми. Справедливости ради стоит сказать что в основном здесь были старики, женщины и дети. Те кто прятались в подвалах и зданиях. Ратников, — по крайне мере стоящих на ногах, я мог пересчитать по пальцам. Отдельно, в углу, расположились орки. Перун не их бог, но они тоже не сводили глаз с идола. Из выделенного мне десятка, я видел всего троих, но может быть были ещё те кто не мог подняться из-за ран.
