— Сейчас я бы смотрела на тебя иначе. Я отдала бы тебе ленту, — проговорила она, оторвавшись.

— А я бы ее принял, — сказал Арис шепотом. Он коснулся рукой ее подбородка и заставил чуть поднять голову. В ее слезах отражались звезды. Звезды были в ее глазах и на груди, забрызганной россыпью мелких капель.

— Арис… подари мне один час. Еще есть время.

Он медленно поднял руку и коснулся кожи там, где заканчивался полотняный вырез. Прикосновение, легче легкого дуновения ветра, обожгло жгучим желанием. Немного радости сейчас, а потом…

Он отступил и ее руки упали.

— Но почему?

— Я сам не знаю! Знаю только что нельзя бездумно делать все, даже если жить осталось не больше ночи.

— Коли осталась одна ночь, зачем лишаться радостей⁈

— Не знаю. Только чувствую, что так надо, — проговорил он сжимая руками голову, — Нельзя терять голову, нельзя поддаться страсти, когда смерть дышит в затылок, иначе… иначе я буду как вождь Пирис.

Она вдруг рассмеялась.

— Что это ты, Глафира, развеселилась?

— Ах, Арис, Арис… мой дядька даже близко не понимает кто ты такой… может быть у тебя и получится обойти все ловушки.

— А ты-то что делать будешь? Клянусь, никто не узнает, что ты мне рассказала. Этого не бойся.

Она усмехнулась:

— Как узнают, что ты бежал, всё равно мне ответ держать, дядька выведает всё, до донышка. Так что назад мне хода нет. Буду тут скрываться.

— Если получится, я вернусь за тобой и позабочусь о тебе в память о твоей смелости, — он наклонился и прикоснулся рукой к ее щеке и тут же ее отнял.

Глафира усмехнулась сквозь слезы и толкнула рукой:

— Иди!

Он сделал не больше десяти шагов, когда его осенила ужасная догадка. В полях ей не спрятаться от охранителей, а значит… значит!

— Глафира! — он повернулся и увидел что она стоит на краю, широко раскинув руки там, где водяное поле уходило за край и потоки воды срывались в бездну. Запрокинутое лицо смотрит вверх.

— Глафира, не надо… — попросил он, уже зная, что не успеет.

Она глубоко вздохнула и рухнула спиной вниз.

— Вот где она хотела спрятаться от охранителей, — сказал он тихо и зажмурился. Глазам стало горячо.

— Спасибо, что плачешь по ней, — раздался тихий голос. Будто вода зажурчала по перекату.

Он повернулся. Из воды поднимались одна за другой русалки.

— Мы позаботимся о ней. Теперь у нас еще одна сестрица.

Прозрачные силуэты огибали его с двух сторон и скользили к краю.

— Спеши, — поторопила его последняя, — времени мало.

Чего здесь только не было! Кривые ятаганы и двуручные мечи, загнутые кинжалы, коими пользуются на юге и украшенные золотом арбалеты. Щиты, расколотые в щепу, с выцветшими гербами, покореженные шлемы, томозийские мечи и пробитые кольчуги, одна — с застрявшим в прорехе когтем.

Чей это коготь? Может быть Вторак приложил свою лапу? Хотя тут целый лес волколаков, которые зовут себя волкичи, а по делам те же оборотни. И какая разница, что они убивают не поддаваясь зверю⁈ Лучше уж быть бездумным зверем, чем так.

Арис выбрал пояс с ножнами, вытащил два ножа из кучи оружия, что была свалена прямо на пол, рядом. Вытащил еще один нож и засунул за голенище. Арис достал и меч, осмотрел, покачал в руке. Слабо сверкнуло позолотой лезвие. Кивнул и сунул в ножны.

Арис выбрался из закута и направился дальше, в направлении, указанном Глафирой и вскоре их услышал. Смех и голоса сквозь стариковы стоны. Слов не разобрать, но старик в чем-то их убеждает, но его слова рождают лишь смех. На цыпочках Арис добрался до поворота. Отсветы полосами лежали на полу. Он выглянул за угол и увидел Кеттера, связанного по рукам и ногам. Его тюремщики стояли рядом.

Арис тенью скользнул вперед и метнул два ножа разом. Оба стражника без слов рухнули на пол.

— Эй, старик! Мы уходим.

Арис вытащил свои ножи и вытер об их же одежду. Кеттер смотрел на него едва не плача:

— Это ты! Ты пришел за мной!

— Пришёл, старик, — он перерезал веревки. — Если хочешь — уйдем вместе.

— Уйдём! Уйдём, Арис. Только куда нам идти⁈ Если б ты только знал, то, что теперь я знаю! — Кеттер рухнул на пол и всхлипнул, завозился. Арис поднял его на ноги за шиворот:

— Нет времени думать и стенать. Я выйду первым, ты иди следом и иди тихо. А если… — Арис сунул нож в стариковские руки, — если увидишь, что меня схватили, не геройствуй и уходи.

Арис решил идти открыто. На нем не написано, что он все знает, так что нужен лишь плащ подлиннее чтобы скрыть перевязь с мечом и пусть все думают, что гость прогуливается теплой ночью. Плащ он забрал из горницы охранителя, поднявшись ненадолго туда. Он хотел бы, чтобы Ондрат был там, но кому-то из них повезло и горницы были пусты, только стол, накрытый Глафирой всё ещё висел в воздухе.

На поляне уже почти никого не осталось, летний шест одиноко пустел под тускнеющим светом, когда он вышел наружу. Никто не обратил на него внимания и вскоре Арис был уже у шатра. Сквозь щели в пологе пробивался свет костра. Огонь горел не ярко. Что он увидит когда войдет? Голую Унау под голым Энче? Это было бы лучше всего — ударить его, пока он будет барахтаться на ней как жук, зажать рукой рот Унау и посмотреть ей в глаза.

Он скользнул внутрь и застыл. Пол в шатре был густо залит кровью.

— Арис, — прошелестел едва слышный голос, — все-таки пришел…

— Унау! — он бросился на колени и поднял её голову чуть выше, разодрал платье на груди и опустил руки. Две раны зияли, как разверстые врата, через которые жизнь покидала ее тело.

— Прости… — пробормотала она и Арис увидел розовые пузыри на губах.

— Не сберегла… морочили голову… знала… нельзя… верить. Потом. Он забрал ее. Не смогла… ничего не смогла… Энче… нож…

— Унау! — воскликнул он целуя ее окровавленные губы, — О моя отважная Унау! О, мой драгоценный цветок!

— Арис… — кровь потекла по ее щеке.

— Милая, нежная Унау, моя возлюбленная Унау! — проговорил он проводя руками по ее волосам, заострившемуся лицу и снова поцеловал, — Прости меня за всё, Унау! Ты скоро поправишься и я возьму тебя в свой шатер. Ты станешь моей женой! Обещаю, о моя Унау!

— Тепло, — пробормотала она. Ее глаза почти закрылись, но тут же она распахнула их и посмотрела осмысленным взглядом.

— С тобой я жила богато. Не скупилась на слова и чувства. И умираю на земле. Я не жалею ни о чем.

Весь в крови, Арис вышел из шатра и остановился. На поляне было пусто, люди будто испарились. Ни огонька, ни звука. Напрямик он отправился к распадку, замечая, как всё неуловимо изменилось вокруг. Воздух загустел, трава перестала казаться шелковистой и свежей. Древо теперь выглядело не добрым исполином, но будто монстр тянуло к нему кривые лапы, а свет исходящий от его листвы потускнел. Арис на ходу сорвал травинку. Она обломилась с противным хрустом и рассыпалась зеленоватой, мерзкой пылью в руке.

Он пересек поляну и спустился по склону, оказавшись в овраге с земляными стенами. Глубоко на дне журчал ручей, а склоны были изрыты ходами и пещерами. Пробираясь меж них он вскоре оказался на берегу узкого ручейка. Глафира сказала, что алтарь Зверя должен быть тут. Значит, сюда и понесли Лару. Будто на помощь из туч выкатилась Луна. И тут же, дальше по ручью раздались шаги. Бесшумной тенью он поспешил туда.

В лунном свете, заливающем все вокруг, сцена открывшаяся ему выглядела жутко. За поворотом ручей мелел и расширялся втрое, течение обозначалось закрученными струйками у гладких камней. На траве, у берега, лежала Лара, похожая на призрак, а над ней склонилось окровавленное чудище.

Только спустя миг он понял, что это не чудовище, а Энче и на его лице кровь, подсохшая кровь Унау. Ярость ударила в голову. Он прыгнул вперед и не успел Энче ничего понять, как нож Ариса вошел в основание его черепа. Не вскрикнув, Энче рухнул и Арис ногой откинул его подальше в воду.