Неделей позже — 18 июля — Хрущев направил в Президиум ЦК обстоятельную записку «О руководстве сельским хозяйством в связи с переходом на путь интенсификации»133. В ней содержалась подробная аргументация тех положений, которые были высказаны им на недавнем пленуме. Записка эта существуете двух редакциях. Первая — более радикальная, содержащая предложения по созданию системы союзно-республиканских управлений по производству сельскот хозяйственных продуктов — зерна, сахарной са£кцщ, хлопка, растительного мае1 ла, картофеля, овощей, винограда и фруктов, мяса, и молока, свинины, птицы, баранины и шерсти, комбикормов, а также по развитию пушного звероводства й пчеловодства.
Первый секретарь ЦК был верен беспроигрышно-бюрократической логике: хочешь решить проблему — создай специальное учреждение134. Отсюда прямое следствие — создать дюжину главков и тем самым решить проблему сельского хозяйства. Хрущев подверг резкой, почти оскорбительной критике тогдашнюю сельскохозяйственную науку, но вместе с тем призывал к повышению роли отраслевой науки, ориентированной на практические нужды, в организуемых им специализированных управлениях, сокращению роли партаппарата.
Во второй редакции этой записки критика приглушена, хотя все основные положения были сохранены. Внимательное ее изучение позволяет утверждать, что Хрущевым готовилась новая реформа управления, затрагивавшая не только сельское хозяйство, но и другие отрасли. 20 июля 1964 г. на Президиуме ЦК было решено разослать записку Хрущева на места, с тем чтобы получить оттуда замечания135.
Президиум ЦК принял решение о проведении в ноябре 1964 г. обсуждения этой записки. Назревала очередная кадровая перетряска. По заданию Президиума ЦК Д. С. Полянский и В. И. Поляков подготовили в августе 1964 г. проект Постановления ЦК КПСС и Совмина СССР «О руководстве сельским хозяйством в связи с интенсификацией и специализацией производства»136.
Кроме этого, совершенно неожиданно для большинства членов высшего партийного руководства Хрущев, выступая перед первыми секретарями обкомов партии, объявил о целесообразности введения восьмилетних народнохозяйственных планов. В высшем эшелоне власти была практически общепризнана неудача с введением семилетних планов, и все плановые органы полным ходом вели подготовку к тому, чтобы начиная с 1966 г. вернуться к пятилеткам.
Заявление Хрущева означало, во-первых, его плохо скрытую попытку уйти от ответственности, «смазать» экономические итоги семилетки, которая была провалена по большинству показателей, и, с учетом его почтенного возраста (Хрущеву было уже 70 лет), вообще отделаться от необходимости отвечать за результаты своей деятельности; и, во-вторых, переход к восьмилетке стал бы кошмаром для всей советской бюрократии. Снова требовалось собрать сведения — от района до Союза ССР, пересчитать их по десяткам тысяч характеристик, предусмотреть распределение фондов на 8 лет вперед и прочее, что выводило административно- управленческую вертикаль и плановую организацию экономики из сколько- нибудь нормального состояния.
Добавим к этому беспрецедентное хамство, грубость, самый вульгарный мат в обращении Хрущева с ближайшим окружением. По части мастерства хулиганского, разнузданного унижения и оскорбления Хрущеву не было равных в советской истории.
Но на этот раз планам очередных реформ «по Хрущеву» не суждено было осуществиться. Началась охота за главным реформатором.
Информация о начальном этапе охоты на Хрущева основывается на воспоминаниях ее участников — А. Н. Шелепина, В. Е. Семичастного, Н. Г. Егорычева. Они сообщили очень важные сведения, но трудно и невозможно узнать от них главное: кто, когда и почему решил перейти к «активным действиям» против Хрущева? Они дружно называют главным организатором «второго секретаря» — Л. И. Брежнева, а его главным сподвижником — Н. В. Подгорного. В воспоминаниях Семичастного многократно сообщалось, что Брежнев предлагал ему — председателю КГБ — устранить Хрущева, использовав для этого яд, автомобильную или авиационную катастрофу, арестовать его. Но Семичастный, по его словам, отверг все эти варианты. Эта версия опубликована и в книге сына Н. С. Хрущева — С. Н. Хрущева137
Долгое время историкам оставались только домыслы и, позже, воспоминания слишком заинтересованных участников событий, которых больше беспокоила не точность передачи фактов, а стремление оставить о себе хорошую память. Хотя очевидны и противоречия в воспоминаниях участников, доживших до тех пор, когда стало возможным говорить об октябрьском (1964 г.) Пленуме ЦК. Два человека, влияние которых в стране было огромно,— председатель Комитета партийно-государственного контроля Шелепин и председатель КГБ Семичастный — склонны преуменьшать свою роль в его подготовке. Оба утверждали, что в июле в аппарате ЦК уже в открытую говорили против Хрущева.
На роль одного из главных участников заговора в их воспоминаниях выдвигается заведующий Отделом административных органов ЦК КПСС Н. Р. Миронов, непосредственно связанный с Шелепиным и Семичастным, так как по статусу он курировал армию, органы госбезопасности, прокуратуру, судебные органы и МВД. В прошлом он был секретарем райкома партии в Днепропетровске, когда секретарем обкома там был Брежнев. Перед назначением на работу в ЦК он возглавлял КГБ в Ленинграде. Егорычев, в ту пору секретарь Московского горкома партии, вспоминает, что именно Миронов привлек его к участию в заговоре138
По словам Шелепина, пленум готовили Брежнев и Подгорный: «Брежнев и Подгорный беседовали с каждым членом Президиума ЦК, с каждым секретарем ЦК. Они же вели беседы с секретарями ЦК союзных республик и других крупнейших организаций, вплоть до горкомов. Был разговор с Малиновским, Косыгиным. Говорили и со мной. Я дал согласие. Последним толчком, "звонком" к созыву послужила новая записка Хрущева, которую он передал перед отлетом в Пицунду на отдых, об очередной реорганизации — разделении управления всей
» 139
отрасли сельскохозяйственного производства»
Связь между подготовкой к свержению Хрущева и подготовкой к пленуму, который готовил Хрущев, достаточно очевидна. Сложнее с ролью Брежнева. Те же Шелепин, Семичастный, Егорычев всячески подчеркивают нерешительность Брежнева, его стремление самоустраниться в самые критические минуты. Шелепина не смущало противоречие между отведенной им Брежневу ролью главного заговорщика и. его очевидной нерешительностью: «Брежнев проявил трусость — уехал в ГДР. В его отсутствие уже говорили с Семичастным». Семичастный тотчас стал существенно уточнять своего коллегу: «Уже накануне празднования 70-летия Хрущева шли разговоры, что терпеть такое нельзя, то есть это было еще весной 1964 г. И я был в числе первых, с кем вели разговор...»140
За пределами представленной информации остается вопрос: кто вел разговоры с Шелепиным и Семичастным с предложениями участвовать в заговоре против Хрущева? Напомним, что весной 1964 г. Брежнев не был «вторым секретарем», а занимал полудекоративный пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Предположение, что в тени Брежнева скрывался какой-то другой человек, влиятельный и решительный, подтверждается воспоминаниями Егоры- чева: «Когда Брежнев был в ГДР — это уже накануне пленума,— кончился официальный визит, а он все не возвращается. Не едет, и все тут. Отправился на охоту. Семичастному было поручено (кем? — Авт.) позвонить ему туда и сказать: "Если Вы не приедете, то пленум состоится без Вас. Отсюда делайте вывод". И он срочно тогда прилетел»141.
О том, что роль Брежнева и Подгорного в событиях, связанных со снятием Хрущева, на наш взгляд, явно преувеличена, свидетельствуют простые хронологические выкладки: Брежнев прилетел из Берлина 11 октября, непосредственно перед заседанием Президиума в Москву из Кишинева прилетел Подгорный142 Уже потому, что ни Брежнева, ни Подгорного не было в Москве непосредственно перед заседанием Президиума ЦК и перед пленумом, где свергали Хрущева, готовить заседание Президиума ЦК они не могли. Но кто готовил? Кто мог приказать председателю КГБ звонить в Берлин Брежневу и, по сути, угрожать ему?
