Жуков не был согласен с такими оценками. Он дал развернутую оценку роли Сталина накануне и в годы войны. В зоне острой критики маршала оказался не только покойный генералиссимус, но и его сподвижники, здравствовавшие в составе высших органов государства и партии. Отмечая неготовность Красной Армии к нападению Германии, Жуков писал: «Знали ли Сталин и Председатель Совнаркома В. М. Молотов о концентрации гитлеровских войск у нашей границы? — Да, знали». Следом за этим утверждением Жуков цитировал многочисленные разведдонесения, адресованные Сталину и Молотову и свидетельствовавшие о подготовке Германии к нападению на Советский Союз.
Жуков сообщал сенсационные сведения о том, что Сталин, получив лично от Жукова в 3 часа 25 минут 22 июня 1941 г. сообщение о том, что Германия начала боевые действия против СССР, приказал Жукову не открывать ответного огня, считая, что это не война, а провокация немецких военных. Только в 6 часов 30 минут утра он решился отдать приказ о начале боевых действий96
В проекте доклада Жукова на ожидавшемся пленуме специально были выделены разделы об отношении Сталина к личному составу Вооруженных Сил: «О так называемых "сталинских операциях", "сталинской военной науке" и задачах по ликвидации культа личности»; «Об устранении неправильного отношения к бывшим военнопленным, возвратившимся на Родину из фашистского плена». Сведения, сообщенные Жуковым, были доказательны и документированы. Особая тема Жукова — защита офицерского корпуса против произвола, отождествлявшегося с культом личности. Это и оправдание генералов, расстрелянных в первые дни войны по обвинению в измене, в неправильном руководстве войсками, и защита чести и достоинства тех офицеров, которые попали в плен, но бежали оттуда, доблестно сражались в войну, но сразу же после нее были арестованы и оказались в лагерях.
Маршал полагал также необходимым отказаться от чванливой самоуверенности в оценке военных достижений СССР и тщательно изучать тот опыт, который накопился в капиталистических странах. Он отметил «низкое качество, а порой и отрыв» военно-идеологической работы в Советской Армии от конкретных задач подготовки войск.
Нетрудно сделать вывод, что Жуков был заинтересован в углублении критики Сталина, которая в его интерпретации становилась оправданием деятельности командного состава армии, профессионализации офицерского корпуса, непредвзятого изучения опыта войск потенциального противника, сокращения влияния партийного аппарата в войсках.
Однако политический ветер на Старой площади подул в другую сторону. Аргументированная и резкая критика маршала Жукова в адрес Сталина казалась уже ненужной. Проект доклада Жукова оказался спрятанным на 40 лет в архиве Политбюро, чему способствовали новый теоретик партии Д. Т. Шепилов и давний соперник Жукова, тоже маршал, Н. А. Булганин, очевидно, не без согласия самого Н. С. Хрущева. Пленум не состоялся. Вместо него было решено подготовить письмо ЦК КПСС ко всем партийным организациям «Об итогах обсуждения решений XX съезда». Это письмо должно было пресечь «идеологический разброд», дать четкие установки, что допустимо и недопустимо в критике культа личности Сталина. Письмо готовила комиссия во главе с секретарем ЦК КПСС Л. И. Брежневым.
16 июня 1956 г. этот проект был представлен в Президиум ЦК КПСС. В нем содержались сведения о ходе обсуждения «секретного доклада» и о том, что в ряде случаев на собраниях были выступления, оцениваемые ЦК как националистические и демагогические, задавались провокационные вопросы, на собраниях писателей и художников «имели место высказывания против решений партии по идеологическим вопросам, против принципа партийности в литературе и искус-
97
стве»
Еще более встревожило руководство КПСС то, что «враги партии использовали внутрипартийную демократию для борьбы против партии»98. Внутрипартийная демократия, допущенная, казалось, в самых узких и контролируемых границах, тем не менее оказалась совершенно несовместимой с принципом «демократического централизма» — основным принципом строения КПСС. В письме сообщалось, что находятся такие коммунисты, которые «под флагом борьбы против культа личности доходят до отрицания роли руководителей вообще; по их мнению, коллективность несовместима с личным авторитетом руководителя, с необходимостью выполнять его указания».
Любопытна судьба тех замечаний в проекте письма ЦК, где его составители рискнули указать на объективные причины недовольства. Так, в проекте говорилось о том, что на многих предприятиях идет пересмотр норм выработки, сокращаются расценки, что вызывает недовольство рабочих. Увеличение норм не сопровождается внедрением новых, более совершенных технологий. «Хозяйственные организации свели все дело пересмотра норм к механическому снижению отдельных расценок. В результате заработная плата рабочих на ряде предпри-
„ 99
ятии резко снизилась»
Весь этот фрагмент проекта был вычеркнут. Причины подобного редактирования понятны: упоминание в письме ЦК о том, что на заводах действуют несправедливые нормы оплаты труда, несомненно, вызвало бы новые волнения.
По всей вероятности, рассылка закрытого письма, содержащего трактовку итогов XX съезда, показалась недостаточной.
Эту роль — подправить решения XX съезда — выполнило постановление ЦК КПСС от 30 июня 1956 г. «О преодолении культа личности и его последствий». Вся позднейшая историко-партийная традиция подчеркивала, что в этом документе был дан ясный ответ на вопросы о причинах появления, характере проявлений и последствиях культа личности. Ясность состояла в том, что постановление объявляло культ личности Сталина следствием борьбы «отживших классов» с политикой Советской власти, сложной международной обстановки СССР, наличия противоречий и острой фракционной борьбы внутри самой партии. Все это привело к свертыванию партийной демократии, к «высокой бдительности и централизации». Таким образом объяснялась и оправдывалась деятельность Сталина. Применение принципа: с одной стороны, выдающийся деятель, преданный делу социализма, с другой — человек, злоупотреблявший властью,— должно было снять остроту критики порядков недавнего прошлого и тем более не перенести эту критику в современность.
XX съезд и социалистический лагерь
Для руководства СССР ситуация в странах Центральной Европы имела кроме чисто идеологической свою геополитическую цену. Угроза военного конфликта в Европе воспринималась как вполне реальная, и особые опасения вызывала Западная Германия. С 1955 г., со времени включения Федеративной Республики Германии в НАТО, эти опасения усилились. Ответным шагом СССР стало создание в том же 1955 г. Варшавского Договора, куда вошли СССР, ГДР, Польша, Чехословакия, Венгрия, Румыния и Албания. Это соглашение создавало законные основания для пребывания советских войск на территории этих государств.
Вряд ли мог представить Хрущев, что такое, казалось, внутреннее дело СССР, как осуждение ошибок Сталина, репрессий недавнего прошлого, станет детонатором для антикоммунистических выступлений в ряде стран Центральной Европы. Брожение в странах социалистического лагеря началось практически сразу после смерти Сталина. Переоценки прошлого в Москве — «разоблачение» Берии, отставка Маленкова с поста Председателя Совета Министров СССР — становились прецедентом для правящих элит в Восточной и Центральной Европе. Их интересы не были однородны, в руководстве этих стран существовали различные группы, соперничавшие в борьбе за власть и влияние, не брезговавшие в этом соперничестве «разыгрывать русскую карту», искать помощи и поддержки в ЦК КПСС, обвинять своих противников в политических ошибках и проступках. За обращениями к «пролетарскому интернационализму», «братской интернацио- начьной помощи», в том числе и военной, могли скрываться вполне конкретные задачи борьбы за власть или ее сохранение.
Вскоре после смерти Сталина возникли осложнения в политическом руководстве большинства стран «социалистического лагеря», нарастало политическое напряжение. В июне 1953 г. в Москве состоялись переговоры советской и венгерской партийно-правительственных делегаций100 На этих встречах Маленков, Берия и Молотов высказали критику в адрес тогдашнего руководства Венгрии —
