Для сцены сдвинули кузовами две грузовые машины, украсили их красным сукном и зеленым лапником. Еще одна машина стояла с подарками механизаторам. Сами же они, радостные, слегка возбужденные, кучковались среди сосен, лениво покуривали, напуская на себя вид, что они вовсе тут ни при чем, не из-за них затеян весь этот праздник. Они просто сделали свое дело, убрали хлеб и вот собрались на перекур перед другой важной работой. Так что им некогда за столами рассиживаться. Перехватить на ходу стаканчик-другой, кусок хлеба в руку — и нажимай на газ. Такая у них должность. А накрытые столы и затянутые сукном машины — это для женщин: дай им волю, они бы на соснах и занавесочки, как на окнах, развесили…

Начало праздника было назначено на двенадцать. Сейчас уже завернуло на половину первого, но с открытием торжества все еще медлили: ждали оркестр, который должен был прибыть из районного Дома культуры вместе с бригадой художественной самодеятельности.

Гости, как и положено гостям, задерживались.

Иван Макарович не выдержал, поднялся в кузов машины.

— Будем начинать, что ли? Как говорится, семеро одного не ждут.

— Правильно! — поддержали его снизу.

— Приедут под шапочный разбор!

— Жданок уже не хватает!

— Начинай, Макарович!

Председатель повел плечами, расправляя на себе новый коричневый костюм — все-таки заставила надеть Надежда, — доложил собравшимся, что нынешняя жатва колхозом «Рассвет» завершена. Послышались дружные аплодисменты, но Иван Макарович поднял руку: дескать, дайте сказать, потом похлопаете.

— Довожу до сведения всех: убрано три с половиной тысячи гектаров хлеба, собрано на круг по двадцать шесть центнеров с каждого гектара, таким образом, социалистические обязательства, которые мы брали, не только выполнены, но и перевыполнены. Особо отличились на уборке урожая…

И Иван Макарович начал перечислять фамилии передовых механизаторов. Парторг и главный агроном награждали победителей соревнования ценными подарками. Но тут вышла небольшая заминка. Как только председатель выкликнул фамилию Выгулова Степана, который больше всех по колхозу намолотил зерна, из толпы колхозников раздался ехидный голос:

— А сколько он при этом сгубил?

Все засмеялись и оглянулись на говорившего, хотя и оглядываться было незачем: все и так хорошо знали колхозного конюха Тараса Чугунова. Тарас слыл по деревне тихим, покладистым человеком, но стоило ему, что называется, «заложить за воротник», как в душе Тараса поднималось жгучее несогласие со всем, что ни есть на свете.

Двое сыновей и жена уговаривали его, чтоб не шумел, но он вырывался из их рук, продолжал требовать:

— Пускай Степан скажет! Честно, при всех: сколько он зерна в земле оставил? Так что никакого подарка ему не полагается!

— Как это не полагается? Умный какой нашелся…

— Сам бы взял да сел на комбайн!

— А то пошел в конюхи.

— Добро, что кони теперь безработные, считай.

В общем, Тараса не послушались и за хорошую работу наградили Степана мотороллером.

— Потому что в сельмаге мотороллеры уже никто не берет! — снова подал свой голос Тарас. — На тебе, боже, что нам не гоже!

Женщины со всех сторон зашикали на Тараса:

— Да что с ним церемониться?

— Ишь, зенки налил и корюзится.

— Удалить его с праздника!..

Когда выкликнули: Драч, за подарком подошло сразу двое — братья Сергей и Костя. Они смущенно переглянулись, получив от парторга отрез на платье. Оказалось, что подарок предназначался их матери Наталье Драч, но ее на празднике не было.

Послышались догадки:

— Федор не отпустил: ревнует, знать!

— Ничего не ревнует, — заступился за мать самый младший Драчонок — Петька, — мамка с папкой в больницу поехали!

Отрез на платье передали Петьке, хотя ему и самому полагался подарок: маленький на ремешке транзистор. Катя тотчас же подскочила к Петьке:

— Дай послушать!..

Когда вручение подарков уже подходило к концу, тут-то и показался автобус районного Дома культуры. Видя, что они опоздали, оркестранты с ходу, не выходя из автобуса, ударили туш, но только вызвали этим, смех среди колхозников:

— Приехали после драки кулаками махать.

— Собирались небось как на похороны.

— Губа не дура, чтоб сразу к столу.

К Ивану Макаровичу подошла заведующая детским садиком Марья Гавриловна.

— Детишки небольшой концерт приготовили. Сейчас выпускать наших или же после гостей?

— Раз опоздали, теперь пусть подождут. Давайте малышню. Нельзя их томить ожиданием.

Ребятишек по одному подняли на сцену, и они, взявшись за руки, нестройно, зато громко запели: «Я, ты, он, она — вместе целая страна…» Забавно было смотреть, как они старательно вытягивали свои тонкие шейки, помогая песне.

Женщины потихоньку шушукались меж собой:

— Ой, а моя-то, моя, какая важная, посмотри…

— Мой в носу ковыряет…

— А я свою и не признала. Где моя?

— Да вот же, с краешка.

— Где?

— Не видишь? В красных сапожках!

Одна девчушка в голубеньком платьице, с голубым бантом в кудрявых волосах — чья же такая? — пела, пела и вдруг разрыдалась. Песня сразу погасла. Ребятишки, сбив строй, тотчас окружили ее, дергали за голубенькое платьице:

— Светка, ты чего?

— Ну, чего ты?

— Писать хочу-уу! — громким плачем оповестила всех девчушка. Вот уж было смеху, пока ее снимали с машины и отводили подальше в кусты. На сцену девчушка уже не вернулась, но ребятишки и без нее довели до конца песню, после чего все дружным хороводом пустились в пляс.

От души хлопали матери, отцы, дедушки и бабушки своим малолетним отпрыскам.

Дивились:

— Это ж надо: дома ничего делать не заставишь, а тут в пляс!

— Артисты!

После детсадовцев выступили гости из районного Дома культуры. Агитбригадовцы пели песни, читали стихи, причем каждая песня и каждый стих объявлялись подарком тому или иному механизатору. Те были довольны, хоть и притомились уже в ожидании приглашения к столу.

Наконец торжественная и художественная часть праздника закончилась, и Иван Макарович объявил:

— А теперь давайте посмотрим, чем нас попотчуют наши хозяюшки!

Ответственной за праздничный обед была агроном Галина Матвеевна, она же и предложила первый тост:

— За богатый урожай! А будет что в закромах, будет и у нас на столах!

Вторым тостом Иван Макарович предложил выпить за механизаторов.

— Что б мы делали без вас? — сказал он. — Ведь вы основная и решающая сила сейчас в колхозном производстве. А я так просто-напросто удивляюсь. Работать до седьмого пота, спать по два-три часа в сутки и не жаловаться, нет! Потому, что каждый из вас чувствовал ответственность. Ответственность за хлеб. Спасибо вам за это!

В ответ послышались шутки:

— У нашего преда мрачный вид до обеда. После обеда лучше нет нашего преда!

— Этот понимает: мужик — что трактор. Пока горючим не подзаправишь, не поедет.

— А вам лишь бы за щеку залить! — корили мужиков женщины.

— Нет бы — пригласить нас на танцы.

Мужики, как могли, отбивались:

— С вами только свяжись…

— Уморите до смерти.

— Вы танцуйте, а мы на вас поглядим, полюбуемся.

Лишь после третьего тоста начали потихоньку выходить из-за столов. Оркестр играл вальс, и пары закружились под соснами. Женщины тянули за руки своих мужиков:

— Под такую музыку да не станцевать?

— Хоть раз в году разговеться…

Но мужики стойко держались своей независимости, пришлось женщинам самим быть и за кавалеров и за барышень. Ну, что с них возьмешь, с этих женщин: одни пляски на уме. Мужиков же интересовало совсем другое.

Парторг Семен Дмитриевич яростно доказывал главному инженеру Саблину:

— Окунь разве рыба? Вот карась — это да!

— Да еще в сметане! — соглашался Саблин.

— Видал, как он клюет? Карась — интеллигент, с ходу клевать не станет. Имеет к себе уважение.

— Какой он интеллигент, если у него одни кости? — возражал Саблин.