Его первый разговор, пока он не мог ещё управлять сетью, ей стоил дорого. Непредвиденные повреждения на станциях и линиях привели персонал эксплуатации в растерянность. Ремонтно-восстановительные бригады, проклиная невесть кого, без малого сутки трудились во всех районах города, возвращая сеть в исходное состояние.

Из-за повреждений Денис почувствовал себя не лучшим образом. Словно онемели руки, щёки и другие органы его человеческого тела. В голове шумело как от удара, а возникающие мысли ускользали безвозвратно, как сны: вот только что о чём-то думал, а мгновением позже вопрос – о чём именно? – оставался без ответа. И создавалось впечатление: он задумался, вокруг что-то происходит, и он видит происходящее, однако не воспринимает, а, значит, не реагирует, не понимает.

Целый день после восстановления сети монтёрами связи он потратил на изучение самого себя и своих возможностей, подсказываемых Хенигом и открытых им самим. Как технически образованный человек, Денис многое знал об устройстве сетей связи, да и прежде, чем отдаться в руки Хенига, успел кое-что почитать и усвоить.

Мало того, что он мог видеть и слышать, ему сразу запоминались обертоны голосов говорящих, и он мог точно определить, кто именно из более, чем трёхсот тысяч горожан в настоящий момент пользуется телефоном. Оказалось возможным полностью или частично блокировать разговоры и вызовы и избирательно давать связь абонентам.

Но, главное, он определил все источники питания сети вплоть до резервных.

Важность источников питания он уяснил ещё будучи человеком, а сейчас и подавно. Стоит обесточить сеть, и он, как мыслящая единица, построенная на элементах сети, связанных между собой токами питающих электростанций, перестанет существовать.

Кто знает, возможно, даже в не осознавшей себя сложной сети связи существуют в зачаточном состоянии способности самовосстановления, но вооружённая разумом она могла развить эти способности безгранично.

Денис начал с малого – устранение простых повреждений. Вскоре он научился сращивать оборванные жилы кабеля, ремонтировать реле в коммутаторах, подстраивать маркёры. Ремонтные работы ему понравились, удовлетворяя некоторую, ещё до конца не постигнутую им, потребность, от которой получал и удовлетворение, и навык, и чувство безопасности.

Обследование сетевых рубильников и входных трансформаторов воскресили в нём чувство тепла и силы, которые возни кают в процессе краткой физической нагрузки, выполненной с охотой и азартом, такие, когда хочется ещё что-то сделать – размятые мышцы и углублённое дыхание требуют действий.

Проведённое обследование взбодрило Дениса и сняло неприятное ощущение неподвижности. И теперь он как будто поменял и принял более удобную позу.

А свою полную уязвимость он до конца понял, и устранением этой опасности занялся сразу после переговоров со Слайдом и Бастерсоном.

Заварил двери силовых щитов и ножи рубильников; разобрался в схемах электропультов, после чего индикаторы питания сети постоянно излучали успокаивающий зелёный свет.

Занимала Дениса и ревизия составлявшей его существо сети. Он остро переживал жгучее чувство неправдоподобия в саморассматривании, самоанализе, саморемонте. Ему даже стало казаться, что он знает каждую деталь сети, и какую долю она вносит в его существование, как мыслящего существа. Появилась возможность самоусовершенствования, но с этим он решил не торопиться: надо было прежде досконально исследовать то, чем он являлся сейчас.

Даже не задумываясь над несообразностью своих действий, Денис мысленно представил сеть как тело: обозначил конечности – руки и ноги, выделил голову. Правда, здесь его подстерегала неожиданная неразрешимая задача – определение правого и левого. Если отличие рук от ног как-то ещё ассоциировалось с какими-то признаками: мощность пучков каналов, концентрацией нагрузки, длиной абонентских линий, то стороны ни с чем сравнить, а, значит, выделить, не удавалось. Попробовал по мощности, но левая нога стала соответствовать правой руке, отчего чувствовалось неудобство, будто стоит он на узкой, только упереться пятками, лицом к пропасти.

К тому же намечалось ещё нечто – третья рука. Он долго анализировал эти, составляющие её, линии, нагрузку, возникающую в них, попытался по ним проникнуть к неведомым сетям и абонентам. Но что-то ограничивало его желание, хотя видимой причины не находилось. И он решил пока что третьей рукой не заниматься.

– Сегодня, – вяло говорил Хениг, из-подо лба поглядывая на Сколонни и на введённых по очереди в лабораторию своих подельников, вышел на связь, обозвал нас скотами и добавил, что он нас презирает и не нуждается в нас. Я пригрозил уничтожить его биологическое тело… тело человека. А он идиотски засмеялся… – Хениг поёжился, вспоминая охвативший его ужас от этого смеха. – Что и как он сделал, я не знаю, но доступа к его телу нет. Стена металлизировалась, двери приварены. Он умрёт без ухода, капельниц и уколов…

– Вы, господа, – обратился Сколонни ку Грегу, Самерсу и Мольнару, – пока свободны, но из города ни шагу. Капрал, проводи. А мы с Хенигом ещё поговорим.

Для молвы телефоны не нужны. К вечеру все в городе знали подоплёку недавних событий. Город переживал телефонный бум. Резко увеличилась занятость соединительных линий; в нетрадиционное время возникали часы и периоды наибольшей нагрузки; лавинообразные процессы блокировали некоторые направления сети.

Как же! Каждому хотелось поговорить, пообщаться с Электронным Богом, как уже окрестили Дениса обыватели, а пресса подхватила это имя. Чуть позже его уже называли короче – Элбо. Новый бог требовал неофитов. И они появились и за считанные часы создали свои клубы. Композиторы и поэты откликнулись вдохновенными произведениями.

Чудо века!

– Его давно надо было придумать, – говорил Слайд через неделю, подводя итог полученным доходам. – Что бы там не говорили… всякие.

Всякие – бывшие работники сети. Они протестовали против повального сокращения штатов. Кому они теперь нужны, эти монтёры, обслуга, если без них прекрасно обеспечивается авторемонт элементов, самовосстановление повреждений? В городе появились новые сотни безработных.

О соучастниках Хенига почти перестали говорить, поскольку безвылазно сидели по домам, и к ним пока никаких претензий не предъявлялось. А вот самого Хенига в тюрьме осаждали журналисты, им интересовались из Национальной Академии. Однако Хениг отмалчивался, а его затравленный взгляд запавших глаз и постоянная гримаса чем-то бесконечно удивлённого человека служили образцом не безосновательной догадки тюремного врача о его неблагополучном психическом состоянии.

Когда, казалось, всё стало на свои места, и Слайд готов был выступить перед отцами города с предложением поставить памятник Элбо, а эйфория граждан Сарматы достигла предела, произошли события, которых никто не ожидал. Неожиданная смерть Грега в собственном доме при невыясненных обстоятельствах, и положительная реакция Элбо на просьбу бастующих второй месяц железнодорожников – диспетчерская связь железных дорог отключилась.

Подслушанный рассказ Хенига Сколонни показался Денису занятным, не более, словно речь шла не о нём. Во всяком случае, всё это было так давно, так не походило на его ощущения той поры, которую воскрешал Хениг.

Обезопасив, как ему казалось, своё бывшее тело человека от посягательств кого-либо извне, он совсем не думал, вернее, не хотел думать о его тленности в условиях изоляции. Новое его состояние, пронизанное до того неизвестными чувствами, обладало такой предпочтительностью перед прежним, что знание закона конечности бытия в считанные дни перешло в признание вечности. Новые, невероятные в человеческой оболочке силы и способности, мысли и настроения слишком быстро похоронили воспитанное годами ощущение ограниченности и условности жизни.

Теперь, и только теперь он стал самим собой, свободным в выборе поступков, почти с неисчерпаемым потенциалом, потому что ясно понимал: он – сеть не только одного города, но всех телекоммуникаций, когда-либо построенных на Земле, и тех, что ещё будут построены, а это и сети связи, и электросети, и… все токопроводящие системы.