Все чего-то ожидали.

Николай, оказавшись в центре полукруга из шести кресел, видел двух других присутствующих не слишком хорошо. За стариком располагался совсем ещё молодой человек с высоким лбом и чеканным профилем. Когда-то Николай видел нечто подобное на древней камее в Эрмитаже. А за женщиной устроился громадный рыхлый толстяк неопределённого возраста. От него доносился сап бешено работающих лёгких.

Дверь раскрылась. Ассистент ввёл в комнату рыдающую навзрыд молодую женщину. Лица её Николай не видел, так как она прикрылась платком и руками, но фигура у неё, ноги и грудь показались ему выдающимися. Короткое облегающее платьице не скрывало прелестей, напротив, подчёркивало.

Толстяк впился в неё глазами и засопел сильнее, другие же встретили нового участника их небольшого собрания равнодушно.

– Я вас собрал… – В мягком вкрадчивом голосе Арзуманяна слышались странные нотки, он словно упрекал и сострадал одновременно. – Хотя такое и не в наших правилах, но случай с вами нам представляется уникальным. Правда, у нас ещё небольшой опыт работы, тем не менее, теоретические изыскания, проводимые нашей группой…

Николай не совсем понимал, о чём говорит этот человек. Он больше был занят попыткой разглядеть лицо женщины, посаженной рядом с ним. Его рука легко могла дотянуться до её руки, прижатой платком к щеке, и отвести её.

– … не буду настаивать. Но теоретически вероятность произошедшего с вами равна нулю, а это означает…

– Ты, доктор, говори, зачем нас собрал? – ровным громким голосом проговорил молодой человек, прерывая унылую речь Арзуманяна.

– Перехожу к сути, – поспешно отозвался глава фирмы, но совсем поскучнел. Он, наверное, хотел поговорить о своём детище, о невероятностях, о своей работе перед заинтересованной, по его мнению, аудиторией, но его никто не хотел о том слышать. – Чтобы все знали, – сказал он. – Вы все оказались участниками одного события, связанного с прежними носителями ваших душ. Каждый из вас…

– Что?! – вскрикнула нервная женщина неприятным хриплым голосом. – ОНИ! – она сделала ударение на этом слове и махнула в сторону присутствующих рукой. – Там тоже были? Тогда кто из них этот пёс?.. Этот ублюдок?.. Этот…

– Прекратите! – мягкости в приказе Арзуманяна как не бывало.

Окрик подействовал, и женщина примолкла, но продолжала подозрительно оглядываться. Щёки её пылали красным злым цветом.

Истерический всплеск женщины отвлёк Николая от собственных мыслей. Вновь и вновь повторил про себя её грубые слова. Что это она так взъярилась и на кого? И он непонимающе оглянулся на старика. Тот оставался невозмутимым и до сих пор не поменял позы, принятой в самом начале беседы.

– Не забывайте, – продолжал Арзуманян тоном лектора, теребя щепотью густую курчавую бородку, – всё это произошло почти семьсот лет тому назад. И не с вами, а с теми людьми, в которых когда-то обитали ваши души. Вы лишь побывали там своим сознанием и увидели частичку, самую малую, жизни носителей вашего сознания и людей, в которых, повторяюсь, в прошлой жизни обитала ваша душа. Сейчас же вы не имеете к ним никакого отношения. Только на эфирном уровне, бесчувственном и…

– Нет уж! – взвизгнула неукротимая женщина и встала, являя приземистую и корявую фигуру. Её, наверное, никогда не любили мужчины. – Это ложь! Я с самого своего рождения знала о себе всё в той, прошлой жизни. И всегда хотела отомстить этому подонку… Этому ублюдку…

Запас уничижительных и оскорбительных эпитетов у неё явно был скромным.

От её страстного заявления скука мгновенно слетела с лица Арзуманяна. Он, привстав, быстро спросил:

– Что Вы знали о себе в той жизни?

– Всё!!

– Это не ответ. Что именно Вы знали? Кем Вы себя помните в прошлой жизни?

Женщина дёрнула могучими телесами, дабы придать значимости произнесённому громко и с расстановкой:

– Беком Мухтарамом ибн Хасим ат-Табари!

– Кем? – Арзуманян, похоже, опешил. – Что вы сказали?

– Беком Мухтарамом, – уже без вызова проговорила женщина. Щёки её поползли вниз и нависли шторами над подбородком. Она села.

Арзуманян нажал на столике кнопку и к кому-то обратился с вопросом:

– Посмотри, кем была в прошлой жизни Фикусова Инна Петровна?

– Тринадцатый век, дневной сеанс? – прозвучало по громкой связи.

– Да.

– Так… Аксункуром, по прозвищу Бешеный. Разбойник…

– Проверь ещё раз как следует!

– Ну, хорошо, – неохотно отозвался невидимый собеседник главы фирмы.

– И сразу доложи мне. Я в салоне.

Некоторое время, пока не пришло новое подтверждение, Арзуманян всматривался в Инну Петровну, вгоняя её в нервозное состояние. Она, то немо жестикулировала крупными руками, то ёрзала в кресле, отчего бедное седалище протестующе скрипело, то привставала и тут же грузно падала вниз.

– Вы слышали? В прошлой жизни Вы были Аксункуром… Так кем Вы себя помните со дня рождения? Вы это придумали здесь?

– Не-ет, – растерянно промямлила Фикусова. – Я была уверена… Он отнял у меня её и заставил…

– Кто он?

– Этот мерзавец! – вновь сорвалась женщина на крик. – Джаваншир!

Николай вздрогнул. Она назвала имя Носителя его сознания. Встрепенулась и соседка. Рука её с платком опустилась, и Николай отметил дивный профиль девушки.

– Джаваншир, – повторила девушка рассеянно. – Это он…

Её никто, кроме, наверное, Николая, не расслышал, но её волнение неожиданно наполнило его какой-то удивительно приятной расположенностью к ней. Он ещё не знал причины своего состояния. Могло быть, а такое у него происходило часто: вид миловидного создания будоражил в нём кровь вечно неудовлетворенной страсти. Что бы там ни было, но ему вдруг стало очень удобно сидеть в кресле, откинувшись на хорошо подогнанную к его спине спинку. Непрошеная блуждающая улыбка, которую он почувствовал на своих губах и в прищурившихся глазах, показалась улыбкой предчувствия чего-то славного. Николай на некоторое время опять отключился ото всего происходящего вокруг. Так он поступал всегда, когда о чём-то размышлял. До сего дня он обычно размышлял о научной теме, из года в год определяющей его жизнь.

– Я этого ждала всю жизнь, чтобы отомстить! – срывалась на крик женщина.

– Но… – Арзуманян старался казаться невозмутимым. Его выдавали руки. Они слепо шарили по столику и переставляли стаканчик с карандашами и ручками из одного угла в другой, не находя ему место. – Но почему Вы решили, что мстить надо здесь? Этим людям, а не там, где с Вами они обошлись не совсем… ну, скажем, корректно? В конце концов!

– Я там не успела! Эта шлюха!.. – У-у, неверная дочь шакала!..

Фикусова брызгала слюной и трясла перед собой кулаками.

– Ведите себя прилично! – урезонивал её глава фирмы. Лицо его выше бородки порозовело, глаза блестели.

– И что она там тебе сделала? – вдруг хрипловато хорошо поставленным голосом поинтересовался старик, не меняя при этом позы. Фикусова не успела ответить или не восприняла его вопрос, а старик хрипел: – Это она тебя?.. э-э… Аксункура? Бешеного? А? Забавно! Жаль, не мог видеть. Не успел. Но доживи я до встречи с тобой… За смерть брата моего глотку бы перегрыз! Одними зубами! Так что не ори! Сама дочь шакала! Дай послушать других.

Инну Петровну как под ложечку ударили. Рот её открылся, глаза округлились и запали в глазницах. Она перегнулась в могучей пояснице и прошипела:

– А-а-а… Глотку перегрыз?.. Дочь шакала?.. Мерзавец! Да я тебя…

Николай прокачивал через себя услышанное. С окружающими его людьми, да и с ним самим, что-то происходило нехорошее. Вырванные из своей нормальной жизни и побывавшие в сознании иных, они так там и остались и никак не могли избавиться от нажитых впечатлений, в них ещё кипели страсти давно ушедшего, обиды, страхи и горечи. Николай почувствовал неуют комнаты и необъяснимую тревогу, как бы он шёл один по ночной дороге, а навстречу трое, безобидные с виду, но всё-таки…

Потом всё как-то перемешалось у него в голове. Ведь Мухтарама убила Гульбиби, метнув в его горло нож, а Аксункура поразил стрелой Низам. И они, возможно, тоже тут…