И ее темные карие глаза.

Зеленые.

И ее хорошая фигура.

Не та.

Она было красива и желанна.

Не та!

— Я закончила, — сообщила ведьма. Она аккуратно уложила волчонка на корень древа и встала, убрав пальцы со ствола.

— Тогда вставай на место Арлена, — скомандовала хозяйка. — А ты иди вон туда.

Она указала пальцем за край получившегося из его крови круга. Арлен послушно встал в указанное место. Ведьма прошла мимо него, даже не взглянув, и это — неправильно — кольнуло сердце. Хозяйка отдала ведьме нож, отошла и встала рядом с Арленом.

— Вскрой себе горло, дорогая, — снисходительно велела хозяйка и взяла Арлена за здоровую руку. — Будешь умирать, наблюдая, как я забираю твое.

Она потянула Арлена к себе, положила его руку себе на талию, а сама обвила руками его шею.

Нет-нет-нет!

Арлен посмотрел на ведьму. Та стояла с ножом в руках и не смотрела на него. Она крутила лезвие, осматривая со всех сторон, и словно раздумывала, как его получше применить.

В памяти всплыли слова ведьмы — Улы.«Укуси посильнее».

Хозяйка потянулась к его губам, но неправильные чувства внутри вопили и требовали сопротивления.

Укуси!

Ведьма — Ула! — тяжело вздохнула, приставила нож к вене на шее и закрыла глаза.

Еще одно воспоминание. Черные губы, руки на шее, сдавливающие горло. Укус, привкус железа и оторванный зубами кусок плоти. Большое тело, бьющееся в судорогах.

И снова слова ведьмы — Улы!

«Мы с тобой противоположны. Что полезно для тебя, губительно для меня, и наоборот».

— Ей нравилось, когда я ее кусал, — произнес Арлен. Неправильный Арлен! Нет, хозяйка, не слушай!

Но хозяйка посмотрела в его глаза с интересом. Она обернулась на застывшую Улу с широко распахнутыми глазами, которые — наконец-то — были направлены на них. Губы беззвучно прошептали «я вернусь».

Неправильно-неправильно-неправильно!

Хозяйка снова посмотрела на Арлена и широко улыбнулась.

— Тогда кусай, — велела она, закрывая глаза и подставляя шею.

Арлен приблизился к шее хозяйки — Бренны — и укусил. Укусил с удовольствием, полностью отдаваясь бушующим внутри чувствам. И желанию ее любить, как ему положено, верно и преданно.

Тело в его руках напряглось, и излишне блаженный стон постепенно превратился в стон боли. Бренна затряслась в судорогах.

И желанию сделать больно, наказать, отомстить.

Зубы на ее коже сжимались все сильнее, а стон превратился в крик. Она дрожала, дергалась всем телом, ее руки и ноги изгибались во все стороны, суставы хрустели, мышцы под кожей натягивались струнами. И вскоре ее тело обмякло, продолжая мелко дрожать и тихо болезненно хныкать.

— Фелан! Перестань, — велела Ула, и Арлен почувствовал ее руку на своем плече.

Он отстранился и разжал объятья. Бренна упала на корень древа. Ее все также трясло, зубы мелко стучали, а глаза закатывались, и через приоткрытые веки были видны лишь белки, покрытые сетью красных сосудов.

Арлен больше не считал ее хозяйкой. Наваждение спало, и колдовской морок в голове рассеялся. Арлен снова был собой.

Во рту все еще чувствовался привкус крови. Он сплюнул в сторону скопившиеся на языке горечь и металл, а потом утер рот запястьем.

— Почему? — спросил он и посмотрел на Улу. Она выглядела обеспокоенной и снова не смотрела на него. Ее прекрасные зеленые глаза смотрели вниз, на его руки.

— Потому что она уже получила свое, — сказала она, и осторожно прикоснулась к раненной ладони. Она приподняла ее и зашептала, поглаживая вокруг раны. По руке распространялось тепло, и кожа постепенно затягивалась.

Арлен повернулся к ней всем телом и второй рукой огладил ее щеку. На ней все еще остался влажный след от слез, и он принялся утирать его большим пальцем. Ула слегка дернулась, а ее голос на мгновение дрогнул. Арлен подождал, когда она закончит, и уже здоровой рукой коснулся ее шеи, убирая за плечо каштановые локоны.

— Почему ты зовешь меня так же, как звала моя матушка?

— Потому что это твое имя, — ответила Ула и посмотрела в его глаза. Любимая зелень все еще сверкала влагой, а в зрачках опять отражалось его лицо.

— Ты права.

Его губы растянулись в улыбке. Все-таки она знала его с самого детства, когда матушка все еще была жива. И это казалось так печально. Он глубоко вздохнул.

— Я совсем не помню тебя маленькую. Прости.

— Ты меня ни разу не видел, — помотала головой Ула. — Я наблюдала за тобой издалека. Мне было интересно, кому моя мама так легко позволяла бродить по лесу.

— Вот как, — отозвался он.

— Прости, — сказала она совсем тихо и опустила взгляд.

— За что ты просишь прощения?

Ула снова посмотрела на него. В глубине ее зрачков было слишком много всего, и он постепенно в них тонул.

— Я узнала тебя, когда ты пришел с охотниками. И своевольно забрала. Словно ты действительно залог.

Теперь уже Арлен — Фелан — качал головой с печальной улыбкой на губах.

— Ты все правильно сделала. Если бы я вернулся в деревню, меня бы убили.

Ула вздохнула. Она посмотрела на его шею, туда, где был нож, и принялась лечить и этот порез. И опять тепло от ее пальцев разливалось кругом. И в грудине тоже рождалось и заполняло его изнутри уже другое тепло. Оно отзывалось на ее прикосновения, на ее заботу и мягкость. Она закончила и огладила пальцами тыльную сторону его ладони, помедлила, а потом прижалась к его груди. Он обвил ее руками, еще ближе прижимая к себе. И сердце забилось с новой силой, стучалось о ребра, просясь ей в руки.

— Я вернулся, — прошептал он в каштановую макушку и зарылся носом в пахнущие травами волосы. Как ему не хватало этого запаха!

По лесу разнесся протяжный волчий вой. Волки подхватывали и передавали Уле сообщение. Им было страшно. Ула вздрогнула и отпрянула, не разрывая объятий.

— Охотники подожгли лес, — промолвила она. Теперь ее лицо было серьезным.

— Я видел, как они заходили с факелами. Деревенские шли вместе с ними.

— Деревенские меня не волнуют. Это Изма беспокоилась о своей дочери в ближайшей деревне, потому и оставила свое древо ради защиты людей. В итоге и люди сгорели, и ее саму сожгли охотники. Я такой ошибки не допущу.

— Изма? — переспросил он.

— Это ее древо мы оживляли всем шабашем, — ответила Ула.

Так вот что на самом деле произошло в том сгоревшем лесу и в той деревне. Те люди были заперты в общинном доме. А ведьма Изма пыталась их вызволить, потому что среди них была ее дочь. Но охотники ее поймали и увезли в город, а там прилюдно сожгли. Не верилось, что слуги божьи могут быть столь жестоки. Но он и сам теперь пообщался с охотниками поближе.

Горизонт начинал светлеть, и теперь было видно, как столбы дыма поднимаются в небо, заслоняя его. До носа ветром доносился запах гари вперемешку с какой-то странной горечью.

— Что мы будем делать?

— Мы? — переспросила Ула.

— Да, мы. Не надейся, что я оставлю тебя в одиночку разбираться с охотниками и пожаром.

— Ладно, — вздохнула она и улыбнулась. — Будь по-твоему.

Арлен — Фелан — притянул ее ближе и прильнул к ее губам. Они были мягкими и нежными. И такими желанными, что необходимость оторваться от них была подобна пытке. Внутри искрами разгоралось счастье, а дыхание затаилось в легких, не желая спугивать прекрасное мгновение.

Он целовал ее. Целовал так, как давно уже мечтал. Нежно, трепетно, ласково, со всей таящейся в его сердце любовью. И впервые за очень долгие годы, впервые со смерти матери, он чувствовал себя цельным.

Ула разорвала поцелуй и отстранилась. Она разглядывала его с интересом, словно видела перед собой другого человека.

— Ты так смотришь, будто совсем меня не узнаешь, — пошутил он и улыбнулся еще шире.

Ула покачала головой.

— Нет, вот теперь узнаю. Ты именно таким и был в детстве. Сильным и своевольным, как волк. — Она снова прижалась к нему, и он укрыл ее в своих объятьях. — Твоя мать ласково называла тебя волчонком. Потому что «Фелан» означает «волк». Это имя подходит тебе намного больше.