— Капитальный же ты свинтус, приятель.

Я спокойно выдохнул. Утренний кошмар кончился. А изнуряющую полуденную бессмысленность я как-нибудь переживу.

Спустя полчаса и три ведра воды я сидел в кабинете главного врача этого славного дурдома — Элетроймы Серех. Несмотря на открытое настежь окно, в воздухе чувствовался отзвук тройного одеколона. Главврач выглядела так, будто всю ночь провела в стиральной машинке с барабаном, полным камней. Синяки под глазами, помятое лицо, кое-как расчёсанные волосы с выраженным восковым блеском. Элетройма бросила на меня взгляд мёртвой афалины и спросила:

— Что? Опять?

— Вроде того, — пожал плечами я.

— Наши чары не обнаружили решительно никаких паранормальных чудачил. Вообще от слова совсем. Кроме тебя.

— Мои тоже.

Несколько мучительно долгих секунд мы смотрели друг на друга.

— Силисик сказал, что сегодня он наступил на, цитирую: «йогуртовую мину», — конец цитаты.

— Также он должен был сказать, что я в этот момент валялся в отключке.

Элетройма тяжело вздохнула и прикрыла глаза.

— Я сяду?

— Да, конешно.

Скрипнули доски паркета.

— Значит, дело вот какое: все основные и не особо тестовые проверки мы завершили, и теперь тебя выписываем. Для общества ты признан в целом безопасным, а в чём-то даже и полезным.

Я слушал молча.

— Разумеется, ты можешь послать всех в путь, противоречащий требованиям цензуры, но…

— Нет.

— Что — нет?

— Не могу.

Главврач слегка улыбнулась.

— Рада слышать. Тогда путь у тебя такой вырисовывается: ты сейчас выходишь от меня и направляешься к Гаю Ферону — он пробил для тебя полное гражданство, регистрацию малого дома Сехем и комиссарской мандат. Эта часть программы добровольно-принудительная, если, конешно, ты не являешься пассивным любителем тентаклей.

Я кивнул. Хотя с Гаем мне пересекаться не доводилось, навыки Джин произвели совершенно неизгладимое впечатление. Достаточно сильный аргумент, чтобы не нервировать дом Ферон лишний раз.

— Силисик подбросит тебя до площади Свободы — у него сегодня как раз деловые телодвижения в центре запланированы. Гай сказал, что, раз до пятницы он совершенно свободен — что бы это ни значило, — ты можешь найти его на Бирже, в «Забое». Дорогу сам найдёшь?

Я закрыл глаза, вытаскивая карту города из базы данных. «Забой» — жральня, другого слова она вряд ли заслуживает, слегка сбоку от площади, на которой расположилась, собственно, Батрацкая Биржа. Район вокруг, называемый вслед за этим знаковым местечком Биржей, я представлял себе весьма неплохо — насколько это вообще возможно, когда речь идёт о перестраивающейся чуть ли не ежедневно массе жилых и не очень массивов. Во всяком случае, ту часть, которая располагалась на уровне мостовой.

— Найду, — ответил я. — В крайнем случае, вы найдёте меня, следуя за великими разрушениями.

Элетройма бросила на меня подозрительный взгляд и протянула:

— Допу-устим. Если вдруг передумаешь — просто скажи Силисику. На этом у меня всё. Свободен, гроза застройки.

Главврач нырнула в работу с горой документов, осевшей на правой стороне стола. Когда я уже собирался закрыть дверь, она окликнула меня:

— Последнее, Тит Кузьмич. Если комиссарской оклад покажется исчезающе маловатым — мне всегда нужны толковые вспомогательные ассистенты.

— Спасибо, — я решил аккуратно уйти от ответа.

Бесшумно закрылась дверь. Я выдохнул. Осмысленная работа — это хорошо. Я осмотрелся. На первый взгляд, в коридоре я был один. Однако эту иллюзию разрушал торчащий из оконной ниши локоть в чёрном техническом халате. Я прошёл с десяток шагов и обнаружил сидящего на подоконнике Силисика, уплетающего за обе щеки гречневые колобки. Я усмехнулся.

— Будешь? — Силисик протянул мне пару. Славный парень. Хоть и срамовидец редкостный.

— Не стоит. Идём. Труба зовёт.

— Тоже верно.

В целом главный госпиталь Серехов определённо был схож с резиденцией Орнагов на площади Свободы. Сугубо функциональные, безликие интерьеры, сглаженные углы, ощущение, будто всё здание за один приём отлито из «бронзы». Кстати, этот чудо-материал аборигены называли эльёд, и металлом он, в строгом смысле, не был. Силисик как-то пробовал мне объяснить технологию производства, но я быстро утонул в потоке «диссоциаций глинистых щёлоков» и «отпусках в соке амхалов». По какой-то причине база Талоса не справлялась с сопоставлением представлений местных алхимиков с привычной мне химической наукой. Всё, что я понял, — у эльёда есть множество разновидностей с очень разными свойствами, и делать из него можно почти что угодно.

Мы вышли с чёрного хода, прошли через небольшой хоздвор в гараж и сели в фургон с фамильным фениксом Серехов. Силисик замкнул на себя двигательный контур, проворчал что-то про «демонами клёпанную груду болтов», поправил несколько рун и наконец вырулил на бетонку, ведущую в город.

Ехали молча. Силисик был весь в дороге, а мне было о чём подумать. Вот, например, Элетройма. Руководила памятной операцией после моего приземления именно она — в этом сомнений нет. Хотя бы потому, что слишком уж у неё характерный драматический тенор. Странный голос. И ведь наверняка есть какое-то объяснение, но спрашивать немного страшновато. Как выразился Хо, «в лучшем случае просто не поймут».

За окном фруктовые сады пригорода сменились типовыми многоквартирниками из грязно-серого кремнистого песчаника. Пешеходы стали попадаться значительно чаще. Небо разродилось мелкой моросью, больше похожей на водяную пыль.

Или взять возню первого дня, который я провёл в сознании. Что это вообще было? Зачем Хо вцепился в меня с такой силой, если очевидно не понимал ни с кем имеет дело, ни как всё поаккуратней обстряпать? Только для того, чтобы насолить Серехам? Едва ли. Должно быть что-то ещё. Должно быть.

Тем временем сплошная застройка распалась на отдельные дома, окружённые садиками и парками — у кого побольше, у кого поменьше. Едва ли можно было найти два одинаковых проекта, но некоторые тенденции определённо прослеживались. Свежие особняки матово поблёскивали модными эльёдовыми стенами, украшенными немногочисленными, но очень детализированными рельефами. Постройки времён имперской оккупации хмуро косились на улицу сквозь узкие окна-бойницы. Самые почтенные поместья были сложены из крупных и несколько грубоватых каменных блоков, порядком сточенных погодой и войнами.

Но пёс бы и с Элетроймой и с Хо, их мотивы я хоть насколько-то понимаю. Даже с учётом того, что совершенно не представляю себе, кто они такие на уровне аппаратной реализации. То, что не совсем люди, — это очевидно, а вот насколько — вопрос хороший. Действительные чёрные коты в мнимой коробке — это Фероны. Судя по всему, они — сильнейшие боевые маги в городе, если не во всём Клорском Договоре. Такие люди просто так услугами не разбрасываются. Особенно такими услугами, которые уже собирались оказать Орнаги. Вывод: отношения между Феронами и Орнагами весьма прохладные. Слишком уж ясно прослеживается «подрезка» ценного кадра. И всё ещё ни намёка на причину цирка. Я зажмурился, выровнял дыхание и снова открыл глаза. Интересная охота, нечего сказать. Всегда терпеть не мог возню бульдогов под ковром.

— Приехали, — голос Силисика окончательно вернул меня в реальный мир. — Точно сам дойдёшь?

— Откуда такая озабоченность, гражданин хороший? — настоятельные намёки начинали меня откровенно раздражать.

— Да просто Хо рассказал, как ты капитально начудил в прошлый выход в город.

Я смерил Силисика взглядом, исполненным жёсткого излучения, пронзающего душу, и поинтересовался:

— Жертвы есть? Нет? Вот и нечего докапываться.

— Ну, дело твоё, — пожал плечами Силисик. — Тогда выгружайся давай и топай отседава.

— И тебе хорошего деньку, — проворчал я, уже выйдя на тротуар.

Фургон потихоньку укатился в направлении рыбного рынка. Я пару минут постоял, наслаждаясь атмосферой тлена и всепроникающей сырости, соорудил простенькое заклинание на фильтрацию запахов и углубился в хитросплетение переулков Биржи.