Я молчала и смотрела в стену, он обнимал меня так, как будто действительно не может, как будто я была повязкой на его ране, и как только я отойду, из него хлынет кровь. Это пугало.

– Лея, мне важно, как ты оцениваешь мою Грань, и мой народ, и вообще. Мне всё важно. Ты... внутри моей крепости, понимаешь? Очень близко.

«У тебя там проходной двор, сегодня я, завтра другая. И вообще, вряд ли я там одна.»

Мне было его жалко, потому что я ощущала его боль своим демонским чутьём, но тем сильнее мне хотелось оказаться от него подальше.

– Алан, отпусти меня. Я не хочу быть врагом внутри твоей крепости.

Он нервно усмехнулся и прошептал с долей вызова:

– Хочешь, чтобы я полз за тобой?

– Нет.

– А чего ты хочешь?

– Я хочу, чтобы ты меня отпустил.

Он убрал руки, отошёл на шаг, осторожно поднял на меня взгляд, в котором было очень много возложенной на меня ответственности за его спокойствие, мне не нужен был такой груз. Я тихо сказала:

– Беги.

Он посмотрел на меня удивлённо, с долей непонимания и обиды, я говорила равнодушно, как только могла:

– Ты же умеешь с этим справляться, у тебя море опыта. «Надо вовремя слинять и забыть», правильно? Сделай это.

Алан не пошевелился, как будто окаменел, как те мифические воины, что защищали пролив в самую первую эльфийскую столицу. Он смотрел на меня, как будто ждал чего-то, как будто это не могло быть концом. Я развернулась и ушла первой.

Эта дурацкая слабость в коленях превращала коридор в завёрнутую спиралью бесконечную трясину, покрытую тонким дёрном, который проминался под ногами на каждом шагу, я видела огромные двери в конце коридора, широко открытые в ясный тёплый день, с фонтаном, птицами, пчёлами над клумбой.

Внутри меня было так холодно, что я удивлялась тому, что к коже не примерзает платье, голос моей матери внутри меня молчал, потому что этот холод не нуждался в адвокате, он сам за себя всё говорил.

***

Вторая пара уже шла, я не стала врываться посреди занятия, пошла в читальный зал и открыла какую-то книгу, просто ту, которая лежала сверху. В моей сумке было много книг, но открылась именно та, в которой рассказывалось о Пожирателях Душ из рода Иссадор, я сначала хотела закрыть, потом не стала – было как-то всё равно. Это была полухудожественная книга о приключениях Тёмного Вестника, который путешествовал с компанией друзей по Мирам и Граням, иногда ввязываясь в конфликты местного значения, иногда просто вляпываясь по глупости.

Литературный стиль напоминал короткие юмористические рассказы, которые печатали в газетах на предпоследней странице, рядом с кроссвордами и рекламой лекарств. Я иногда читала человеческие газеты, мой конюх в доме родителей их выписывал, он был добрый старый человек, и всегда улыбался. Однажды он заметил, что я брала его газеты, когда приходила на кухню перекусить посреди ночи, и перестал их выбрасывать, пока я не прочитаю, каждый раз спрашивал меня, можно ли уже пускать их на растопку. Было так приятно.

«Если нет лошадей, конюх не нужен.»

Это был первый раз, когда мне захотелось написать домой, возникло желание поинтересоваться, устроена ли судьба лишних слуг. Старых людей неохотно брали на работу, они часто болели и были физически слабее молодых, а у нас в доме работало много стариков, мама нанимала их потому, что они дешевле обходились.

После звонка на перемену читальный зал стал наполняться студентами, ко мне подсели одногруппники и стали задавать вопросы о том, насколько правдивы слухи, и как я себя чувствую теперь, когда Деймон выбрал Никси, хотя до этого гулял со мной. Кто-то тут же перебил заявлением, что это разные демоны, их же два, и их видели во внутреннем дворе, давно уже вся Академия знает, не знает только, который из них у нас преподавал. Я не отвечала на вопросы, опасаясь навредить Никси любым нечаянным словом. Я пыталась себя в этом убедить. На самом деле, я больше боялась навредить Алану.

Он действительно был не виноват. Он мог бы остановить своего брата, если бы захотел, приняв все неприятные последствия, как наказание за ту первую попытку воплотить свой дурацкий «план», но он не посчитал нужным, и это было естественно, он был уверен, что так для всех будет лучше.

«Мы очень разные. Я могу попытаться его понять, но я никогда не захочу в этом участвовать.»

На третью пару пришло меньше половины группы, остальные, видимо, «отмечали успех». Преподаватель вёл кое-как, я половину пары читала книжку про Вестника, Кори поглядывал на меня со странной злорадной улыбочкой, как будто я получила по заслугам и он был этому рад. Мне было всё равно.

На обед я купила себе яблоко и пошла в Храм Просвещения, но мой друг там сегодня не работал, так что в хранилище меня не пустили. Я опять открыла книгу про Вестника, устроившись на широком подоконнике одной из галерей храма, туда многие приходили позаниматься, на входе висела медная табличка с правилами, которые не менялись с момента постройки храма, более ста лет назад:

1. В храм может войти любой, если он соблюдает правила.

2. В храме любой может проводить любые эксперименты, если он не мешает другим.

3. В храме любой имеет право на тишину, чистый воздух, уединение и бесплатную воду.

Фонтанчики с водой стояли на каждом углу, там же стояли автоматы с канцелярией и печеньем, в зале с учебниками по алхимии я видела автомат с самыми распространёнными реактивами, Кори любил там учиться, хотя право на чистый воздух там часто нарушалось.

Лично я предпочитала коридоры, на широких подоконниках можно было устроиться с ногами, там иногда даже спали всякие заучившиеся. Охрана выгоняла только тех, кто храпит, нарушая право на тишину, так что они ставили на себя звуковые фильтры и отдыхали с чистой совестью.

Мимо меня ходили другие любители просвещаться, иногда я замечала знакомых, но делала вид, что не замечаю, и они проходили мимо – право на уединение запрещало приставать к тому, кто занят. И тем сильнее я удивилась, когда возле меня остановился жрец в белом длиннополом халате, с извиняющейся улыбкой указал на мою книгу и шёпотом спросил:

– Можно посмотреть?

Я положила закладку в то место, на котором остановилась, и протянула книгу жрецу, думая о том, что был бы он без очков – я бы ещё дважды подумала. Моя странная слабость к мужчинам в очках делала меня слишком доброй. Но я не разочаровалась – он взял книгу так бережно, как будто она была священной реликвией, предварительно очистив руки магически, я удивилась, хотя, возможно, это было у него уже на уровне автоматизма.

Он смотрел на книгу, а я смотрела на него – чистокровный человек, не молодой и не старый, светловолосый, тёмно-синие глаза с мелкими морщинками от постоянного вглядывания в строчки, на нагрудном кармане бейдж с лаконичной надписью: «Люк, жрец». Жрецы никогда не представлялись, не прощались и не здоровались, только в этом храме, мне это почему-то нравилось, это создавало ощущение, что ты никуда и не уходил, так, отошёл на минутку.

– Откуда у тебя эта книга? – в его голосе было столько восторга, что я невольно улыбнулась:

– Мне дала её тётя, а что?

– Она очень редкая, я хотел себе экземпляр, но эти нехорошие люди... и нелюди, – он развернул книгу обложкой ко мне и указал на толпу главных героев, карикатурно нарисованных на обложке, – сто лет обещают, никак не принесут. – Он увидел мои удивлённые глаза и улыбнулся: – Я знал этого парня, автора, он был любитель травить байки и большой нелюбитель их записывать. Но, к счастью, на старости лет решился.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Он правда всё это делал? – с сомнением уточнила я, пытаясь смягчить свой вопрос улыбкой, жрец улыбнулся и шепнул:

– Он и при жизни любил приврать, так что я не удивлюсь, если здесь его подвиги преувеличены втрое. Но вообще да, он был бедовый, – Люк открыл оглавление и стал вести пальцем по строчкам, улыбаясь каждому заголовку так, как будто это были не просто слова, а бесценные страницы его памяти. На одной строке остановился и улыбнулся шире: – А здесь должен быть я, – посмотрел на меня просяще, я улыбнулась и качнула головой: