— Все так, госпожа, — ответил эльф с каким-то необъяснимым достоинством. — Я старше, я сильнее — поверьте, я знаю, что говорю, госпожа — и я не должен был поддаваться на провокации. Я был виноват, когда в первый раз показал, что буду решать конфликты силой.

— Ах, так был еще первый раз! — «порадовалась» я. — Замечательно!

Эльф осторожно взглянул на меня, осознавая, что проговорился. Кажется, действительно проговорился, а не вел тонкую игру, подставляя соперника.

— В тот раз я был виноват, госпожа! — вскинулся он. — Мне не понравилось… как человек на меня смотрит! Я напал первым!

Молодец, находчивый! Немного зная Лекса, я приблизительно догадываюсь, как тот мог на нового парня посмотреть… эльфийского загадочного парня, которого притащила хозяйка лично!

— Прекрасное соревнование в благородстве! — оценила я. — Буду надеяться, что хотя бы польза от ваших занятий будет — научите друг друга новым приемам. Места у нас неспокойные, да и время сейчас опасное, обученные воины пригодятся.

— Наверное, учить Лекса все же будешь ты, — логично предположила я. — А теперь скажи, пожалуйста, как тебя с такими навыками занесло в гаремные умельцы?!

Да, я ударила по больному, но хочу узнать правду. Ну, либо то, что Тэйл выдаст за нее, ведь даже знаменитый ошейник не заставит человека говорить правду и не отфильтрует ложь.

Можно отменить приказ, можно не делать красавчику больно, не заставлять рассказывать весь его позор. Но все равно, рано или поздно, я должна это узнать. Пусть уж рассказывает сейчас.

— Подойди, — попросила, даже не приказала, я.

Тэйл приблизился, изящно опустился на колени. Я не стала приказывать: «Нет, встань, зачем на колени?!». Он высокий, мне так действительно удобнее смотреть на него и общаться. И он вовсе не выглядел запуганным рабом, передвигающимся исключительно на коленях и боящимся поднять глаза.

Эти невозможно-красивые зеленые глаза прямо взглянули на меня, потом он воспитанно отвел взгляд. Рассказывать ему явно не хотелось, но противоречить хозяйке не осмеливался.

А мне ни унижать, ни «пользоваться» им не хотелось, и не потому, что не красивый или не сексуальный. Наоборот, слишком красивый, такой, что больно глазам.

Я осторожно прикоснулась к смоляным вьющимся волосам, с удивлением почувствовав, что они мягкие, словно шкурка какого-нибудь драгоценного пушного зверя. И Тэйл, точно как дикий зверек, обессилевший от голода или раны, смотрел с затаенным страхом и бессильной обреченностью. Странно, а ведь этот красавец совсем недавно пытался соблазнить меня экзотическими танцами! Но, видно, тогда он был полностью в роли, а сейчас — настоящий, или просто снявший одну из масок.

— Ну? — Я положила руки ему на плечи, немного надавила, и Тэйл вздохнул, облокотившись на мои колени и спрятав лицо.

— Была война между несколькими домами, — начал он, немного глухо из-за того, что так и не поднял голову. Я снова погладила его по волосам, чуть помассировала напрягшиеся плечи.

Либо он — гениальный актер, либо настолько устал так жить, что я просто подвернулась в нужный момент, и услышу правду.

— Мы проиграли, — продолжил Тэйл, — потому что им помогал предатель. Не важно уже, кто это, все равно его кара настигла. Но я не погиб в бою, был ранен и не смог защитить женщин, которые попали в плен. Чтобы мои родственницы не стали рабынями, я согласился добровольно исполнять все, что победители пожелают. Потом я пожалел, но было уже все равно. Ни чести, ни репутации у меня не осталось, и нарушить обещание я тоже не мог. Вот и все.

Врет и хочет разжалобить? Нет, вся моя интуиция кричит, что эльф говорит правду. Но… лучше бы он соврал! Больно это слушать. Кто-то победил, кто-то проиграл, и гордый красавец жертвовал собой, чтобы защитить еще кого-то от страшной участи.

— Лучше бы ты соврал! — вырвалось у меня. — Горькая история…

— Я привык, — улыбнулся он.

— И когда это было? — спросила я, ожидая ответ: «Год — два назад».

— Тридцать лет назад.

— Сколько?! — не поверила я. Эльф сам выглядел так, что ему тридцати лет не дашь.

— Мы долго живем, госпожа, — мягко ответил он, намекая, что люди, и я тоже, живем меньше.

— А тебе есть куда идти, если бы ты… сбежал? — задала странный вопрос.

— Нет, некуда, — ответил он. — Нигде опозоренного беглеца не примут, ни в одном эльфийском доме, а люди… я бы постепенно научился жить с вами, если позволите. И если дадите немного свободы.

— Я уже ее дала, думаю, ты заметил, — улыбнулась я.

— Н-да, крапива отменяется, — вспомнила о первоначальном поводе для нашей встречи. — Я люблю пошутить.

— Я заметил, — снова улыбнулся он.

Да какая уж тут крапива! После услышанного я бы чувствовала себя настоящим варваром, ломающим что-то хрупкое и прекрасное, недоступное моему пониманию.

Лекс

Крапивы я не пожалел, увлекся, притащил целый мешок: да пожалуйста, я не жадный, пользуйтесь! Постарался только не думать о том, что скоро получу не просто незабываемые ощущения в прямом смысле на свою задницу, но и развлеку новых знакомых. Перечислил про себя их всех: бабуля, повариха с семьей, Милана с дочками, дед, охранники… Нет, ну детишек-то, надеюсь, уберут от экранов телевизоров, тьфу, с главной площади?! Нечего им там делать, нечем любоваться. И эти крепкие парни-охранники с ворот пусть там и остаются, на воротах, караулят, вдруг кто-то именно в этот момент к нам пожалует. Пусть отрабатывают свое жалованье!

«Ну, вот, уже количество зрителей я уменьшил!», — невесело рассмеялся про себя. Ах, да, еще эльф остался! Наверное, повеселится, глядя на горе-соперника.

Но оказалось, что самое лучшее издевательство придумала как раз сама Мэй. Ну, приняла ведь уже решение, и я его даже оспаривать не собирался! Зачем же искушать снова?

— Неужели не понимаешь, что после публичного наказания ты жить здесь не сможешь? — спросила она, глядя на мой крапивный «улов». — Напомни, пожалуйста, ты не какого-нибудь короля незаконный сын? Гордый слишком.

— Не говорите, пожалуйста, просто сделайте это быстрее! — стараясь не вдумываться в ее слова, практически взмолился я. Я не люблю боль, я ее вообще ненавижу, и даже не представляю, как перенесу позорное публичное наказание, но я не имею права давить на жалость и пользоваться ее добротой. Если опять совершу глупость, а я рано или поздно ее совершу, то не хочу со стыдом думать, что меня в прошлый раз простили, а я снова не оправдал доверия. Пусть уж все будет честно.

— И я снова тебе предлагаю: забуду все твои проступки без наказания.

— Забудете, но не простите? — угрюмо поинтересовался я. — И не забудете, а просто не будете об этом напоминать, но вину это все равно не снимет!

— А что, тебе вину нужно обязательно через задницу снимать? И так каждый раз? — поинтересовалась Мэй, а я, невзирая на общее мрачное настроение, рассмеялся. Похоже, что она права.

— А просто не делать глупостей ты не пробовал? — задала она следующий логичный вопрос.

— Да оно само как-то, — честно ответил я.

— Я заметила, — усмехнулась она, осторожно, платочком, доставая роскошный крапивный побег.

— Осторожно, она жгучая! — предупредил я.

— Я догадалась, — засмеялась она. И продолжила: — Больно, наверное, по голой-то… хм, части тела?

Вот садистка, а? И, в конце концов, я перестал делать трагическое лицо и рассмеялся сам. Ну, ладно, чего уж там! Пострадаю один раз, выживу, наверное… люди здесь к таким зрелищам должны быть привычными, не будут всю оставшуюся жизнь на меня пальцем показывать. А если будут, тогда и начну переживать. А еще можно представить, что это все — съемки, люди вокруг — статисты и съемочная группа. Можно подумать, я бы отказался от подобной роли, если бы она подвернулась!

— А вы потом меня простите? После наказания? И… может быть, подарите немного внимания? Как в прошлый раз?

Я решил воспользоваться поводом и попросить Мэй. Вдруг пообещает? А откажет — что же, я хотя бы попытался!