«Я в порядке… Правда», — говорит Киан, когда я украдкой, думая, что никто не заметит, утираю слезу.

«Нет… тебе больно…» — шепчу в ответ.

«Когда тебя пытал палач, мне было куда больнее, Дайяна. А эта боль, скорее, незначительное неудобство. Не больше».

Понимаю, что он говорит это, чтобы успокоить, что на самом деле ему не может не быть больно, ведь порезы глубокие, и их много, и всё же… мне становится чуточку легче.

Когда на всех тридцати пяти мужчинах нанесены руны, я обращаюсь к вернувшемуся ректору:

— Вы должны уйти.

— Я хотел бы остаться, – кладя кинжал рядом со мной, твёрдо произносит ректор.

— Нельзя, вы можете пострадать, – вздохнув, отвечаю. – Здесь должны остаться только те, чью кровь я собираюсь пробудить.

— А как же вы, лира? – хмурится ректор Фульстрон. – Вы не пострадаете?

— Я не арвийка. Со мной всё будет хорошо, – говорю абсолютную правду.

— Хорошо, – нехотя соглашается мужчина и, в последний раз оглядев гордо стоящих арвийцев, терпеливо ждущих начала ритуала, кивнув им в знак признательности и пожелав мне удачи, идёт к выходу.

Стоит ректору уйти, я произношу «Сопремэ», запечатывая вход в ритуальное помещение. После чего, посмотрев на мужчин, спрашиваю:

— Вы готовы?

В ответ мне просто кивают. Все тридцать пять. И я, бросив взгляд на Киана, поймав его ободряющую улыбку, начинаю ритуал.

Стоит начать произносить вслух слова заклинания, в помещении начинает заметно холодать. Но я изо всех сил сосредотачиваюсь на заклинании, стараясь не замечать изменений и того, как кожа покрывается мурашками.

Мне нельзя отвлекаться. Одно неправильно произнесенное слово может всё испортить.

Продолжаю произносить заклинание даже тогда, когда меня оглушают стоны-рыки арвийцев. Я запрещаю себе думать и беспокоиться о Киане. От меня зависит исход ритуала, жизни доверившихся мне арвийцев, и я обязана правильно закончить начатое.

В какой-то момент я явственно начинаю ощущать, как часть моей магии, отделившись, вливается в образовывающийся рядом мощный поток энергии. Спустя мгновение, он, обойдя меня, устремляется к арвийцам, впивается в их тела, заставляя тех почти беззвучно хрипеть от боли.

Произнеся последние слова заклинания, чувствуя, как меня сотрясает от напряжения и усталости, хватаюсь за постамент и только потом, продышавшись, поднимаю взгляд на корчащихся от невыносимой боли мужчин.

И не замечаю, как начинаю плакать. От пронзившего сердце сострадания и вины…

Их лица искажены от боли… Кто-то лежит на полу, кто-то стоит на коленях, ни одному не удалось устоять на ногах.

То, через что сейчас проходили арвийцы, можно было назвать агонией. Они испытывали страшную боль, но не позволяли себе кричать в голос.

Их ломало, выгибало так, что я отчетливо слышала хруст костей, но они не кричали… Только хрипели, стиснув изо всех сил челюсть.

Посмотрев на мужа, не сдерживаю всхлипа и тут же зажимаю себе рот обеими руками. Мне кажется настоящим кощунством страдать вслух, тогда как арвийцы, те, кто проходит через ужасные муки, хранят молчание.

Киан стоял на коленях, уперевшись руками в пол, а его спина была неестественно выгнута дугой. Вытекающая из порезов кровь только добавляла ужаса этой картине.

Это было действительно ужасно… столь ужасно, что, не выдержав, я прикрываю глаза.

Не могу сказать, сколько это длилось, мне казалось, что не меньше часа точно. И все это время я простояла с закрытыми глазами. Больше не смогла заставить себя смотреть. Отчего-то мне казалось, что арвийцы тоже не хотели бы, чтобы их в такой уязвимый болезненный момент видел кто-либо.

Глаза я открыла только тогда, когда единственным раздающимся в помещении звуком осталось частое дыхание арвийцев. И вот после этого, четко ощущая, что ритуал пробуждения завершен, я сняла запирающее заклинание, впуская внутрь взволнованных людей, а сама на дрожащих ногах направилась к лежащему на полу мужу.

— Киан, – осторожно касаясь измученного лица, пытаясь держаться, шепчу.

И он открывает глаза, а я, еле сдержав крик, но не сумев сдержать порыв, отшатываюсь. Кровавый взгляд, так напоминающий взгляд Повелителя демонов, пугает так сильно, что на мгновение я вижу перед собой его, не мужа. Ужасного и готового убивать демона. Но, быстро вспомнив, кто передо мной, взяв себя в руки, возвращаюсь на место.

— Так… сильно изменился? – хрипло спрашивает Киан, заметивший мою реакцию.

— Твои глаза… они сейчас светятся красным, – выдавив из себя жалкую улыбку, отвечаю.

— Прости, что напугал… — в голосе мужа отчетливо слышны досада и раскаянье, от которого мне становится еще больше стыдно за свою реакцию.

— Нет. Не извиняйся, – накрыв рот парня ладонью, перебиваю. – Это ты прости за мою реакцию…

— Как он? – рядом с нами оказывается Ашер. И вот брат, заметив изменения в Киане, принимает их куда спокойнее меня. Даже виду не подает, что что-то изменилось. – Встать сможешь? – спрашивает он моего мужа, поняв, что тот в сознании.

— Да, – без труда принимая сидячее положение, отвечает Киан. После чего его кровавый взгляд смотрит в сторону других пробужденных. Которые, к слову, теперь тоже имеют кровавый оттенок глаз.

— Чувствуешь какие-нибудь изменения? – не удержавшись, любопытствует Ашер.

— Сила, она распирает изнутри, – на мгновение задумавшись, отвечает Киан.

— Надо проверить, насколько ты стал сильнее, – оживленно, готовый хоть сейчас устроить проверку, произносит Ашер, за что удостаивается от меня тычка в бок.

— Никаких проверок. Киану нужно отдохнуть, – строго говорю брату и, поднявшись на ноги, помогаю подняться мужу.

— Все выжили? – тихо спрашивает Киан, возвышаясь надо мной.

— Да, – точно зная, что во время ритуала никто не погиб, отвечаю с заметным облегчением.

Кивнув, муж берет меня за руку, переплетает наши пальцы и сам уверенно ведет на выход.

****

Тяжелые свинцовые тучи заполонили небо, явно намекая, что в любой момент может хлынуть дождь. Да и пронизывающий прохладный ветер подталкивал вернуться в надежные стены Арвийской академии, но мне не хотелось. Мне нравилось дышать предгрозовым воздухом, нравилось, как непокорный ветер трепал выбившиеся из прически волосы, но больше всего нравилось прогуливаться по академической территории, держась за руки с Кианом.

Я наслаждалась моментом. Смаковала его, желая растянуть как можно дольше. Казалось бы, такое простое действие, всего лишь прогулка, но она принесла мне столько удовольствия. Сейчас, в это мгновение, не нужны были слова – всё, что имело значение, мужчина, идущий рядом со мной.

Бросив очередной взгляд на мужа, любуюсь им. И мне уже совершенно не важны изменения, глаза Киана, как и остальных пробужденных, стали прежними, а вот заострившиеся черты лица, волны подавляющей энергетики скрыть уже невозможно. Но, говоря откровенно, я быстро привыкла к незначительным изменениям в муже. Прошло меньше дня, и я практически не замечаю присущих лишь демонам черт в моём арвийце.

Киан по-прежнему остается тем парнем, что, не задумываясь, делил боль с нежеланной еще тогда женой. Он тот, рядом с кем моё сердце ускоряется, и меня накрывает эйфорией от его близости. От его взглядов и прикосновений.

Киан будоражит меня… вызывает волнение и смущение одновременно. Он так проникновенно порой смотрит, что я физически ощущаю его взгляды на своей коже. Мне нравятся чувства, что он пробудил во мне. Себе-то я могла откровенно в этом признаться. Как и в том, что я влюблена, или, правильнее сказать, люблю своего мужа.

— Еще немного, и я научусь смущаться, – бросив на меня веселый взгляд, говорит Киан. И я, застигнутая за любованием, мгновенно отвожу смущенный взгляд.

Быть пойманной стыдно, но есть оправдание – мой муж очень привлекательный парень. Кто бы на моём месте удержался?

— Замерзла?

— Нет, – лгу, потому что возвращаться в академию не хочу. Там слишком много народу. И там мама, которая, словно что-то предчувствуя, стала настойчиво следовать за мной буквально по пятам.