Райграс достигает пика своей наглости: они с Миррис сразу же приклеились к благородному полковнику. Лавр с удивлением неотрывно смотрит на хозяйку казино. Лилия тоже узнала его. Пока они переглядывались, всё золото этой партии перешло к Райграсу, а Миррис даже "одолжила" у полковника из кармана тяжёлый кошелёк "на мелкие расходы".
После закрытия своего заведения, хозяйка проходит по залу. Красотки разбежались отдыхать от вечерней работы (кстати, удачной!), Райграс ушёл. К Лис Нуар подходит полковник Лавр. Они беседуют о прошлом.
Оказывается, он — её давний возлюбленный. Когда-то собирались пожениться, но это был неравный брак, и Лилия отказала молодому благородному военному. Он настоял, чтобы их сын, по крайней мере, рос в его доме.
— Как он поживает, наш мальчик? — спрашивает Лилия.
Полковник с грустью рассказывает, что юный наследник — их сын Лоллиум Пэрэнне, которого он отправил в лучшую гимназию в Мадриде, сбежал восемь лет назад, связавшись с шайкой малолетних уличных бандитов. И главное, променял своё гордое имя на такую гадкую воровскую кличку: "Райграс". Вот и найди его теперь…
— Райграс!? — восклицает Лилия. — Так этот разбойник — мой сын? Наш сын?? — Она улыбается: — Тогда многое становится понятным…
Полковник удивлён:
— Ты его видела? Где же он?
— И ты его видел! Он…
Тут она понимает, что сейчас он, скорее всего, уже мёртв и убит по её же приказу. Бежать, скорей! Может, ещё не поздно. Они с Лавром бросаются к двери. На пороге стоит он.
Райграс холодно улыбается:
— Прошу извинить, мадам. Знаю, вы меня терпеть не можете, но позвольте всё-таки войти. Я забыл плащ.
Счастливые родители открывают сыну свои сердца и объятья. Эта сцена доставила немалое удовольствие Матиоле. Особенно, когда Райграс и Миррис просят прощения у родителей, и он опускается перед Лис Нуар на одно колено, смиренно склонив голову:
— Простите, мамочка! — знакомо, с затаённой насмешкой звучит голос Гиацинта.
Мадам маркиза Матиола, как и мадам Лис Нуар не могут удержаться от довольной улыбки.
— Чудовище! — ласково шепчет маркиза.
В финале оркестр грянул "Игру". Стоя на рулетке, Райграс и Миррис поют:
.
Недаром в дерзких влюблена Фортуна,
Азарт сплетает вместе
Линии судьбы.
Из "да" и "нет" найти ответ не трудно,
Но есть ещё и случай: "Может быть!"
Игра!…
ИГРА!!!…
.
[1] лавр благородный (Laurus Nobilis)
36.
*****
Под звуки фанфар занавес плавно опустился. На секунду, когда затихло эхо последней струны, зал пронзила тишина. И… шквальным единым порывом взорвались аплодисменты. Занавес поднялся вновь, актёры взявшись за руки вышли на поклон.
Виола не выдержала, кинулась на сцену. В коридоре её догнал Джордано. Вместе они пробрались сквозь толпу зрителей партера. Штормовой грохот аплодисментов перекатывался по залу. Актёры стояли, отделённые от зала — огнями рампы, от сцены — стеной занавеса, опустившегося позади них. На сцену летели цветы…
Виола и Джордано взобрались наверх. Гиацинт стоял в центре, рядом с Амариллис и Лилией. Он поднял обе руки и помахал зрителям. Послал воздушный поцелуй галёрке. Увидев друзей, весело подмигнул им: "Ну как?"
Виола уткнулась лицом в чёрный бархат камзола Райграса. На миг Гиацинт крепко прижал её к груди, и она слышала, как беспокойно, часто бьётся его сердце.
Джордано молча смотрел на друга. Он не мог вымолвить ни слова от волнения, Гиацинт и так всё понял. Виола расцеловала Амариллис. Та поймала на лету цветок и подарила подружке. Джордано поцеловал ручку "мадемуазель Миррис".
Зал не унимался. Весь театр гудел от криков "Браво!" и готов был развалиться, по предсказанию брата Амариллис. Но никто не собирался уходить, несмотря на опасность. Актёров вызывали снова и снова…
37.
*****
Когда, наконец, зрители разошлись, было уже больше десяти часов вечера. Сидя в гримёрной у Гиацинта, Виола наблюдала обратное превращение мужа в самого себя. Впрочем, кем же тогда он был на сцене?
Гиацинт снял парик и растрепал волосы. Концом салфетки с очищающим кремом принялся снимать с лица грим, начиная с блёсток и теней вокруг глаз. Виола подошла ближе и, улыбаясь, наблюдала за этой чисто женской косметической процедурой. Граф взял гребешок и расчесал непослушные пряди, которые упрямо падали на бровь. Посмотрел на Виолу в зеркале.
— Что ты смеёшься? Будешь опять дразниться "камеристкой", так и знай, перекрашусь в Отелло. Обещаю. Мне терять нечего!
Она сзади нежно обняла его за плечи:
— Не обижайся, я просто думаю: чья я жена? Блистательного графа — придворного щёголя; моряка, бродяги, трубадура, актёра, шулера, авантюриста — чья же?
Он пожал плечами:
— Моя. Все эти люди — одно и то же. — Гиацинт посмотрел на часы: — Нас с тобой, кстати, давно ждут.
— Как всегда! — вздохнула Виола. Он улыбнулся:
— Как всегда.
Всех друзей уже пригласили на вечерний банкет за счет театра.
Маски были сброшены, и Гиацинт с чистой совестью знакомил две половины своих друзей. Розанчик также весьма гордился, что имеет некоторые связи в театральном мире и, краснея, как помидор, небрежно представлял Амариллис своим друзьям:
— Вот, это наша подруга детства, вместе учились…
Герцог Джорджоне галантно поцеловал ей руку:
— Мадемуазель Кливи`, вы прелестно играли. Я хочу сказать, что в каждом слове, каждом жесте, вы были неподражаемо искренни…
— Ага, — вмешался Розанчик. — Особенно, когда ты хотела его зарезать. Блеск!
Великий герцог и все, кто был рядом, покатились со смеху. Амариллис скромно опустила ресницы.
— Розанчик, золотце, тебе повезло, что у тебя такие друзья, — потрепала его по щеке синьора Далия.
— Это им повезло! — хмыкнул довольный паж.
Джорджоне серьёзно спросил:
— Мальчик мой, вы же вместе учились, почему ты у нас до сих пор не на сцене? Отстаёшь!
Розанчик обиженно взвыл:
— Как же! Я на три года младше, у меня ещё всё впереди!
— Разумеется, — согласилась Амариллис. — Тем более что на четыре…
— На три! — протестовал паж.
Амариллис веселилась, дразня его:
— Ну, меня-то на три, а Гиацинта…
— Всё равно! — упирался Розанчик.
— Хорошо, хорошо, — успокоил его герцог. — Ты ведь такой, как мой Джордано, значит, на три. У вас обоих ещё всё впереди.
Розанчик подумав, сменил гнев на милость.
Гиацинт подвёл маркизу Матиолу к мадам Лили Тигрин, бывшей "коварной хозяйке казино". Переодевшись, та оказалась моложе и не брюнеткой, а огненно-рыжей в лёгком оранжевом платье с тигровыми полосками. Граф сделал приглашающий жест:
— Познакомьтесь, мамочки, — и тут же резко качнулся назад.
И правильно сделал! Обе "приёмные мамочки" среагировали одинаково: их руки, нацеленные потрепать "сыночка" за волосы или за ухо, сплелись вместе.
— Ну, вот и познакомились, — констатировал Гиацинт, отходя на безопасное расстояние. Две приемные мамаши одного чудовища, весело болтая, прогуливались по залу.
Позже, Матиола всё-таки добралась до своего зятя:
— Негодник! Признайся, что в оперетте ты описал нашу, документальную сцену.
— Увы, нет, мамочка, — вмешалась Виола. — Оперетта написана четыре года назад, мы тогда ещё не были знакомы!
— Да ну?! — искренне удивилась маркиза. — А очень похоже!
— Дар предвидения! — засмеялся Джордано.
Матиола с учёным видом покачала головой:
— Видимо, да…
— А ну вас всех! — Гиацинт отошёл к другой группе, где заметил Натала.
Брат Амариллис восхищённо развёл руками:
— Браво, старик! Я такого успеха давно не помню. Класс!
Гиацинт в шутку низко поклонился:
