Там пара квартир на самом верху. Но налево можно даже не ходить. Дверь выворочена, на одной петле грустно так висит. А за дверью — дыра. Там-то крыша и обвалилась и на пару этажей вниз ушла. Глянешь — так и кружит, дух захватывает, как представишь, как оно все когда-то рушилось. Зачем туда вообще переться? Подходить-то даже страшно: скользко, небось, чуть оступишься, ухватиться не за что — сам туда и полетишь.

А справа двери даже нет. Только черный проем. Туда тоже страшно идти, но можно. Главное, под ноги смотреть. Мусора там всякого осталось, об который споткнешься и носом пол пропашешь, если не свалишься на что-нибудь, обо что башку расшибешь. Ветер там хуже всего свищет, насквозь продувает, та самая рама зловеще стучит, дребезжа битым стеклом. Холодно — как в самой Бездне. Вот там-то дьяволу самое место и прятаться. В каком-нибудь темном углу, где сложнее всего приметить. Сидит, не шелохнувшись, снегом занесло, белый, как мел, и холодный, ледяной прямо-таки. Тронешь — обожжешься. С очередным жмуриком, окочурившимся пару дней как, легко спутать.

Но дьяволу-то того и нужно. Дьявол хитер, коварен. Только заиграет желание проверить, только протянешь руку, чтоб удостовериться, дьявол тебя ка-а-ак

он вцепился ей в запястье. Прятаться больше смысла не было, и Аврора сняла маскировку. Второе зрение помогало, но его она все равно почти не видела. Помогал только голубой кристалл, и то несильно. Чародейка чувствовала себя беспомощной, а оттого оскорбленной. Чародеи арта в принципе не жаловали талисманы, их использование било по самолюбию. Но сегодня пришлось обвешаться ими с ног до головы.

— Пусти! — дернулась Аврора. — Ну пусти же, ну!

Он смотрел на нее. В серебряных бельмах отражался голубой кристаллический свет.

— Я помочь пришла, — обиженно буркнула она.

Он разжал пальцы, ослабляя хватку. Для трижды насквозь пробитого ледяными шипами человека она была слишком уж крепкой. Аврора высвободила руку, отступила, потирая запястье.

Сигиец пошевелился, стряхивая с волос шапку снега. Затем поднялся, опираясь о шершавую, с содранными обоями стену. Далось это тяжело, что выдала дрожь на заросшем всклокоченной, уродливой бородой лице. Аврора светила на него голубым кристаллом и едва узнавала. И не только потому, что борода и сальные волосы сильно изменили сигийца. Еще и потому, что за прошедшие четыре месяца черты его лица почти истерлись в памяти Авроры. Если бы не потусторонние глаза и шрам, она бы не поверила, что это именно он.

— Боже мой, что с тобой стало? — пробормотала Аврора.

Сигиец не ответил. Из носа наконец-то вырвалось хилое облачко пара.

— Я не поверила, когда мне сказали, что ты нашелся. Да еще в таком месте.

Аврора посветила вокруг, на стены, пол и потолок. Вверху была огромная дыра, несколько досок обвалились и заледенели от постоянно текущей через дырявую крышу воды так, превратились в настоящий айсберг.

— Умеешь же ты выбрать себе убежище. Я пять раз чуть не убилась, пока поднималась! — пожаловалась чародейка.

Райнхард продолжал молчать, не сводя с нее глаз. Левая рука неподвижно висела.

— Я тебя тоже искала. Все четыре месяца, как ты исчез, не попрощавшись. Ну, признай, ты польщен таким вниманием? — улыбнулась Аврора. — Я так ни за кем еще не бегала, как за тобой.

Он не признал, даже вида не сделал. Чародейка осторожно шагнула чуть ближе.

— Ну ладно, не бегала, — призналась она. — Но ни дня не прошло, чтобы я о тебе не вспоминала. А ты вспоминал обо мне?

Аврора протянула руку к его левому плечу, где на грязной куртке, не пойми с кого снятой, проступало небольшое пятно крови. Но что-то жестко уперлось чародейке в грудь, прямо под собольим полушубком, поползло вверх и угрожающе обхватило шею. Аврора отступила, держась за горло.

— Я помочь хочу! — повторила она, выпуская изо рта густые облака пара.

Сигиец опустил правую руку, продолжая молчать.

— Ты ранен, тебе нужна перевязка, отдых и тепло. Нельзя же быть таким упрямым ослом!

Аврора поправила меховую шапку, выдула изо рта в потолок пар, будто закипающий котелок.

— Ты хоть знаешь, что эти развалины окружены Ложей? — спросила она, уперев руки в бока. — Снаружи два десятка магистров и их прихлебателей-крысоловов дожидаются приказа о штурме. Знаешь ты об этом?

— Да, — наконец-то ответил Райнхард мертвым, хриплым голосом.

— И что, тебя это совсем не волнует?

— Нет.

— Что ты собираешься делать? Перебьешь их всех?

Ответом ее он больше не удостоил.

— Какой же ты наивный дурак! — Аврора схватилась за холодные щеки. — Неужто ты думаешь, что они будут с тобой церемониться? Если ты убьешь хотя бы одного из них, что вряд ли в твоем-то состоянии, они плюнут и просто взорвут эту помойку вместе с тобой. Даже ты не переживешь взрыв!

Сигиец покачнулся. Только сейчас Аврора поняла, какие усилия тот прикладывает, чтобы стоять.

— Это не имеет значения, — сказал он тем не менее твердо.

— Почему ты убил ритора Ложи? — спросила чародейка. — Только не говори, что из-за обещания мне!

Он не ответил.

— Ты знал, что за всем стоит Ванденхоуф?

— Нет.

— Тогда откуда?..

— Стоять! — резко окликнули его.

Сигиец обернулся. Его догоняла пара мужчин в обычных серых сюртуках. Могли бы сойти за простых горожан, но, во-первых, простые горожане вокруг Люмского дворца сегодня ночью не бродили. А во-вторых, сигиец видел их насквозь.

Сули обоих переливались радужным свечением арта с преобладанием красных, желтых и оранжевых оттенков. Оба были пиромантами.

— Именем Ложи, стоять! — повторил один из них, грозно вскинув руки. В ладонях вспыхнули яркие цветки магии.

— Брось палку и сдавайся! — приказал второй, сам начиная мерцать радужным свечением ярче.

Райнхард палку — отнятую у гвардейца церемониальную алебарду — не бросил. Пару секунд размышлял над причинами настырности чародеев и пришел к выводу, что виной тому трое их предшественников, которых он встретил на выходе из Люмского дворца. Те не хотели пропускать, но у сигийца не было времени. Сейчас тоже не было времени, а пример предшественников этих двоих ничему не научил, иначе они бы не бросились в погоню, тем более вдвоем.

Сигиец уже перестал задаваться вопросом, почему люди не склонны учиться ни на своих, ни на чужих ошибках. Однако их переоценка собственных возможностей все еще ставила Райнхарда в тупик.

Он раскрутил алебарду и упругим шагом двинулся к чародеям.

Те предсказуемо напали. Швырнули в него несколько огненных шаров. Сигиец ощутил привычное неприятное жжение и покалывание, заметил у чародеев обычное недоверие к происходящему. Затем пироманты последовали примитивной, инстинктивной схеме действий: если что-то не работает, надо сделать так же, только сильнее или больше. Удивительным для них образом схема не сработала.

Ровно через десять секунд оба лежали на земле. У одного была сломана рука в двух местах. Второй, проделав захватывающее дух сальто с неудачным приземлением на дорожные камни, остался с сильным вывихом плеча, ушибом бедра, треснутой парой ребер и сотрясением мозга. Древко алебарды тоже не пережило схватку, и в руках сигийца остались почти бесполезные обломки.

В серебристой дымке тумана его зрения возникла человеческая фигура. Расплылась красным пятном ниоткуда. Сигиец не знал, чья эта сули, никогда не видел, но ощутил нечто знакомое. Это чувство он уже испытывал в бальном зале. Оно же привело его сюда, то пропадая, то обостряясь вновь.

Фигура вскинула руку. Райнхард инстинктивно закрылся от возможной психокинетической атаки, подняв волну силы. Но удара не последовало. Во всяком случае, не в него. Сигиец услышал вскрик позади себя — и фигура растворилась в тумане. Райнхард простоял настороженно несколько мгновений, только затем коротко обернулся, заметив где-то вдалеке сули еще одного чародея, в арте которого преобладали светло-синие тона.