Квазитвади выслушал Гаспара с каменным спокойствием.

— Ти угрожать мне, ла-арди? — тихо спросил он.

— Ни в коем случае, почтенный, — склонил голову менталист. — Я лишь предупреждаю вас и хочу, чтобы вы поняли всю серьезность складывающейся вокруг ситуации.

Эб отвернулся к окну, барабаня пухлыми пальцами по столу.

— Это очень серьезний обвинение, ла-арди, — повторил он наконец. — Но, — он повернулся, впился в Гаспара глазами, — есть только ваш слово. И бумага, — эб кивнул на папку. — А бумага не надежен. Если показать Штерку, он сказать, что все ложь. Тогда что? Полагаться на ваш слово? А кто ви? И почему вам верить? Кто будет вам верить?

— Верить нам нет ни одной причины, почтенный, — согласился Кассан. — Одних только наших слов и бумаг будет недостаточно, это правда. Поэтому мы приготовили для эба еще один подарок. Аргумент, против которого Штерку будет нечем возразить. Ранхар, — сельджаарец повернулся к сигийцу, — будь так любезен, принеси подарок для эба.

Квазитвади удивленно поморгал, заметив пошевелившегося сигийца, о присутствии которого начисто забыл.

Райнхард молча вышел, и минут десять в кабинете держалось напряженное молчание. Эб раздумывал, не обращая на Кассана и Гаспара внимания. Сельджаарец подмигнул ему, но менталист не разделял его оптимизма. Все мысли занимали ноющие ноги и раскалывающаяся голова, и Гаспар уже не знал, куда деться и что сделать, чтобы вытерпеть еще сколько-то времени стояния.

Но сигиец наконец-то вернулся, и гораздо быстрее, чем менталист рассчитывал. И когда тот переступил порог, Гаспар лишь вздохнул — буквальность восприятия сигийца уже не удивляла даже его.

Райнхард внес на плече человека с холщовым мешком на голове. Прошел под удивленным взглядом Квазитвади к столу и поставил «подарок» на пол. Сдернул с головы мешок.

— Ты? — удивился эб Кабир-Дара.

Йозеф Вортрайх поморщился, сощурился от слишком яркого света

от которого резало в глазах. Он проморгался и сумел различить в неестественном освещении трех человек. Одного из них Вортрайх узнал сразу. Вернее, ее. Которой оказалась та тьердемондка, с которой пришел на турнир Напье, только в ней что-то изменилось. Двух других Вортрайх не знал. Впервые видел щуплого типа с совиным лицом и кустистыми бровями, который почему-то был одет в знаковый черный сюртук Нового Риназхайма. И уж точно никогда раньше не видел громилу со шрамом на заросшей бродяжьей бородой морде. Тьердемондка стояла между ними и на фоне этих двоих казалась совсем уж мелкой и тонкой.

Вортрайх попробовал пошевелиться, но не получилось: руки были связаны за спиной, а ноги — в щиколотках. Он сидел примотанный к стулу, который был единственной мебелью в пустом подвале, освещенном голубоватым кристаллическим светом.

Гудело в голове. Последнее, что помнил Йозеф Вортрайх, когда вышел из турнирного зала, был сильный удар по затылку, после которого он, должно быть, сразу же потерял сознание. Кто-то напал сзади. Значит, у Напье был сообщник. Неужели у него хватило денег перекупить кого-то из «черных сюртуков»? Или…

Он недоверчиво глянул на ухмыляющегося типа в сюртуке, но четкой мысли в гудящей голове так и не возникло. Вортрайха затрясло от охватившего бешенства.

— Вы понятия не имеете, в какое ебаное дерьмо залезли по ебаные уши! — прохрипел он, заерзав на стуле. — Как только узнают, что вы устроили, перевернут всю ебаную Анрию, пока не найдут вас, ебаных детей ебаной шлюхи! Знаете, что Штерк с вами сделает? Выебет в глазницу! Это, блядь, не ебаная фигура ебаной речи!

— Тха, — нахально осклабился Эндерн, — словарный запас у тебя, сука, богатый.

— Ну-ну, хэрр Вортрайх, — ласково проговорила Даниэль, — где же ваша любезность и вежливость?

— Пошла ты на хуй! — рявкнул тот.

— Не нужно мне грубить, — поцокала чародейка, наставив палец. — Это может плохо кончиться.

Вортрайх несколько успокоился.

— Для тебя уж точно, — выдавил он сквозь зубы. — Мало того, что вы устроили в моем клубе, вам взбрело в башку похитить меня!

— Ну что вы, хэрр Вортрайх, никто вас не похищал, — невинно похлопала глазами Даниэль. — Пытались, это да, но вмешались непредвиденные обстоятельства. Примерно сейчас — если не уже — хэрру Штерку с прискорбием сообщают, что неподалеку от вашего клуба нашли ваш чудовищно обгоревший труп, ставший таковым из-за неуравновешенной колдуньи, которая основательно прожарила его до такого состояния, что даже дантист не решится дать гарантированное заключение. Чему есть немало свидетелей. Поэтому, — Даниэль мило улыбнулась, — давайте опустим ненужные и пустые угрозы и перейдем сразу к делу.

Вортрайх щелкнул зубами и засопел от душившей его злости. И только сейчас сообразил, что сидит на стуле почти голый, в одних подштанниках.

— Мне далеко до вашего красноречия, — скромно потупилась Даниэль, — поэтому не стану угрожать, а просто скажу, как есть. Времени у нас предостаточно, и мы всецело посвятим его друг другу до тех пор, пока вы не расскажете все, что знаете о «Новом порядке», Машиахе и роли вашей организации в его ближайших планах и замыслах.

— А? — дернулся на стуле Вортрайх. — Каком порядке? Каком еще хаме? Понятия не имею, что ты несешь!

Даниэль жеманно закатила глаза, печально качая головой.

— Хэрр Вортрайх, ну это же до скуки банально! — пожаловалась она, обиженно надув губы. — Мы и так уже почти все знаем. У нас есть переписка и отчетности Вальдера Ратшафта, который вас спонсировал. У нас есть ваши письма, которыми вы обменивались с Машиахом через Гирта ван Бледа. А еще у нас есть вся ваша корреспонденция за последний месяц.

Вортрайх промолчал. Даниэль вздохнула, мучая несчастную цепочку.

— Хэрр Вортрайх, я могла бы угрожать, что, если будете упорствовать и молчать, я передам вас в крепкие и заботливые руки этих господ, — чародейка взяла оборотня и сигийца под локти. — Они умеют развязывать язык даже самым упрямым. Особенно этот молчаливый господин, — она прижалась к Райнхарду боком. — Обычно люди ломаются уже на третьем пальце. Но это будет ложью. Потому что если вы продолжите молчать, я возьмусь за вас лично, и тогда отрезанные пальцы покажутся милой шалостью.

Вортрайх снова промолчал. Наконец-то он разглядел, что не так с тьердемондкой. Из-за кристаллического освещения ее глаза выдало лишь усилившееся неестественное внутреннее сияние.

— Ну что ж, — пожала плечами Даниэль и выступила вперед. — Значит, придется по-плохому.

Она обошла Вортрайха, встала позади, положила руки ему на плечи.

— Сперва мы побудем с вами наедине, — чуть наклонившись, произнесла она в самое ухо полушепотом. — Думаю, этого будет достаточно. Но если мы не придем к взаимопониманию, я позову одну свою подружку. Тогда, хэрр Вортрайх, вы точно заговорите, да так, что язык искусаете.

Вортрайх заелозил на стуле, почувствовав, как от прохладных ладоней чародейки исходит легкое покалывание, а кожу начинает неприятно жечь. Он издал короткий натужный хрип, глядя, как Эндерн и сигиец выходят из подвала.

— Нет-нет, — томно выдохнула Даниэль. — Кричать пока не нужно — я же еще не начала.

В одной из комнат дворца с видом на Фалькенфесте были потушены все свечи. Уютную, интимную обстановку поддерживал лишь огонь в тихо потрескивающем дровами камине. Длинные, изломанные тени дрожали на стенах, увешанных множеством картин и портретов, свет искрился и переливался в хрустале люстры под потолком, на котором был выложен мозаикой сюжет с по-античному озорными ангелочками-карапузами, выглядывающими из-за облаков. Отсветы пламени играли на лицах сидящих перед камином мужчины и женщины. Брата и сестры.

Фридевига по привычке подула на чашку горячего чая в руках. Манфред сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и смотрел в огонь. Чародей был непривычно тих и серьезен.

— Ты отправил Ривье письмо с поздравлениями? — культурно отхлебнув чаю, нарушила молчание госпожа консилиатор.