— Пожалуйста, — несмело проговорил Яскер, — прошу вас, покиньте мой дом…

Женщина склонилась еще ниже, почти касаясь лбом его мокрого лба. Провела прохладными пальцами по горячей щеке Юлиуша, которого всего передернуло от побежавших мурашек, осевших сильным и резким приливом крови к приподнявшемуся и окрепшему под одеялом сраму. Блондинка мягко надавила пальцами на челюсть аптекаря, принуждая приоткрыть рот, облизнула верхнюю губу кончиком языка. Губы у нее были красивые, полные, влажно блестящие. Стыдно даже представить, что она может такими губами… это же на пару епитимий даже у отца Аттентия.

— Хватит болтать, — прошелестела женщина, горячо дыша в лицо Юлиуша. От ее обволакивающего голоса волосы на затылке вставали дыбом. И не только на затылке. И не только волосы.

И тут-то он все понял, но запаха серы в дурманящей мешанине запахов тела явившейся дьяволицы чуткий нос аптекаря совсем не улавливал. И хвоста не заметил, и крыльев… да и ноги у нее обычные, без копыт. И рогов не видать. Хотя это и не показатель — дьявол коварен, хитер, умеет принять любое обличье. Но Яскер его все-таки раскусил, и этот демон со стоячими, как у шестнадцатилетней, бесстыжими титьками ни за что не получит ни его душу, ни семя, ни остального…

Суккубша эротично и пошло взяла своей средний палец в рот, облизала и прошлась им по «дорожке к теще». По невероятно чувствительной, раскаленной коже Яскера растеклась электризующая прохлада.

— Господи боже всемогущий… — бессильно пробормотал он, сладострастно трясясь и беспомощно растекаясь по кровати.

Дьяволица легла, прижалась к Юлиушу влажной грудью с твердыми сосками. Яскер обнаружил свою руку на крепкой, до безумия гладкой и круглой ягодице, и принялся жадно щупать и гладить ее в поисках хвоста. А дьяволица, гипнотизируя и завораживая своими дьявольски сияющими глазами, дьявольской улыбкой на дьявольски порочных губах, коснулась прохладными пальцами его живота. С подушечек сбежали легчайшие разряды тока. У Юлиуша зашлось сердце, сперло дыхание, он закатил глаза, застучал зубами. Возбуждение было резким, как никогда еще сильным. Такого не бывало даже в молодости, когда стоило лишь подумать о голом девичьем задке, чтоб портки стояли колом.

Суккуб приложила прохладную ладонь к его разгоряченной коже целиком. Провела до груди и обратно, массируя, лаская, успокаивая, расслабляя. Разряды стали ощутимее, исходили волнами и растекались колючим, прохладным жаром блаженства. В носу стоял настойчивый аромат этой женщины, необычный, пьянящий, головокружительный, который хотелось с жадностью втягивать ноздрями, лишь бы не упустить ни капли. Ладонь дьяволицы, приятно покалывая слабым током, нахально скользнула к краю одеяла, под него. На ощупь нашла набухший, до боли напряженный, затвердевший камнем член, взяла его в кулачок и нежно сдавила, находя на дрожащей плоти место, где было приятнее всего. Юлиуш зажмурился, поджимая пальцы на ногах, втягивая живот, боясь продохнуть.

— Тебе нравится?

— Д-да-а-а… — выдавил из себя Яскер.

— Сейчас тебе станет очень хорошо, — посулила дьяволица. — А потом ты мне кое-что расскажешь. От того, что я услышу, зависит, какими будут последние пять минут нашей встречи: которые ты не забудешь или которые ты не переживешь. Согласен?

— Д-д-а-а-а… — еле сдерживаясь, простонал аптекарь, уже четко зная, что в любом случае все расскажет и ничего не забудет, даже если не переживет.

Аптекарь знал не так много. Ван Блед бывал у него раза три за полтора-два года. Впервые чародей появился в его аптеке и договорился о покупке формалина в больших количествах. В этом не было ничего удивительного или необычного: пан Юлиуш был одним из немногих в Анрии, кто умел быстро и почти легально раздобыть в больших количествах дары современной медицины и химии, сомнительных клиентов у него хватало. Яскер согласился и тогда, не задавая никаких вопросов. В предпоследний раз ван Блед приходил затем, чтобы выкупить у Яскера холодильный шкаф, о котором как-то прознал, однако аптекарь не согласился ни за какие деньги, но пообещал устроить встречу с мастером. Так, по весне или в конце зимы с криомантом, которому зачем-то понадобилась холодильная камера, познакомился и Геллер. Услышав предлагаемую за непростую работу цену, торгаш артефактами рассмеялся и послал несостоявшегося заказчика всеми известными поморам и крайласовцам адресами. Больше Геллер ван Бледа не видел, несмотря на угрозы еще встретиться.

Юлиуш Яскер как ни в чем не бывало продолжил сотрудничать с Гиртом ван Бледом.

Примерно за неделю приходила записка и аванс, Яскер собирал указанное количество формалина, прибывал курьер с остатками суммы и увозил заказ. Иногда за доставку приходилось отвечать самому Яскеру. Формалин отправлялся всегда по одному и тому же адресу в Модере. Аптекарь не сильно интересовался, кому там может требоваться химикат в больших количествах, но все же как-то краем уха выяснил, что закупщиком является таксидермистская мастерская, которой владеет некто по имени Теодор Гин или Гейн. Это дало аптекарю еще меньше поводов и причин для беспокойства и угрызений совести, ведь заказчик — легальная контора, а с его заказчиками такое не очень часто бывает.

Заполучив нужный адрес, Даниэль исчезла. А пан Юлиуш Яскер остался один на остывающем от дьявольских плотских утех ложе.

— Если я не найду там эту сволочь — все разнесу!

— Зачем ломать мебель? — спросил сигиец.

— Да незачем, — фыркнула Даниэль, разжав кулаки, — но мне станет легче. Злость выпущу, понимаешь?

— Нет.

Чародейка не стала даже вздыхать, чтобы не сбить дыхание. Кажется, за несколько прошедших дней она слышала от мужчины слово «нет» чаще, чем за всю свою жизнь. А ведь привыкла слышать от них слово «нет» только на риторический вопрос «Тебе хватит?» или «Мне уйти?», как правило, на коленях. А еще не привыкла почти бежать на невысоких, но каблуках и без остановки за мужиком, на которого приходится голову задирать, чтобы в глаза бесстыжие посмотреть, у которого шаг в два с половиной ее шага, который не думает сбавить скорость, несмотря на все требования. Потому что идти еще медленнее в его случае означает стоять на месте. Но Даниэль не злилась. Уже поняла, что это бесполезно и бессмысленно. Поэтому копила злобу и направляла ее всю на ван Бледа, представляя, что уже с ним встретилась и осталась наедине. От этих мыслей внутри начинала ворочаться мерзость, наскоро перекусившая похотью аптекаря.

— Неужели ты ни разу не злился? — спросила чародейка, когда сигиец соизволил остановиться и дождаться ее.

— Нет.

— Ван Блед нарушил твои планы, убил Ротерблица, а Франц был тебе не безразличен, насколько я поняла. Неужели тебя это не злит? Нисколечко?

— А должно?

Даниэль отдышалась. Даже крепкое и выносливое тело чародейки плохо относилось пешему марафону в несколько миль с неприязнью. Ноги начинали ныть, в боку колоть. Очень хотелось нормально поесть, а главное, хорошо помыться. Но в доме Геллера все удобства — тазик, с которым сперва еще повозиться придется. Что злило еще больше, но Даниэль держала себя в руках.

— Ты удивительный, — выдавила она улыбку. — Бесчувственный, непробиваемый болван, но удивительный. Из всех мужчин, что я встречала, ты — первый такой… невозмутимый.

Сигиец равнодушно окинул Даниэль взглядом. Крепкий запах ее духов вызывал в его переделанном кем-то организме примерно ноль реакций, и это чародейку не злило. Это пугало и навевало нехорошие мысли о подбирающейся старости.

— Почему Гирт ван Блед злит тебя? — спросил сигиец.

Даниэль охнула, держась за бок.

— Меня наняли избавиться от него, — проговорила она, дыша ртом, — а я не смогла, и уже пять лет попрекают этим. Вот потому и злит.

Сигиец смотрел на нее обычными серыми глазами и со своей обычной каменной физиономией, но Даниэль почувствовала себя вруньей, пойманной на дешевом вранье.