Максим наконец смог оторваться от ее губ и лег рядом с ней на спину. Теперь они оба смотрели в звездное небо.

— А небо здесь и правда ближе, а звезды — больше и ярче, — заметил он тихо, будто боясь нарушить установившуюся между ними какую-то космическую связь.

— Я никогда не вру, — так же тихо ответила она.

Словно награждая за честность, Максим снова стал целовать ее. Осмелев, он положил свою руку ей на грудь. От неожиданности Маша еще шире раскрыла глаза, но ничего не сказала.

— Да? — шепотом спросил он, передвинув свою ладонь на ее голый живот.

— Да! — прозвучало в ответ вполне твердо.

— Ты…

— Пожалуйста, ничего не говори, не надо…

Макс опять целовал ее до изнеможения, потери памяти и связи с реальностью. Из-за облака выглянула луна, ее сказочный туманно-желтый свет осветлил густую темноту ночи на их поляне. Максим отчетливо видел лицо девушки, ее глаза. Они звали, манили, затягивали в свою загадочную звездную глубину. И все так и произошло, свершилось по каким-то космическим законам, среди звезд, в невесомости. Макс услышал ее негромкий, какой-то внутренний стон.

— Боже! Только не это! Нет! — почти в ужасе прошептал он.

— Да! — снова услышал он.

И ее волшебные губы прижались к его губам.

— Ты — чудо, но я совсем ничего не понимаю, — шептал он. 

— И не надо, Макс. — Она впервые назвала его по имени. При звуках собственного имени он вздрогнул. Все происходящее было в высшей степени нереальным. Казалось, что все это происходит во сне и вовсе не с ним, а с кем-то другим. А тот, другой, кого она назвала по имени, не может носить его имя.

— Разве такое возможно? — удивляясь, спрашивал он.

— Наверное, — сомневаясь, отвечала она.

«Ну вот, мама, я низко пала в твоих глазах, — думала Маша, — а вот про свои глаза я еще не решила».

«Если бы кто-то сказал, что со мной может случиться такое, я бы не только ему не поверил, но еще бы пустил в ход кулаки», — подумал Максим, а вслух сказал:

— Знаешь, я не хочу уходить, не хочу расставаться. Давай побудем здесь хотя бы еще немного.

— Мы скоро замерзнем, хотя можно разжечь костер, — соглашаясь, предложила она.

— Костер?

— Да, мы ведь в лесу. Хорошо бы, если бы у… — она на секунду запнулась, но тут же продолжила: — у тебя были спички.

— У меня есть зажигалка.

— Ты куришь? — не зная зачем, спросила она.

— Нет, но вот если ты достанешь сигарету, я поднесу тебе зажигалку.

— Я не достану сигарету, потому что тоже не курю.

«Боже! О какой ерунде мы говорим! — думал Макс. — Произошло нечто невероятное, а мы говорим о сигаретах и спичках!»

— Ты умеешь разжигать костер? — поинтересовался он.

— О, я все умею! — с сожалением вздохнула она. — Для этого нужно просто встать, найти немного веток и поджечь их.

Вставая и поправляя одежду, она неловко задела рукой бусы. Тонкая нить, на которую они были нанизаны, порвалась, но сырые ягоды не соскользнули с нее.

— Ну вот! — вздохнула Маша. — Я порвала бусы.

— Бусы?

— Это не жемчуг и не кораллы, это обыкновенная рябина. Вот, — она протянула ему ягодку, а другую положила себе в рот, — попробуй.

— Горькая…

— Она еще не совсем спелая.

Они пошли собирать ветки, а бусы остались сиротливо лежать на куртке Максима. Скоро у одной из березок горел небольшой костер. Максим поднял бусы и куртку, накинул ее себе на плечи и сел на траву недалеко от костра.

— Садись ко мне на колени, — предложил он Маше.

Бусы, которые он держал в кулаке, мешали ему, поэтому он машинально положил их в карман куртки. Когда Маша села к нему на колени, он крепко обнял ее, прижал к себе, стараясь в своей куртке спрятать их двоих.

— А вот так мы не замерзнем? — шепнул он ей на ушко.

— Так мы не замерзнем, — согласилась она.

Он снова нашел ее губы. Теперь поцелуй был другой.

— От рябины твои губы горчат, — прошептал он.

— Горький поцелуй… — прошептала она.

«Горечь в том, что, не успев встретиться, мы скоро расстанемся, расстанемся, чтобы никогда не встретиться», — думала она, касаясь своей щекой его немного колючей щеки, вдыхая его запах.

«Так бы и сидел здесь всю жизнь. Почему так трудно с ней расстаться? Я знаю ее всего несколько часов, а кажется, что знаю всю жизнь», — думал он, прижимая ее к себе и слыша, как стучит ее сердце.

— А вон и обещанный звездопад, — заметил Макс и показал рукой на падающую звезду.

— Быстро загадай желание! — оживилась Маша.

«У меня есть одно желание: я хочу снова встретиться с тобой», — подумал он, следя взглядом за падающей звездой, а вслух спросил:

— Ты веришь, что звезда исполнит желание?

Задавая этот наивный вопрос, он с улыбкой смотрел ей в глаза.

— Конечно, если желание большое и искреннее, — ответила она вполне серьезно, — это же космос, а не какой-то там Дед Мороз, — пояснила она, посмотрев в начинающее светлеть небо. — Светает. Давай тушить костер.

— А как? У нас же нет воды.

— Ты не знаешь, как мужики в тайге тушат костер? — рассмеялась она. — Я отойду, а ты туши.

Маша отошла на край поляны, где начиналась тропинка, ведущая в поселок. Вскоре они медленно пошли по ней рядом. Они шли рядом, и оба понимали, что идут навстречу разлуке. Она уже незримо стояла между ними и не позволяла им даже взяться за руки.

— Если я завтра не улечу, мы встретимся? — спросил он, страшась этой неопределенности.

— Нет, завтра уеду я. Прощай, Макс! — посмотрев ему в глаза, она грустно улыбнулась.

И от этой ее улыбки, и от ее слов у Макса к горлу подступил комок, поэтому его последнее слово далось ему с трудом:

— Прощай!

Чтобы избежать других слов, Маша ускорила шаг и быстро свернула в свой переулок. Она уходила не оглядываясь. Минуту посмотрев ей вслед, Макс медленно пошел вниз по улице. Он шел неуверенно, будто заснув на той сказочной лесной поляне, он до сих пор еще не проснулся. Таким фантастическим и немыслимым было все произошедшее с ним. В гостинице Макс без сил рухнул на свою кровать.

«“Что это было?” — всплыли у него в подсознании слова Андрюхи. — Фата-моргана!» — ответил он себе.

Наталья Николаевна не спала всю ночь. Она как заведенная ходила по квартире, бессмысленно переставляла вещи с места на место и все время смотрела на телефон.

«Машка ни за что не позвонит, да и мобильный ее дома», — думала она, но все равно ждала звонка дочери.

Около двух ночи нервы ее не выдержали, а рука сама потянулась к телефону. От волнения она все время сбивалась, но наконец у нее получилось набрать нужный номер. В трубке она услышала сонный голос своей подруги, но, не слушая ее, почти закричала в трубку:

— Рая, представляешь, почти два часа ночи, а она все еще не вернулась!

— Большое спасибо, дорогая, что сообщила, который теперь час. Я, конечно, понимаю, что ты волнуешься, но не понимаю, что может случиться с твоей образцово-показательной Машкой.

— Рая, мы поругались! Я боюсь, что она вытворит что-нибудь… из ряда вон…

— А на месте Машки, — перебила ее подруга, — я бы давно что-нибудь вытворила, чтобы ты поняла, что она уже не ребенок. Хватит ее воспитывать и учить! Когда в семь лет ты стала учить ее вязать, я промолчала. Потом ты стала учить ее шить, готовить, засадила ее за пианино, потом заставила изучать компьютер, отправила в математическую школу, постоянно посылала на все олимпиады. Я тоже молчала, но мне было жалко Машку, потому что у нее не было детства. Она везде и всюду должна была соответствовать твоим представлениям об идеальном ребенке.

— Вы как сговорились с ней. — Наталья Николаевна вставила свою короткую реплику в гневную речь подруги.

— Нет, не сговорились, это ты сама виновата — нечего было будить меня в два часа ночи. Так что, извини…

— А я рада, что разбудила тебя. Ты открылась мне с другой стороны.

— А я не хотела открываться, я хотела тебе глаза раскрыть, хотя в два часа ночи они у всех нормальных людей закрыты. Давно надо было это сделать!