Злясь на себя и свою безалаберность, детский сад он нашел около десяти утра. Оставив машину в непосредственной близости от нужного ему объекта, Максим зашел на его территорию. Улыбнулся, услышав смех и крики детей. На детской площадке, оборудованной несколькими мини-аттракционами, Максим увидел небольшую группу детей и двух женщин.

— Молодой человек, — окликнула его одна из них, — мы можем вам помочь?

— Да, я хотел бы поговорить с заведующей или директором, не знаю, как теперь это называется, — сказал Максим.

Мелькнувшая было мысль расспросить этих женщин о Маше показалась ему несуразной.

— Если вы по поводу ребенка, то вы пришли вовремя, потому что Рогнеда Игоревна только сегодня после небольшого отпуска вышла на работу. Я провожу вас, пойдемте.

Максим не стал говорить ей о причине своего прихода, а просто пошел рядом. Зайдя в помещение, на несколько секунд остановился, ему показалось, что он вернулся в свое детство: запахи, звуки, обстановка — все было похоже. Увидев, что женщина, оглянувшись, ждет его, Максим поспешил присоединиться к ней. Поднявшись на второй этаж, они подошли к директорскому кабинету.

— Рогнеда Игоревна, я к вам папочку привела, — постучав, сообщила женщина в приоткрытую дверь.

От такого представления Максим несколько растерялся и недоуменно смотрел на директора.

— Проходите, — приветливо пригласила она, — сколько лет ребенку, у вас мальчик или девочка?

— Нет, простите, — смутился Максим, — я по другому вопросу.

— Я вас слушаю. — Приветливость в глазах женщины сменилась удивлением.

— Я ищу Машу Миронову. Вы не поможете мне? Она все еще работает у вас? Я знаю, что она работала у вас, и не только…

— Вы ищете Машеньку?! — К удивлению в ее голосе добавилась тревога.

— Да, я объясню… Дело в том, что… меня попросила об этом Наталья Николаевна…

— Ах вот как! Вы меня, признаться, напугали, я подумала, что с Машенькой что-нибудь случилось, — с облегчением вздохнула Рогнеда Игоревна. — Но дело в том, что они уехали.

— Как «уехали»? Куда?

— Они уехали домой, то есть к Наталье Николаевне.

— Они?

— Да, Маша с Мотей уехали около двух недель назад. А когда вы видели Наталью Николаевну?

Максим почти физически ощутил, как перед его носом захлопнулась дверь, в которую только что ушла Маша, а он оказался не в тупике, а в конечной точке своего маршрута. Глубокое разочарование, появившееся у него на лице, не осталось незамеченным Рогнедой Игоревной, которая очень внимательно, изучающее смотрела на Максима и ждала ответа.

— А, да, — очнулся Максим, — я виделся с Натальей Николаевной шестого июня.

— В день рождения Моти? — удивилась Рогнеда Игоревна.

— Маша вышла замуж?

— Молодой человек, я не уполномочена что-либо и кому-либо рассказывать о Маше, — строго сказала она и замолчала, продолжая изучать Максима, — но то, что у Маши есть сын, знают все. Мотя, то есть Матвей, — сын Маши.

— Сын?! — Удивленно и потерянно смотрел Максим на сидевшую перед ним красивую женщину и не верил своим ушам.

«О сыне я слышу впервые. Почему о нем ничего не сказала Наталья Николаевна, даже Игорь, наконец? Есть сын, значит, возможно, есть и муж? Отказала же она по какой-то причине Игорю?» — уйдя в себя, думал он.

— А что вас так удивило? — вернул его к действительности голос Рогнеды Игоревны. — Маша — замечательная мать!

— Нет-нет, ничего, спасибо вам большое, — поблагодарил Максим, боясь показаться навязчивым, — похоже, я, как всегда, опоздал! — разочарованно улыбнулся он и направился к двери.

— Максим, подождите, я могу показать вам последние фотографии Маши с сыном, — остановила его Рогнеда Игоревна. Она открыла ящик стола, за которым сидела, и достала из него две фотографии. — Вот, возьмите!

Максим взял их и принялся внимательно рассматривать. На первой фотографии Маша стояла на коленях рядом с малышом перед небольшим столиком, на котором стоял торт с одной свечкой. Судя по их надутым щекам, ее-то они и пытались задуть. На заднем плане виднелись какие-то люди, ажурная стена беседки. На второй фотографии, где Маша с мальчиком сидела в шезлонге, мальчик весело улыбался, а улыбка Маши была грустной.

— Спасибо. — Рассмотрев фотографии, Максим протянул их Рогнеде Игоревне.

— А вы можете оставить их себе, у меня есть еще! — улыбнулась она и как бы в доказательство своих слов приоткрыла ящик стола.

Еще раз поблагодарив, Макс вышел из кабинета. Словно в полусне он шел по коридорам, которые теперь не навевали воспоминаний детства, а напоминали запутанные проходы лабиринта. Максим вышел на улицу и, сев на первую попавшуюся на глаза скамейку, стал снова рассматривать фотографии.

«Я все время иду по твоим следам, но все время их теряю. Я узнаю о тебе все больше, а моя уверенность в целесообразности моих поисков становится все меньше. Что же мне делать?» — в мыслях обращался он к Маше.

То же самое, оставшись одна в кабинете, делала и Рогнеда Игоревна, только она говорила вслух:

— Машенька, ты прости меня, пожалуйста. Я вмешиваюсь в твою личную жизнь, но очень уж тоскливыми и потерянными были его глаза, когда он узнал, что вы уехали. Его глаза — это глаза нашего Моти. По ним я и узнала, что передо мной его отец. Я назвала его Максимом, а он даже не обратил на это внимания, видно, в расстройстве забыл, что не представился. А как странно получилось, что Лилия Викторовна назвала его папочкой! Сама не знаю зачем, я дала ему ваши фотографии…

Позвонив отцу, Максим сказал, что на работу не выйдет. Он не мог рассказать ему о том, что не просто расстроен, а почти убит результатами своих же трудов и собирается отлеживаться на диване, зализывая свои душевные раны как побитая собака. Не мог он сознаться отцу, который всю жизнь учил его быть мужчиной, в своей слабости.

«Уж лучше бы я не нашел ее, тогда бы у меня была хоть слабая, но надежда на то, что исполнится мое желание, которое я загадал», — думал он, лежа на диване и посматривая на фотографии, которые выставил на журнальном столике.

Максим вспоминал свою встречу с директором детского сада и что-то тревожило его.

— Максим! — услышал он голос матери, входящей в квартиру. — Ты дома?

— Максим?! Откуда она узнала, что меня зовут Максимом? Что же это такое делается: вся столица знает, как меня зовут!

— Максим, сынок, это же я! Я сама дала тебе такое имя. — Наталья Борисовна с недоумением и тревогой смотрела на сына.

— Мама, это я не тебе. Меня так назвала директор детского сада, но я ей при встрече не представился, я точно это помню!

— Так ты нашел этот сад?! — обрадовалась Наталья Борисовна.

— А я уже и не рад, что нашел, — честно сознался Максим. — Собственно, я нашел Машу, но тут же снова потерял, она все время ускользает от меня.

— Максим, кто это? — Как-то странно побледнев, Наталья Борисовна смотрела на фотографии.

— Это Маша и Мотя, то есть Матвей, ее сын.

— Сын? — Наталья Борисовна широко раскрытыми глазами по-прежнему смотрела на фотографии. — Макс, где альбом с твоими детскими фотографиями, который я сама оформляла?

Максим, ничего не понимая, поднялся с дивана и на книжной полке быстро нашел альбом, о котором говорила мать. Наталья Борисовна перевернула всего две его страницы и замерла, пораженная увиденным. Затем она вынула фотографию из альбома, взяла одну фотографию со стола и положила их рядом.

— Смотри! — волнуясь, потребовала она. — Ты ничего не видишь?

— Слушай, — обрадовался Максим, — а я еще думал, что где-то видел такую картинку! Почти один к одному, только мы с тобой задуваем свечу на фоне елки, а они — на фоне какой-то беседки.

— И все? Ты больше ничего не видишь? — по-прежнему волновалась Наталья Борисовна.

— Нет, как будто… ну, фотография у них цветная… — засомневался Максим.

— Я не о том! Какое здесь число отпечаталось на фотографии? Шестое июня? Значит, Моте исполнился годик шестого июня? Дай мне твой кулон! — приказала она. — Так, двадцать третье плюс неделя, сентябрь, октябрь… — волнуясь, считала она, загибая пальцы. — Девять! Все сходится! Макс! Мотя — твой сын! — радостно сообщила она.