Лиза и Тамара завидовали Машиной памяти, ее уму, успехам в учебе, но их отношение к Маше было по-прежнему надменным. Так же они посматривали и на ее руки, руки поломойки. Маша же рук своих не прятала, ей нечего было стыдиться, и маникюр она делала раз в неделю. К этому ее тоже приучила мама.

«Похоже, и это во мне укоренилось прочно и надолго», — думала Маша, разглядывая свои руки.

На левой руке у нее сверкали два колечка — подарки мамы. Одно она подарила Маше в день шестнадцатилетия, второе — в день совершеннолетия. На память.

«Я помню тебя, мамочка. Но я оказалась права: все у меня будет так, как было у тебя. Совсем скоро у меня будет ребенок, а мужа никакого у меня не будет. Только у тебя все было из-за любви, а у меня — по глупости. Что я хотела тебе доказать? Прежде всего что я такая же, как все. А потом то, что я вполне самостоятельна, чтобы принимать даже жизненно важные решения. Доказала… — размышляла Маша, оставшись в одиночестве в комнате. — Я все сделала, как хотела, но это не принесло мне радости. Не надо было, конечно, впадать в крайности и все делать по максимуму. Тогда я не могла об этом думать. Оказывается, чувства не в ладах с разумом. Я до сих пор не поняла, были ли там чувства. Что это было вообще? Поздно об этом думать и теперь. Теперь надо думать о ребенке. Мне почему-то кажется, что у меня будет мальчик. Нет, просто я так хочу. Скоро у меня будет мальчик, которого я тоже получила на память. На долгую память о танце, о безрассудстве, о единственном мужчине в моей жизни. Я сама его выбрала, самого лучшего. Он даже существует где-то рядом. Конечно, он давно забыл сумасшедшую девчонку из маленького горного поселка. А я почему-то до сих пор помню его глаза, его руки. Интересно, есть ли у людей тактильная память? Но я помню его даже кожей…»

Лиза и Тамара на новогодние праздники уехали домой, поэтому Новый год Маша встречала в комнате одна. Она купила большую упаковку сока и маленький тортик. В новогоднюю полночь Маша загадала желание:

— Чтобы этот Новый год был единственным, встреченным мной в одиночестве…

Маша не звонила. Не звонила уже больше двух месяцев. Наталья Николаевна не хотела думать о том, что потеряла дочь навсегда.

«Перебесится, успокоится и позвонит», — утешала она себя.

Впервые за восемнадцать лет она встречала Новый год одна. Конечно, ее верная подруга звала ее к себе, но Наталья Николаевна отказалась наотрез.

— И ты спрашиваешь, в кого Машка такая упрямая? — возмущалась Раиса Васильевна по телефону. — Так в тебя же! Я теперь это знаю совершенно точно!

— Рая, я не упрямая, а тактичная. Вы же будете встречать Новый год своей семьей. При чем здесь я? Это же семейный праздник.

— Подруга, ты упряма, как сто ослов! Мы с тобой уже давно одна семья! Почему я должна тебя в этом убеждать? — горячилась Раиса Васильевна.

— Рая, не надо меня убеждать. Я останусь одна и буду пожинать плоды трудов своих. И не уговаривай меня, пожалуйста!

— Еще не родился тот упрямый, который тебя переупрямит! С наступающим тебя! — Раиса Васильевна «поцеловала» подругу и положила трубку.

В новогоднюю ночь Наталья Николаевна сидела перед телевизором за кое-как накрытым столом и в сотый раз перечитывала поздравительную телеграмму от дочери: «Мамочка поздравляю Новым годом Счастья здоровья меня все хорошо Целую Маша».

Не думая, почти автоматически она исправила текст телеграммы: вставила знаки препинания и пропущенные предлоги.

«Вот бы и в жизни так: взять в руки красный карандаш и быстро все исправить. Хотя я даже не знаю, что бы я хотела исправить. Я бы ничего не исправляла, за исключением последнего Машкиного вечера дома. Надо было силой удержать ее. Закрыть на замок, замуровать!» — думала Наталья Николаевна, рассматривая расцвеченный красным текст телеграммы и горько, тяжело вздыхая.

Дочь так и не сообщила ей своего адреса. Обращаться в деканат Наталья Николаевна не хотела. Зачем привлекать внимание к дочери? Не хотела она тем самым обвинять свою дочь в черствости.

«Нет, она не черствая, девочка моя, она глупая и упрямая!» — с такой мыслью и уснула Наталья Николаевна в новогоднюю ночь.

Утром ее разбудил телефонный звонок.

— Спишь? С Новым годом, подруга! Выгляни в окно! Там сказочный снег! Такой снег бывает, наверное, в раю, если он там вообще бывает. И ставь скорее чайник, — распорядилась Раиса Васильевна, — я уже иду! А то ты так и проведешь весь праздник в постели, — безапелляционно заявила она, потому что была уверена в своей правоте и потому что слишком хорошо знала свою подругу.

Наталья Николаевна тоже знала подругу, знала, что слова у нее никогда не расходятся с делом, поэтому быстро поднялась с постели. По всегдашней привычке старательно убрала спальню и занялась собой. До прихода ранней гостьи успела привести себя в надлежащий порядок: надела красивое платье, сделала легкий макияж, заколола волосы.

Чайник закипел на плите, когда Раиса Васильевна ворвалась в квартиру. Настроение, эмоции выплескивались у нее через край, как вода в только что закипевшем чайнике.

— Наташка! Я поздравляю тебя с наступившим Новым годом! Желаю, чтобы все твои мечты сбылись! И прими, пожалуйста, этот скромный подарок. — Она протянула большой сверток. — Разворачивай!

Наталье Николаевне под таким напором пришлось просто подчиниться. Она отклеила яркий бант и пыталась найти полоску скотча, которая склеивала концы упаковочной бумаги.

— Ну до чего же ты правильная! Да порви ты эту упаковку! — Раиса Васильевна выхватила из рук подруги свой подарок и в два счета расправилась с упаковкой.

Наталья Николаевна увидела набор сковородок и огромную шоколадку.

— Спасибо, дорогая. — Наталья Николаевна с недоумением смотрела на подарок.

— Ты опять ничего не поняла! Шоколад тебе для настроения, сковородки — тоже, — изрекла Раиса Васильевна, стараясь быть убедительной.

— Мне их грызть? — усмехнулась Наталья Николаевна.

— Нет, на них ты будешь жарить яичницу, рыбу, котлеты. Все это не будет прилипать к сковородке и будет красиво выглядеть. Я же помню, как ты всегда огорчаешься, когда портится внешний вид твоего кулинарного шедевра, — притушив эмоции, объяснила Раиса Васильевна.

— Да, тут ты, пожалуй, права, — согласилась Наталья Николаевна. — Но зачем так много? Я же теперь одна, поэтому достаточно было и одной сковородки. — Наталья Николаевна сама посыпала соль на рану.

— Ну не всегда же ты будешь одна. Вернется Машка, выйдет замуж, появятся внуки! Я все продумала! — заявила Раиса Васильевна.

— Да, она вернется… Вот, читай! — Наталья Николаевна протянула подруге Машину телеграмму.

— Ну и что? Обычная телеграмма. Тут и ее, и твой характер высвечивают неоновыми буквами. Знаешь, как на табло?

— Мой? «Как на табло»? — удивилась Наталья Николаевна.

— Твой! А что, не видно? Кто уже успел внести исправления? Вот такая ты во всем!

— Какая?

— Правильная! Я бы тоже от тебя сбежала! — неожиданно выпалила Раиса Васильевна. — Ой, прости! — Она зажала рот рукой, заметив, как изменилась в лице ее лучшая подруга.

— Ладно, не будем ругаться в праздник. Я ведь знаю, что ты не со зла, — вздохнула Наталья Николаевна. — Чай, кофе?

— А шампанское ты хоть вчера открыла? — спросила Раиса Васильевна, оглядывая остатки праздничного стола.

— Конечно, не открыла! Что мне было праздновать?

— А вот и надо было загадать желание и выпить за скорую встречу с дочерью! Открывай, дорогая, шампанское! Будем наверстывать упущенное! — распорядилась Раиса Васильевна.

— С утра?! Шампанское?!

— Вот! В этом вся твоя беда! Ты правильная, непогрешимая, как прямая! Нет, как отрезок, потому что у тебя все отмерено, все взвешено, есть конец и есть начало.

— Не знала, что ты еще и в математике разбираешься, — заметила Наталья Николаевна.

— Не в математике, а в жизни я разбираюсь! — Раиса Васильевна села на диван. — И ты присядь, раз разговор начали, — предложила она подруге. — Расскажу тебе жизненную историю. Однажды я нос к носу столкнулась в школьном туалете со своей любимой ученицей. Я немного смутилась, а у нее в глазах был почти ужас. Не страх, а именно крайнее изумление. Она тогда училась в пятом классе. А в прошлом году на выпускном вечере я решилась спросить у нее об этом.