Я прошёл этот путь лишь на три четверти, прежде чем достиг своего предела, но я — основание. Фундамент, на котором ты несомненно выстроишь куда более высокое и прочное здание. Модуль содержит весь необходимый набор шаблонов для выживания и развития, закрепления изученного и передачи грядущим поколениям.

Главное — не опускайся на четвереньки, не уподобляйся тем, что были до тебя, не пробуй сырое, не делай, не думая, не позволяй себя убить, не дай себя победить. Ты сможешь, потомок, ты справишься.

Одно лишь добавлю перед началом твоего пути — забудь про игрушки! Забудь про помощников, делающих что-либо вместо тебя! Забудь про машины, думающие вместо тебя! Мы уже выяснили, что это тупиковый путь, он приведёт тебя лишь к большей зависимости, к полной несамостоятельности. Сам, потомок, всё сам. Не повторяй моих — наших — ошибок!

Финальная точка достижений — юнан, осмотрись в их поисках. Твоя задача — продвинуться хотя бы на шаг дальше, перешагнуть их и найти новое решение.

Справишься?»

Человечек под кожей снова обратился шестёркой сомкнутых треугольников, а плечо защекотало. Он, не двигаясь, аккуратно скосил глаза, уставился в упор на небольшую сизую птичку, безбоязненно чистящую пёрышки, поглядывающую на него шальным взглядом.

— Вот это наглость, — восхитился он.

Птичку как ветром сдуло! В какой-то момент она превратилась будто в вуалехвоста — с длиннющим шлейфом по пути движения, расщепилась сразу на пять параллельных искр, порскнувших в разные стороны. Кто в пол, кто в потолок и стены — и лишь одна из них вылетела наружу, в угнетающе яркое белое сияние.

Пять птичек, а наружу вылетела только одна. Обманка? Прощупывание вероятностей?

— Эндемики, хах? — он шевельнул правым уголком рта. — Не припомню такое чудо на матушке-Земле.

Поднялся на ноги.

— Вода.

Тату мгновенно зашевелилось, превращаясь в плавные обводы не то рыбки, не то знака бесконечности — родного брата того символа, что висел на лбу каменного балбеса… И на его груди.

Периферийное зрение уловило какое-то движение, и он повернулся к уже знакомой стене. В этот раз решил рассмотреть повнимательнее.

Да, несмотря на грубость конструкции, это всё же дело рук человеческих — слишком прямо, слишком ровно. В природе нет прямых линий, прямых углов, чистого чёрного или чистого белого, неразбавленных запахов или вкусов…

А тут под относительно ровной стенкой высечен прямой водоотводящий жёлоб, ведущий к круглой ямке в скале. Из-под воды мерцал знакомый символ «рыбки», и он коснулся стены — полуразмытые контуры тут же налились контрастом и зримой толщиной, а вода будто активнее заструилась вниз по камню.

— Игровая условность? — усмехнулся он, касаясь родного брата символа со стены на руке и возвращая привычный «цветочек». — Значит, я в виртуальной реальности?

По плечам шибануло сырым ветром, и он весь покрылся мурашками, обхватил себя, тщетно пытаясь согреться. Нет, в его время технологий такого уровня не существовало и близко.

«Но тогда что это за…»

Он зашагал к сиянию, одновременно ожидая и страшась увидеть там нечто такое, такое…

Сияние сменилось насыщенным зелёным, сырым воздухом, травой и почти оглушающей симфонией живой сельвы. Птицы, насекомые, рычание хищников и крики их жертв, ветер в ветвях и шуршание в траве…

«Вельми прискорбно» — вздохнул он. Сложно сказать, чего он ожидал. То ли геодезического купола над заказником, то ли табличек и облагороженных дорожек в парке, то ли грызущих небо какофоний стали, стекла и бетона на горизонте… Ничего.

Бело-голубой купол над головой, никогда не знавший аэрозолей и озоновых дыр, полное отсутствие любых индустриальных звуков в фоне. Он сходил в пещеру и вернулся обратно с острым обломком кремня — какое-никакое а оружие. Выбрал дерево пожирнее да повыше, поспокойнее, без местных муравелов и гадов ползучих. Поплевал на ладони, приложил руки к коре, высчитывая время.

Будь дома — полез бы, не раздумывая! Ну а что такого. Чай не Австралия, которая по сути местный филиал Ада, и каждая букашка-таракашка жаждет тебя угробить, расчленить и сожрать. Дома на сосны взлетал как пешком — зацепился, подтянулся, прыгнул, простейший цикл.

А тут вот сработала чуйка. Спустя две минуты ладони защипало, и он, почти без удивления уставился на покрасневшую кожу. Знал откуда-то, знал, что ещё минутка-другая, и краснота медленно превратится в волдыри, а чуть позже и в некроз тканей. Какой-то интересный яд, антидота от которого он так и не сумел сыскать. Потому-то никто по местному анчару и не лазил.

И он не полезет.

«Сжечь бы его надо, — равнодушно констатировал он. — Или нет? Дрянь такую под боком держать как-то не есть гут. А если спилю и сожгу? Да, да, понимаю — и сам потравлюсь, и лес вокруг, и… В гости постучится кто-нибудь, кому не по нутру наше трогательное соседство».

Пришлось выбирать деревце попроще. Тут уже и насекомых хватало, и рептилий, греющихся на удивительно обыкновенном земном солнышке. Дерево легко расставалось с целыми пластами пряно пахнущей коры, чем-то напоминая эвкалипт, но ветки, вроде бы, не сбрасывало, вес держало хорошо, а что-то в составе коры, похоже, служило этаким транквилизатором для местных агрессоров. Во всяком случае, за полчаса, что он карабкался к присмотренной уже развилке толстых ветвей, в драку пришлось вступать всего трижды, и каждый раз это были местные варианты змей.

Сто метров выше местного уровня моря, миролюбивый настрой, сыплющаяся вниз сухая ароматная кора — похоже, вполне пригодная для растопки. Если, конечно, он найдёт палочку… Или как там говорил голос из туториала? Струну с передаточным числом?

Живём? Живём?

Он окинул взглядом громоздящийся насколько хватало глаз лес-сельву — глухой, сплошной, без перерывов даже на крупные водотоки, примерно одного уровня, одной высоты. Вздохнул:

— Жи… Ай! Кто дерётся?

Он бросил взгляд на ветку повыше, но там никого не было. Никого. Только играющие блики солнца, только тени…

Одна лишь тень оставалась неподвижной — небольшое пятнышко, что и не разглядишь, если не знать, куда смотреть.

Он замер, затаил дыхание, неосознанно сжимая пальцами стукнувший по макушке плод — нечто похожее на мандарин, если бы не твердокаменная оболочка.

Спустя пять минут тень позволила себе шевельнуться. Двинулась влево-вправо, и он с неким злорадным изумлением уставился в мордочку угольно-чёрной белке — ну, или её подобию — буквально выползшей из собственной тени.

— Ты дерёшься? — строго спросил он.

«Белка» цокнула. Покосилась на плод в его руках.

— Обронила?

«Белка» снова цокнула.

— Держи.

Он переместил «мандарин» на ладонь — от жары пальцы взмокли, но ни аллергической реакции, ни покраснения, ни жжения не заметил. Может быть, эта дрянь даже съедобная? Протянул ладонь зверьку.

Тот двумя лапками закрепил плод между чешуек дерева, этак хитро надкусил — и заработал резцами, профессионально освобождая от кожуры. Минута буквально — и готово. Шесть долек, неуловимо похожих на грецкие орехи — определённо «белке» этого более, чем достачно. Она спрятала по штуке за каждую щёку в духе хомяков, и…

Исчезла. Вернее, снова спряталась в собственной тени. Нипочём не заметишь. Ни за что… Если не принимать во внимание аппетитный хруст и чавканье, конечно.

Желудок, будто ожидая конкретно этого момента, выдал китовое соло. Он сглотнул.

«Попробую крохотный кусочек, — пообещал себе он. — Если вдруг отрава, то просто плюну и поищу что-нибудь съестное».

Он протянул ладонь, и тут же отдёрнул, расслышав угрожающее цоканье — похоже, «белка» управилась с первым блюдом и настаивала на добавке. Забрав ещё парочку «орехов», она снова спряталась в тени, а он решил не тянуть, и, отщипнув чуть-чуть, закинул в рот, тщательно разжевал…

Орех как он есть. Ну, от «белок» ничего другого ожидать не стоило. Даже если они чёрные и способны превращаться в плоскую черноту. Вкусно, питательно… Язык не защипало, во рту не начало «вязать». Значит, вполне съедобно? Осталось выждать срок, пока находку не обработает желудок.