Там должны быть спутники! Хотя бы хлам, создающий сферу Кесслера! Если это не просто камни — я докажу, что здесь когда-то жили разумные! Увлёкшись этим, я бежал вперёд, хлопая и хлопая по стволам деревьев, собирая замкнутый контур…

И повалился наземь. Нога под коленом колола адски, и это работа вовсе не световолка. Те предпочитали работать по-змеиному, прошибая кожу аккуратной парой дырочек и не более того. Здесь же…

В глазах помутнело, во рту поселился отчётливый привкус дверной ручки, и я на автомате хлопнул по предплечью, выбрал единственный доступный символ юнан из виты — кровеостанавливающий. Всё останавливающий. Сознание тут же очистилось — оказалось, что мир не мутнел, не гас. Всего лишь вечер, почему-то завалившийся на планету в обход всех распланированных графиков, окутавший доступный мне пятачок паскудными сумерками.

И в сумерках этих резвились какие-то твари. Непонятные, недоступные. Глаза врали, не ухватывали их в фокус зрения — всякая попытка сконцентрироваться, увидеть врага оканчивалась мерзкими цветными пятнами. Будто попытка вглядеться в темноту напрямую. Бесполезно. Палочки-колбочки периферийного зрения могут уловить картинку и при худших условиях, чем взгляд в упор, а стоит лишь повернуться — что увидишь? Здесь всё ровно так же: твари резвились, ухватываемые боковым, между делом подметали деревья и снующих туда-сюда «белок» — и кружили, кружили…

Мне нужны бинты, коагулянт, антидот и противостолбнячная сыворотка. Ерунда, доступная к приобретению в первой же попавшейся аптеке, здесь превратилась в непомерную роскошь. И пока не появится хоть какой-то замены, снимать «заморозку» никак нельзя — истеку кровью, сгорю в лихорадке, изойду пеной.

— Сволочи вы, — душевно сообщил я тварям. — И что мне теперь делать?

Твари продолжали резвиться в сумраке, не отвечая. Им-то вполне доступны планы на будущее. Загнать этого прямоходящего, запинать толпой, слопать самое сладкое мяско — парное, дымящееся, пахнущее ещё адреналином и болью.

Не выдержав, одна расплывчатая гадина бросилась на меня — и тут же наткнулась на собравшийся между пальцев пиро. Вспышка, вой, запах гари.

— Кушай, дрянь, — пригласил я.

И тут же с криком повалился наземь.

Говори после этого, что хищники сельвы безмозглые. Возможно, отработанный механизм, возможно, удачная импровизация — но пока я отвлекался на одного из стаи, остальные успешно пробрались в тыл. Короткий рывок сзади — и сухожилия левой ноги подрезаны аналогично правой, даже Уроборос не спасёт.

— Не получится, — всё же «бесконечность» зафиксировала хлещущую рану, избавила от головной боли по поводу микрофлоры нападавших. Потом справлюсь. Додумаю, изобрету, соображу! Если будет хоть какое-то «потом». — Вы не на того нарвались, сволочи.

Пиро чуть ли не одномоментно закрыли периметр вокруг меня, ярко засветились оранжевым, разгоняющим полумрак, и нечто расплывчатое, прыгнув со всего маху, покатилось назад, оглашая окрестности протестующим визгом и вонью палёной шерсти.

Нужно вернуться назад в пещеру. Там враги только с одной стороны, можно не беспокоиться за спину!

Только вот…

Некуда бежать. Пути отступления в любую сторону перекрыты. Разве что подпрыгнуть и улететь? Или закопаться в землю?

— Ай! — сухожилия правой ноги срезало, как бритвой, и я повалился на землю. Пиро засверкали почти болезненно ярко, намекая на что-то, но я уже не успевал. Никак не успевал.

Прыжок, рычание.

Последнее, что успело зафиксировать сознание — это распахнутые белоснежные, бритвенно-острые челюсти — пожалуй, единственное, что я сумел рассмотреть в портрете врагов.

Сознание померкло, из многочисленных ран хлынула кровь… И я, будто со стороны, слышал крики заживо пожираемого себя, хруст костей, бульканье вырывающейся, но более не сдерживаемой крови…

* * *

Может, это просто галлюцинации. Сон перед рассветом, когда из-за полностью угасшего разума веришь в любой бред. Может, нашёптанные вселенной перспективы жизни — и формирующийся в утробе младенец рождается, не ожидая от будущего ровным счётом ничего хорошего.

А я ожидал?

Да блин, если предельно честно — то просто выживал. Старался. Но архангелы не встречают, не зачитывают по книжке список моих прегрешений, не пытаются бить по самооценке потенциального обитателя ада. Значит, я жив?

Пусть темнота и пустота слабо напоминают настоящее — быть может, мы все торчим в темноте и пустоте, лишь убеждая себя в настоящести мира, создаём сервера с возможностью делиться выдумками, а в итоге… Загибаемся от онкологии? От нарушений в работе эндокринки? От банального цирроза или пьяных кретинов за рулём баварских дебиловозок?

Колокольчик не позвонил нигде. Значит, совпадений нет? Значит, я не болел, не сошёл на ноль, не размазался по асфальту тонким слоем дерьма и сала? Я…

Темнота выпускала меня однажды навстречу аммиачному дождю, хлорному туману и сумрачным тварям. Значит, мой прилично выглядящий труп кто-то доставил сюда? Кто-то потрудился как следует, оживляя бездыханные мощи.

И вот я второй раз здесь. Всё ещё мыслящий, но не слышащий больше переговоров снаружи, неспособный пошевелиться, вдохнуть или хотя бы почесать нос.

Кем бы ни была девушка, она полностью права. Нельзя меня в джунгли. Городской житель не сможет выжить, дай ему хоть десять юнан на все случаи жизни. Вот и я не смог.

А девушка ушла.

Сердце больно кольнуло — почти так же, как однажды от укуса световолка, как от режущих челюстей сумрачных гиен. Чуть выше и правее колотящего обычно, а сейчас спящего мотора.

Не бьётся? Какие-то беды с сердцем? Вот как я здесь оказался?

Инфаркт? — сердце рассыпалось обломками. Инсульты? — в основание черепа вонзилась ледяная игла, и лицо онемело. Недостаточность, ишемия — и стоящий мотор стянуло кольцами судороги-страха.

Смолкло. Значит, не моё? Не так и неправда?

«Хватит, — приказал себе я. — Мне дали шанс пожить. Задаваться вопросом, взамен чего и из какой глубины задницы меня вытянули, считаю невежливым».

Нужно просто проснуться. Отчитаться о загубленной партии «выживастика» в чужом мире. А дальше? Не знаю. Может, потребую вернуть обратно. Может, попрошусь на новый круг «выживача». Самое главное — чтобы не тьма и барокамера. Не могу я без впечатлений, даже виртуальных. Депривация сводит с ума и шепчет, что пуля в висок — решение не из худших.

А сознание не остановить. Яды, бьющие по сердцу, болезни, неудачные стечения обстоятельств! Что-то из этого должно вызвать хоть какие-то реакции. Хотя бы узнавание. Хотя бы… Да не могли же меня просто зарезать в уличной драке! Я себя совсем тогда уважать перестану.

Перестану же, да?

В этой истории конкретно я смотрю на мир от первого лица. Следовательно, история обо мне, я главный герой. А главгерои застрахованы от чуши такого калибра сценарной бронёй! Нет, должно быть что-то лучшее, интересное, правильное!

В сердце кольнуло ледяной сталью, ткани завопили от боли, когда отточенное лезвие распахало их вглубь. Крови не было, было лишь изумление — в моих глазах и в глазах напротив — зелёных, бездонных, бесконечно печальных, но перепуганных сейчас.

— Ты что… — выдавило пересохшее горло.

А над головой загудело, зашумело, засвистело — и темнота схлынула, как зловонные помои, освобождая место слепящему свету. Под крестец что-то сильно стукнуло, и я сделал несколько шагов вперёд.

За спиной загрохотало, и я, обернувшись, смог лишь увидеть заподлицо со скалой подогнанную дверь — ни трещин, ни прямоугольника, ничего лишнего.

«Вы желаете уничтожить память? — услужливо поинтересовался цветочек на предплечье. — Это увеличит КПД каждого выживания».

Значит, он может не только перекидываться из фигуры в фигуру? Забавно. Нет уж. Я хочу помнить. И сумрачных сволочей я тоже к стенке поставлю, дай только срок! Справлюсь.

Я — справлюсь.

Лишь бы не режущий холод внутри, не вставшее сердце и барокамера во тьме.

Пик. Пик. Пи-и-и-ик.